Я и мое отражение

Волосы тетушки были приглажены щеткой так, что почти прилипли к голове. Сухая пергаментная кожа плотно обтягивала череп, глубокие морщины прорыли в ней каналы и траншеи.
Глаза ушли в темные ямы, выкопанные бессонницей. Бледные, бескровные губы были плотно сжаты.
– Это вы? – спросила я, невольно привстав.
Незнакомка посмотрела на меня и равнодушно ответила:
– Это я.
Я снова рухнула в кресло.
– Что с вами? – спросила я. – Вы заболели?
– Нет, – ответила тетушка все тем же холодным безжизненным тоном. – Я выздоровела.
Я поежилась.
В этой женщине не было ничего человеческого. Если бы она начала орать, топать ногами, грозить, то я все равно бы так не испугалась. Я даже ожидала хорошей взбучки. Но ничего подобного и вообразить себе не могла.
Минуту женщина рассматривала меня. Потом раскрыла рот и спросила:
– Это правда?
– Что? – ответила я почему-то шепотом.
– То, что он велел меня убить?
Я снова поежилась и промолчала. А что тут говорить? Флакона в бачке нет, значит, тетушка все знает!
– Выходит, правда, – сказала старая женщина, сидевшая напротив меня.
– А вы ожидали, что я вам совру? – спросила я, не поднимая глаза.
– Да нет, – ответила неузнаваемая тетушка. – Если бы ты соврала, я бы тебе не поверила. Я уже давно его подозревала, только не хотела верить. А сейчас заставила себя взглянуть правде в глаза.
Я быстро посмотрела в ее застывшее лицо.
– Знаешь, это довольно неприятное ощущение, – задумчиво поделилась тетушка. – Примерно то же самое, что заглянуть в глаза Медузе. Мгновенно превращаешься в камень.
С этим спорить было трудно. Женщина, пришедшая в мою комнату, выглядела неживой. Точнее слово трудно и подобрать.
– Ладно, – сказала тетушка. – Это эмоции.
Она сложила на коленях руки, на которых сейчас не было никаких украшений. Руки выглядели так, как и должны выглядеть руки столетней старухи. Мягко говоря, не эстетично выглядели.
– Ты уже поняла, что держать тебя взаперти я не стану.
– Поняла, – ответила я.
– Можешь делать все, что хочешь, – равнодушно сказала тетушка. – Хочешь, признавайся, не хочешь, не признавайся… Это теперь уже не имеет никакого значения. В городе прекрасно знают, как относиться к твоим откровениям.
– И это я уже поняла.
– Я очень рада, – сказала тетушка.
Я снова посмотрела на нее. Эта женщина не умела радоваться, она просто не знала, что означает это слово.
Тетушка поднялась на ноги. Пошатнулась и судорожно ухватилась за спинку кресла.
Я невольно вскочила с места. Подбежала к ней и подхватила тетушку под локоть.
Тетушка меня отстранила. Развернулась и направилась к двери, держа голову высоко поднятой.
Не знаю, что она хотела мне продемонстрировать. И вообще, хотела ли что-то продемонстрировать? Скорее всего, нет.
Наверное, она и сама не поняла, зачем ко мне приходила. Когда человеку невыносимо больно, он невольно тянется к другим людям. Даже если они ничем не могут ему помочь.
Что ж, хоть какое-то человеческое чувство…
Не знаю почему, но мне было жаль эту женщину. Жаль человека, который собирался меня убить! Глупо, конечно. Я и сама это знаю.
Наверное, сработала женская солидарность. Я частенько оказывалась в идиотском положении, «благодаря» своим немногочисленным поклонникам. Правда, ни один из них не замышлял меня убить.
Да и сама я ни к кому не питала таких болезненных чувств, которые испытывала Елена Борисовна к своему мужу.
Какая все-таки страшная вещь – любовь! Как легко она может разрушить и переломать любого, самого сильного человека! Как легко она сводит с ума самую разумную, самую сдержанную, самую циничную женщину!
Помните, как сказано у Пушкина?
Не дай мне бог сойти с ума,
уж лучше посох и сума.
Вот именно.
Поэтому я опустилась на колени и смиренно поблагодарила бога за то, что он не лишил меня разума.
Сейчас это единственное, что может меня спасти.
Сон ко мне не шел.
Оно и понятно: я проспала почти целые сутки, организм не успевает перестраивать свой биологический ритм!
 
Я ворочалась на постели и обдумывала план следующих действий.
Мне нужно связаться с Виктором. Хотя бы для того, чтобы рассказать ему свою историю. Он не житель этого города (к счастью для меня!), поэтому есть маленькая надежда, что мне поверит.
Хорошо. Предположим, что он мне поверил. Что дальше?
А дальше, дальше…
Я заворочалась. Повернулась на спину и уставилась в потолок.
О! Он может написать заявление о моей пропаже! Не здесь, конечно, а в Москве… И сообщить, что меня насильно вывезли в этот проклятый город!
Шанс, конечно, слабый. Но все-таки это шанс!
Теперь второй вопрос. Как мне с ним связаться?
Мой мобильник отпадает сразу, так же, как городской телефон. Откуда я могу позвонить незаметно?
Я присела на постели и включила ночник. Сна не было ни в одном глазу.
Откуда позвонить – вот в чем вопрос…
«Будем логичны! – призвала я сама себя. – За мной по пятам таскаются два здоровенных лба. Мне, что, попросить их отойти, пока я буду говорить по таксофону? Представляю, как они будут ржать!»
Нет, так не годится. Я должна хотя бы на пять минут остаться одна.
Как? Где есть такое место, куда вход моим тюремщикам заказан?
– А ведь есть такое место! – сказала я вслух.
Стукнула кулаками по одеялу и радостно повторила:
– Есть!
И тут же испуганно оглянулась: не подслушивает ли кто?
Но в комнате никого кроме меня не было, в коридоре царила сонная тишина.
Я вылезла из кровати и пошла в гардеробную. Открыла дверь ванной комнаты, вошла в нее и уселась на привычное место: опущенную крышку унитаза.
Вот именно! Женский туалет – вот место, в которое вход моим церберам заказан! Именно там я могу недолго побыть одна!
Но это не снимает второй проблемы: где взять телефон. Сомневаюсь, что в туалетах даже такого комфортабельного города, как этот, висят таксофоны. Предположим, осталась я одна, и что дальше? Наверняка мой мобильник стоит на контроле! Тетка ежедневно проверяет, кому я с него звонила, и светить номер Виктора мне никак нельзя.
Мне нельзя светить и самого Виктора. Значит, встречаться с ним я должна как-то незаметно.
Как?..
Тут я сердито стукнула себя по голове.
Спокойно, Лерка, спокойно! Сначала реши одну проблему, потом хватайся за вторую!
Место, откуда я могу позвонить, найдено. Осталось найти конспиративный телефон…
Купить, что ли? Какой в этом смысл? Церберы не отстают от меня ни на шаг!
Я почесала нос.
Ладно. Купить телефон я не могу. Но вполне могу его попросить! У кого? Неважно! У любого случайного человека! Хотя бы у женщины, оказавшейся вместе со мной в туалете!
Тепло, тепло, почти горячо…
Я крепко вцепилась пальцами в ободок крышки.
Это шанс. Опять-таки очень непрочный, но все же шанс. В моем положении и этим брезговать нельзя, нужно цепляться за любую соломинку. И вообще, Лерка, вспомни басню про двух лягушек, попавших в сметану!
Одна решила, что положение безнадежное, сложила лапки и благополучно захлебнулась.
А вторая беспрерывно работала ножками, хотя четкого плана не имела. И что? Сбила сметану в крепкое масло и выбралась из горшка!
Очень правильная басня. Никогда нельзя отчаиваться. Нужно работать хотя бы конечностями, если в голове в данный момент пусто.
Так я и сделаю.
Я поднялась с унитаза и вернулась в комнату. Откинула край одеяла, собралась нырнуть под него. И тут до моего слуха донесся чей-то приглушенный возглас.
Голос Елены Борисовны. Его я ни с кем не перепутаю.
Я застыла на месте. Интересно, что происходит в комнате тетушки? С чего это она раскричалась?
Я на цыпочках подобралась к двери и припала к ней ухом.
Тишина.
Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор, как пугливая домашняя кошка. Пусто. Но я же слышала тетушкин возглас!