Любовь в награду

– Нынешняя прислуга ленива и непокорна. И поскольку я попросил прислать мне несколько вещиц, которые представляют для меня ценность, – серебро и фарфор, к примеру, – меня стало тревожить воровство. Разумеется, хороших слуг всегда трудно найти, особенно для такого хозяина, как я. Я многого жду от них и мало на что надеюсь, знакомясь с ними. Какие качества помогут вам добиться от прислуги преданности и хорошей работы и почему вы считаете, что сможете оправдать мои ожидания?
Элайза не произнесла этого вслух, но про себя дополнила его предложение словами: «…Там, откуда люди уходят с рыданиями». Такого хозяина, как он? Без сомнения, мир не вынесет еще одного такого человека.
Она глубоко вздохнула:
– Я преподавала в классах, полных непослушных детей с самыми разными характерами, и знаю, как заставить их учиться и полюбить учебу. Я знаю заботы домашней прислуги, знаю поведение этих людей и готова разговаривать с ними и ими управлять. Я на себе испытала определенные… скажем, трудности работы экономкой и могу приспособиться. Я безупречно организованна. Ко всему прочему, у меня хорошо работает голова. И я ничего не боюсь.
«Кроме вас», – добавила она мысленно.
Она только что бессовестно солгала человеку, который утверждает, что не выносит лжи.
Элайза подозревала, что лорд Ла Вей именно так смотрит на мужчин, прежде чем принять решение, стоит ли проткнуть их насквозь. На его лице застыло сдержанно заинтересованное, сосредоточенное выражение. Для него она не женщина, а проблема, которую надо изучить, код, который надо расшифровать, решение, которое надо принять спокойно и взвешенно. Ее тщеславие может сразу же быть задето.
Но сейчас для нее ничто не имеет значения, даже то, как поступит лорд Ла Вей.
– Вы можете занять эту должность с испытательным сроком в две недели, миссис Фонтейн, – лениво проговорил принц. – Приступайте к работе.
Элайза застыла. А потом почти невыносимое облегчение обдало жаром ее лицо, затуманило ей зрение. В одно благословенное мгновение бесконечно более безопасная и мягкая версия этого человека проплыла перед ее глазами.
Придвинув к себе один из смятых, а затем расправленных листков на столе, принц стал изучать его, а про нее как будто забыл.
Элайза высвободила руки из напряженного узла и рассеянно провела влажными ладонями по юбке, прежде чем снова сжать их.
Она была горда тем, что ее голос зазвучал чисто и спокойно:
– Благодарю вас. Вы не пожалеете о своем решении, лорд Ла Вей.
– У меня редко бывают причины сожалеть о своих решениях. – Он произнес эти слова холодно, почти рассеянно, глядя на корреспонденцию, а не на нее. На сей раз он был снисходителен к своей рабыне. – Вы можете идти, миссис Фонтейн.
Вставая, Элайза украдкой провела рукой по спинке стула, словно это было какое-то экзотическое животное. В благодарность за уют.
Принц поднял глаза как раз в тот момент, когда миссис Фонтейн, уходя, быстро сделала лишний шаг у двери его кабинета. Это подозрительно смахивало на начало… какой-то игры.
Он нахмурился.
Боже, как же его донимали все эти мелочи в ведении хозяйства! Странно, но когда весьма схожие мелочи касались управления кораблем, ему это нравилось. Все дело в том, что управление кораблем – работа для мужчины, а ведение домашнего хозяйства – дело женское.
Однако лорд Ла Вей сомневался, что миссис Фонтейн справится. Почему ее должен ждать успех там, где три женщины уже потерпели неудачу? Двух из них он уволил, третья сбежала сама.
Само собой, он уже кое-что знал о ней – то, что достойная миссис Уинтроп сочла нужным рассказать ему. А то, что миссис Фонтейн может исполнять работу экономки и качество ее рекомендаций подтвердили Редмонды. Так уж вышло, что его ближайший друг, граф Ардмей, женат на представительнице этой уважаемой семьи.
Если и существовала какая-то выгода от всех этих людей и событий, приведших к его ссылке для выздоровления в Пеннироял-Грин графства Суссекс, – головорезов и королей, совращений и обезглавливаний, утонченных удовольствий и мучительной боли, драк на шпагах, перестрелок и столкновений с пиратами, полного разрушения его образа жизни до тех пор, пока от него не осталась лишь холодная как камень, безжалостная решимость, способная его восстановить, – так это его умение так же легко и быстро понимать людей, как он понимал пять языков. Вопросы были нужны ему лишь для того, чтобы отвлечь человека, пока он его спокойно оценивает.
 
Поза миссис Фонтейн, ее манера говорить, способность смотреть ему в глаза, связывать вместе официальные и убедительные английские предложения – все это выдавало в ней более воспитанного и образованного человека, чем обычная экономка. Она горда. Гордые люди часто отлично работают; гордые люди также нередко считают, что они выше своей работы. Гордым людям трудно пользоваться лестницей для прислуги.
Интуиция подсказывала ему, что у миссис Фонтейн вспыльчивый характер.
Она краснела и поглаживала мебель, как будто никогда раньше не видела бархата.
А еще, подозревал он, миссис Фонтейн находится в некотором отчаянном положении. Он кое-что знал об этом.
Но когда она говорила, блестящий черный локон выбился из туго заколотого шпильками пучка и повис у нее на виске, напоминая скрипичный ключ. Похоже, она этого не заметила. Это так не вязалось с ее четкой речью и напряженной позой, что все мысли вылетели из его головы. Принц забыл, что хотел сказать. Он почти забыл о необходимости думать.
Лорд Ла Вей вздохнул. Он расстроил миссис Фонтейн. Но это не важно. Без сомнения, она уйдет через пару недель, а ему остается только надеяться, что отчаявшаяся экономка не прихватит с собой оставшееся серебро.
Обаяние начинало казаться излишним в свете неотложных дел. Само собой, оно не помогло ему защититься от банды головорезов, напавших на него в Лондоне. В результате принц остался с существенно уменьшившимся количеством крови, немного сократившимся количеством денег, с несколькими новыми шрамами и в долгу перед последним человеком на свете, которому он хотел бы быть обязанным за свою жизнь.
А лорд Ла Вей всегда платил по долгам.
Он встал и медленно, скованно повернулся к окну. Дождь перестал, начало выглядывать солнце, небо розовело.
Щеки миссис Фонтейн покрылись румянцем, когда он сказал ей, что она может получить работу. Это напоминало восход солнца над нежным пейзажем. Он опустил голову, делая вид, что отвлекся, чтобы пощадить ее чувство собственного достоинства.
Но до этого он успел заметить одну крохотную деталь – ямочку у нее на подбородке. Ла Вей представил себе, как прижимает к ней кончик пальца, – именно так.
Возможно, это еще одно доказательство того, что он был прав, сократив количество принимаемой им настойки опия.
 
Глава 2
 
– Ну хорошо. А теперь, Джек, покажи мне Большую Медведицу.
Они лежали в темноте на ее кровати, глядя в окно. Ночь была ясной, и небо усыпали звезды. Элайза одной рукой обнимала сына, а его маленькая твердая голова вжалась в ее подмышку. Джек барабанил пяточками по матрасу и издавал какие-то неясные звуки.
Он никогда полностью не успокаивался. Сыну было уже шесть лет, но Элайза замечала, что его руки и ноги в постоянном движении, что он может танцевать, прыгать, создавать, разрушать, раздражать и никогда не бывает по-настоящему спокойным, за исключением того времени, когда спит. Во сне его конечности расслаблялись, а румянец на щеках исчезал, что заставляло ее всякий раз изумляться.
С тех пор как Джек появился на свет, жизнь Элайзы стала одновременно изысканно-прекрасной и пугающей. И так, возможно, будет всегда. Сын был даром, который стоил почти всего остального.
– Она пря-мо… та-ам, мама! – Он указал пальчиком на окно спальни.
– О, очень хорошо! Но… что я говорила тебе об этих звуках? Пожалуй, мы могли бы спеть песенку, если тебе хочется пошуметь. Только тихонько!
– Песенку о Колине Эверси?