Весна веры (СИ)
Хочет ли вылезти из своей привычной и спокойной жизни, в которой есть больница, и больные, и услужливые сестрички, и даже, пару раз в месяц, казино (да, была у жома Рагальского такая слабость, иначе с чего бы он жил в такой дыре). Правда, в игре ему не слишком везет, но должно повезти в любви.
Должно ли?
Ида?
Стас рассматривал сам себя, препарировал, словно в микроскопе, и ставил диагноз. Неутешительный.
Ида – не Леона, не Берта, не… с ней нельзя поступить так, как он привык. С ней невозможны простые и легкие отношения, без обязательств.
Нереальны, если хотите.
И Стас… сбежал? Скорее, не захотел сделать шаг за грань.
Ему легко и приятно, ему привычно и уютно. А вылезать куда-то туда… строить с девушкой отношения… получится ли? Он в этом искренне сомневался.
Она – тора. Это видно, это чувствуется. И от мужа она потребует соответствовать. Не получится?
Только и семьи нормальной не будет, и счастья. А раз так, то проще не начинать. Проще – так как есть. Но поймет ли это Ида?
С ней надо поговорить.
Больные ни в чем не виноваты, а если она уйдет…
Вот, с этими мыслями Стас и вернулся в отделение. И вызвал Иду к себе.
* * *– Шах и мат!
Радовалась Ида совершенно искренне. Жом Константин оказался страшным противником. А шахматы…
Это та игра, которую можно играть без отрыва от работы. Если, конечно, хватает способностей. Сделал ход – и жди соперника, думай, прикидывай, поворачивай ситуацию и так, и этак, словно драгоценный камень, играющий сотнями граней. Конечно, Ида умела играть.
Карты? Вот карточных игр она не знала. А шахматы Аделина считала достаточно подобающими высокородной торе.
Так что Ида заходила в палату, делала ход и уходила по своим делам.
Иногда жом Константин успевал сделать ход до ее возвращения, иногда нет… это никак не мешало ей работать. Разве что к больному она стала заглядывать намного чаще.
Но для свободных рук работа всегда найдется. Помочь перевернуться, встряхнуть одеяло… вот против чего Константин протестовал, так это против судна.
Не бывать такому!
Ладно еще, первые день-два! Но потом?
Дойдет!
На четырех костях доползет! И попробуйте только ему мешать! Загрызет не хуже Полкана.
– Ида, вы ужасны! Как под такой милой оболочкой может скрываться такой расчетливый и жестокий разум? – шутливо поднял руки вверх жом Константин.
Третья партия. Да, именно третья партия… сопливая девчонка разбивает его, словно гимназиста! Куда это годится?!
Комплимент Иде понравился. Ха, знали бы вы, мужчины, что творится в головах у милых барышень на выданье, на сколько ходов вперед они должны просчитывать поступки своих товарок, чтобы не остаться в старых девах… да вы бы поседели! От ужаса!
– Ида, вы должны мне реванш…
– Уже который по счету, жом?
– Пока счет пять – три, в вашу пользу, должен признаться. Но я ведь никуда не тороплюсь?
Ида улыбнулась и качнула головой.
– В ближайший месяц точно не торопитесь. Если кость срастется неправильно, будете хромать всю жизнь.
– Нет, этого я не хочу. Итак, реванш?
– Ида, тебя к доктору Рагальскому.
Берта испортила все удовольствие рыцарю Освобождения. Еще и пальцем погрозила, вот ведь зараза семипудовая!
– Увижу с сигаретой – башкой в нужник засуну! Здесь вам не там! Отделение, а не бордель с веселыми девочками!
Мужчина только зубами скрипнул. Вот ведь зараза…
Ида встала, оправила складки на форменном передничке, алом, словно маки на полях, и улыбнулась.
– Мой ход не оригинален. Е2 – Е4, жом Константин.
И вышла.
Мужчина проводил тоненькую фигурку задумчивым взглядом. Вот что ты будешь делать?
Что я буду делать?
А и правда – что!?
Его судьба, возвращаться на родину, как только нога срастется. В Русину. И Освобождение без него не сможет… а Ида?
Он знал, кто она такаяф.
Очередная тора, которая смогла выбраться из охваченной огнем страны, смогла как-то вывезти деньги, устроить свою жизнь… по обмолвкам он понял, что Иде сильно помогла сестра. Где она сейчас?
Может, умерла? Ида на эту тему говорить отказывалась, ловко переводила разговор. И судя по тому, как она это делала, она из высокородных. Возможно, и при дворе ее родители бывали, и императорскую семью знали.
А он…
Константин с себя вины не снимал.
Ладно, положа руку н сердце, правителем Петер был откровенно неудачным, и свергали его даже не Освобожденцы. Вот ни разу. Свергали его часть генералов, Гаврюша там помог, министры надавили… [7]
Но потом, потом, когда Петер уже был приговорен…
Приговаривали его Освобожденцы, будем честны. И приговор в исполнение тоже приводили именно они. Они раскручивали эту воронку. Константин это понимал, а Ида? Она сможет понять?
Простить? Принять? Поехать с ним?
Рыцарь знал ответы на эти вопросы. И от того в груди было горько и тоскливо. Словно сжималось нечто важное… словно погибал последний светлый уголок. Ида…
Все он понимал. И ей нужно не такого, как он. Это ведь детская сказочка получается, про чудовище и цветочек аленький. И он умрет на вечерней заре…
А она будет жить. И будет счастлива. Разве этого мало?!
Разве он смеет желать чего-то большего? Когда у него не просто руки по локоть в крови, ему, пожалуй, целиком искупаться надо… но как в той глупой опере: «нет, все воды мира эту кровь с рук моих не смоют…» [8]
С его рук кровь тоже ничего не смоет. И то, что они сейчас затеяли с Тигром… дешевенькое искупление получается. Можно оправдываться перед людьми, как больше нравится. И не они разоряли страну, и Петер сам ее довел, и не они начали, они просто подхватили белое знамя свободы, и…
А перед собой не оправдаешься.
То, что он сейчас делает, это как человека сначала столкнуть в канаву, в глубокую, а потом ему руку протянуть. Даже не руку, кончик пальца. Или горбушку хлеба в канаву кинуть. И пусть хочет жрет, хочет выбирается… не нравится?
И плевать. Себя не обманешь.
Ида, ну за что!? Кто нас свел вместе? Почему я тону в твоих голубых глазах, и не могу ничего с собой поделать? Как мне избавиться от этого наваждения?
Жом Ураган впечатал кулак в подушку. И еще раз. И еще…
А потом поставил шахматную доску и сделал первый ход.
Е2 – Е4.
И задумался над доской. Все равно больше ему ничего не остается. Погода еще эта…. Дурацкая…
Показалось Урагану – или нет? Но за окном словно тень мелькнула. Ненадолго. Словно на миг закрыли окно белые перья. Бред какой-то…
* * *– Ида, нам надо поговорить.
– Слушаю вас, жом Рагальский.
Стас нервным жестом взъерошил волосы.
– Ида, я понимаю, ты чувствуешь себя оскорбленной. Но… то, что ты видела, это просто физиология. У мужчин есть определенные потребности, которые… они просто есть. Как еда или сон. И к чувствам они не имеют никакого отношения.
Зинаида смотрела отстраненно. Голубые глаза были холодными, словно две ледышки.
– Возможно, жом.
– Я пойму, если ты захочешь уйти… больше не приходить в больницу.
– Мне здесь интересно. Я хотела бы пока остаться.
– Я могу поговорить с Рукоцким… выберем для тебя любое отделение, какое пожелаешь…
Ида сморщила носик.
– Жом Рагальский, я понимаю, что у вас могло создаться ошибочное впечатление о наших отношениях. Но я надеюсь, что мы будем по-прежнему соблюдать дистанцию, которая и приличествует между начальником и подчиненным?
– Да…
Обиделась. И к гадалке не ходи – обиделась. Но если не уходит – значит, не смертельно? Не навсегда? Значит, может простить?
– Да, конечно, Ида. И если вы так же будете осваивать медицину, я смогу допустить вас ассистировать при операциях. Правда, при не слишком сложным.
– Благодарю, жом Рагальский. Я могу идти?