Песнь Валькирии
Присоединившись к Стилиане и ее спутникам, Тола не знала, что они собираются делать с ней, но эти люди хотя бы показывали, куда идти. Теперь она была совершенно одна. Она плотнее закуталась в плащ. Невозможно вечно лежать под телегой. Норманны будут ее искать. Не двигаясь, она несколько секунд собиралась с мыслями.
По воде до нее долетел волчий вой, который, словно веревочная петля, тянул ее к себе. Этот зов пугал ее больше, чем Стилиана, Исамар или любой из разбойников. Она должна идти. Но куда? Тола попыталась высвободиться из хватки этого зова. Совсем рядом она чувствовала большую воду, которая окутывала, почти затопляла ее мысли. Там, в воде, было что-то яркое — символы, которые она видела в Стилиане. Погруженные в воду, они находились в Источнике Мимира и в то же время прорастали в душе провидицы. Это одновременное существование в разных местах поразило ее, почти ошеломило. Некоторое время она была захвачена новым ощущением. В ней вспыхивали странные мысли. Бог что-то топающее, напоминающее лошадь. Вот еще одно существо — мать всего мира; и еще, пробивающееся из могил, — яркое живое существо, прорастающее из мертвых тел.
В воде лежали трупы. Она не могла разглядеть их как следует, виднелись только их бледные скользкие тела, разбухшие и выбеленные от долгого лежания в воде.
Она увидела башмаки воинов, идущих по дороге, и замерла. Они обыскивали дома. Тола затаила дыхание, стараясь лежать тихо и с трудом подавляя панику и желание бежать куда глаза глядят. Грубые голоса норманнов приблизились к ней. Ее защищал только туман, но этого было мало. Башмаки остановились прямо перед ней. Телега заскрипела, отодвигаемая рукой.
Снизу, от реки, донесся возглас, а вслед за ним — постепенно отдаляющийся топот. Рядом кто-то крикнул, башмаки развернулись и исчезли. Она слышала, как толпа норманнов ринулась с холма вслед за беглецом. В тумане раздавались крики, ругань, топот множества ног. Норманны что-то увидели.
Затем снова послышался вой, который, закручиваясь спиралью звуков, отдавался в ее голове. Слышал ли его кто-то еще? Ей некого было спросить об этом. Она была одна, если не считать темных фигур, которые, казалось, зависли в тумане.
Глава восемнадцатая
Бог-попрошайка
Тола понимала, что до рассвета ей нужно что-то сделать. Она не могла целый день, замерзая, сидеть под телегой и при этом знать, что источник где-то рядом. Туман рассеялся, и она разглядела город, освещенный мутноватым лунным сиянием. Все было разрушено, уцелели только дома, рядом с которыми она пряталась. Остальные сгорели и обуглились. Из серой реки торчал остов ладьи — драконья морда на носу уставила в туман свой злобный глаз. Значит, здесь были датчане. Она долго сидела, глядя на реку. В реке лицами вниз плавали трупы, и над поверхностью воды белели их шеи. Луна снова скрылась за туманом, и стало очень темно. Тола была рада этому.
Она не знала, видно ли ее отсюда, и некоторое время сидела не шевелясь. Холод пробирал до костей, и не двигаться было чертовски трудно, но она выдержала. Пытаясь занять себя и отвлечься, Тола стала вспоминать имена своих родственников. Алта, Сида, Эворик. Все они теперь мертвы. Это плохо помогало.
Она отпустила свой дух, пытаясь найти Стилиану и Дири. Они были самыми близкими союзниками, которые у нее остались. Она их не чувствовала — наверное, они погибли. Вокруг нее всюду суетились норманны.
Вдруг откуда-то из-под земли она услышала гул и стон. Казалось, что она сидит на спине огромного спящего зверя. Тола прижала ладони к земле. Земля была очень холодная, но это был не такой мертвенный, высасывающий силы холод, как в лесу или в горах. Здесь было ощущение течения, идущего от нее вниз, к реке. Может быть, это источник?
Зачем туда идти? Зачем вообще куда-то идти? Ее обманули, она была уверена в этом, но почему не поверить лжи хотя бы на время? Это было лучше, чем нынешняя истина, которая горела на этой земле, словно огромный нарыв. Истина, заключающаяся в том, что миром теперь правит смерть и все люди равны перед ней, потому что любой из них — ничто.
Она пойдет к источнику по той же причине, по которой пришла в Йорк. Ей больше некуда идти. На юге она будет чужой, одинокой женщиной, подвластной любому, кто заявит на нее свои права. Она не имела ни малейшего представления о том, какие гам земли. Крестьяне говорили, что там полно шарлатанов, которые вмиг оставят вас без гроша. Но если она пойдет туда, кто захочет ее взять? Может, лучше ей было ответить на ухаживания Исамара, стать его женой и жить в лесах?
Нет. Этого она не вынесла бы, пусть даже ей грозила бы смерть.
Но куда идти? Она уже ушла так далеко от дома, как не уходила никогда в жизни. Все ее будущее и все ее цели пропали, сожженные дотла вместе с домом, урожаем, скотом. Она думала об источнике просто потому, что могла думать о нем, — так же, как жила, потому что еще не умерла.
Тучи рассеялись, и в небе показался тусклый белый диск луны, похожий на лицо мертвеца. Тола различала голоса мужчин и лошадиное ржание где-то поблизости, но было еще очень темно. Ни песен, ни смеха она не слышала — только приглушенные голоса. Сегодня они потеряли своих товарищей и ни у кого не было настроения петь и шутить. Она пожалела, что не понимает их речи, — можно было бы узнать что-то о Стилиане или даже об Исамаре. Блеснул свет — это открылась дверь дома, затем снова закрылась. И опять только луна позволяла хоть что-то разглядеть.
Тола вновь прижала ладони к вытоптанной земле и почувствовала течение вод. Оно вело на север. В том месте, где проходил поток, земля тихо пела.
Уцелевшие дома были только здесь, в тридцати шагах от нее. Дальше все было выжжено, вплоть до выложенной из крепких камней большой церкви. «Наверное, это монастырь, — подумала она, — известный на весь мир». Церковь была огромная — больше, чем любое здание, которое ей доводилось видеть, — но и она не избежала пожара. Полукруглые окна были испачканы сажей и напоминали пустые глазные впадины на каменном черепе, покатая крыша провалилась внутрь. Церковь была далеко — около пятисот шагов отсюда по вымощенной булыжником дороге. Она должна попасть туда, иначе замерзнет. По крайней мере у нее будет крыша над головой.
Выбравшись из своего укрытия, Тола пошла вперед, мимо домов. В горле першило от дыма и пепла. Справа послышался какой-то шорох. Она замерла. В двадцати ярдах от нее сидел пес и смотрел на нее. Вид у него был жалкий, хотя она не сказала бы, что он истощен. Видит Бог, вокруг полно трупов, чтобы насытиться. Пес двинулся к ней, опустив голову и слегка помахивая хвостом. Тола посмотрела вокруг. Никого. Она протянула руку, и пес прижал голову к ее ладони.
— Ну, малыш, ну, — проговорила она так тихо, что эти слова были почти мыслью.
Дар Толы читать людей не распространялся на животных, хотя было вполне ясно, чего хотел этот пес. Ласки. Любви. Кого- то, кто внес бы порядок в эту жизнь, превратившуюся в хаос. Она не могла ждать — было так холодно, что, казалось, пар от дыхания замерзает в воздухе.
— Иди. Иди.
Она побрела дальше, но пес продолжал идти за ней, тычась в нее носом.
— Уходи! Уходи! — Она оттолкнула пса, однако он не ушел, решив, что это такая игра, и завилял хвостом.
— Шшш. Шшш! Иди прочь!
Она снова толкнула его, и на этот раз пес гавкнул — Тола не представляла, что он может издать такой громкий звук.
— Уходи!
Она побежала, но для пса это была отличная разминка — он мчался следом за ней, возбужденно лаял и, прыгая, наступал ей на юбку. Они могли бы так играть в летний день на ферме. Она почувствовала вспыхнувшую искру любопытства, прежде чем увидела самих норманнов. Церковь была все еще в двухстах шагах, ближайшее здание — только в ста.
Через миг они ее найдут. У нее не было выбора. В одном из сгоревших домов пол был провален, она прыгнула внутрь и легла ничком. Пес стоял над ней и, оглушительно лая, скреб передними лапами, словно хотел выкопать ее оттуда. Послышались голоса норманнов.