Торжество долгой ночи

Поведение Эрин Грей принял с недоверием, но, выждав некоторое время, преодолел колебания и отправился следом за новой знакомой.
От окрестностей, выглядевших заброшенными, веяло холодом и жутким мраком. В глубине двора, где некогда подразумевался фруктовый сад с прудом, беззвучно колыхалась заросшая тиной и ряской зеленая вода в окружении одичалых яблонь. Скамейка перед крыльцом прожжена сигаретами, подле нее высохший до костей кот потрошил мертвую птицу.
– Ты здесь живешь? – Грей заметил сваленные в кучу пивные банки под зарослями шиповника. Увиденное неприятно разнилось с надеждой, что Эрин была жертвой только наркотиков.
Ветхую дверь дома подпирал здоровенный лом. Эрин схватилась за него, как немощный за трость, но обнаружила, что помимо инструмента вход крепко удерживал замок.
– Что за вопросы? – раздраженно ответила она, тщательно обшаривая коврик у двери. – Само собой.
Не найдя искомого, девушка заскользила рукой по ложбине рассыпающейся оконной рамы и с характерным звоном выудила ключ на металлическом брелоке. Щелкнув замком, отворила дверь в непроглядную темень.
Эрин быстро нащупала в прихожей свет, и перед Греем развернулся коридор с выходом в гостиную. Пройдя дальше, он увидел, что комната совмещена с кухней. Все в доме намекало на долгую историю: тяжелая древесина, винтажные орнаменты, подушки из лоскутов, потерявших былые краски. Дремлющий камин испачкан в осевшей саже. Старомодный антураж откликнулся в душе Грея теплее, чем убожество под окнами – навевал приятные воспоминания об отрочестве.
Не выпуская лом из рук, Эрин прогуливалась по гостиной, осматривая обстановку с каким-то отстраненным видом, словно ее мысли витали вдали от этого дома. Грей наблюдал, молчаливо подмечая в девушке черты, вгонявшие его в непривычную робость. Эрин нельзя было назвать невероятной красавицей, да и будь у нее внешность модели с глянцевой обложки, вряд ли Грей изучал бы ее с таким интересом. Умильный лисий профиль с манящей ноткой лукавства притягивал взгляд охотнее сотен лиц, куда более вписывающихся в пропорции «золотого сечения».
– Любовь к музыке мне привила бабушка, – размеренный голос Эрин переходил в хрипотцу, точно подчеркивая всю серьезность речи, – это она взрастила мечту петь. Я с детства была помешана на том, что не рождена ни для чего другого. А сейчас мне двадцать пять, и я действительно пою. В кабаках за чаевые. Можно ли считать, что мечта сбылась? – она обратилась к Грею вопрошающим взором, полным печали и надежды на утешение.
Но Грей не мог найти ответа, даже если бы всерьез хотел стать ближе к Эрин.
– Это тебе решать, – глядя исподлобья, пробасил он.
Эрин отвернулась, скрывая минутную слабость, и затихла. Не успел Грей обвинить себя в ее угрюмости, как она тут же стряхнула гнет переживаний и категорически заявила:
– К черту эту долбаную мечту, она была не моей. Пора забыть все это и двигаться дальше. К черту, к черту, к дьяволу! – с каждым произносимым словом ее голос наливался яростью, становясь громче, сильнее.
В приступе злости Эрин схватилась за резной комод и со страшным грохотом опрокинула на пол, подняв в воздух пыльных туман. Грей не шевельнулся, даже не вздрогнул. Он оставил Эрин наедине с чувством досады и позволил выместить накипевший на сердце гнев.
Сделать то, на что никогда не был способен сам.
Вихрем летая по комнате, Эрин широким взмахом лома смела посуду с кухонного стола. Фарфоровые чашки взметнулись веером и разлетелись по полу осколками, отдаваясь в ушах пронзительным звоном. Девушка двинула ногой по столу что было силы, кувырком отбросив к дальней стене. Грей готов был поспорить, что слышал треск сломавшегося дерева.
– А ты чего стоишь? – обернулась на него Эрин, тяжело переводя дыхание. – Давай разгромим здесь все к чертовой матери!
Не дожидаясь ответа, она двинулась с ломом на старинный сервант со стеклянными дверцами. Один мощный замах – и комнату сотряс звучный дребезг. Следом посыпались щепки картинных рам, куски битых глиняных ваз. Гром поднялся такой, что наверняка улавливался с улицы. Грей сторонился безумного порыва, не смел вмешиваться, но в глубине души завидовал возможности Эрин предаться самозабвению.
 
Тем временем девушка разделалась с книжными полками и протянула инструмент Грею.
– Разбей что-нибудь, – потребовала она тоном, исключавшим возражения.
– Я не могу.
– Можешь! – с чрезмерной горячностью прикрикнула Эрин. – Признайся, тебе хочется! По глазам вижу, что хочется. Так сколько еще ты будешь изображать хорошего мальчика?
Грей не спешил поддаться ее настойчивости. Страх разбудить зверя был сильнее.
«Вперед, покажи ей то, что я видел в последние минуты жизни», – на диване развалился Винсент, мстительно ухмыляясь. Черт бы побрал этот смех в его глазах!
– Будь искренним хотя бы с собой. Ты накопил в себе достаточно.
Два демона насели на Грейсона – покойный Винсент, напоминавший о прискорбных инцидентах, и Эрин, человеческая девушка, которая смогла бы посоревноваться с самим дьяволом в искусстве соблазна нарушить запреты. Каждый диктовал свою волю, и сделать выбор – значит прогнуться под одного из них. Согласиться с тем, что Грей монстр и всегда будет опасен в проявлении чувств, или поддаться рискованной неизвестности рука об руку с настоящим собой, со своими истинными желаниями.
От вида уверенного в своей правоте Винсента кровь закипела в жилах. «Я не монстр, – твердо возразил Грей, – я чувствую». Порывисто, отчасти даже грубо он выхватил лом из руки Эрин в слепой жажде доказать призраку принадлежность самому себе, а не зверю.
Не отдавая отчета в том, что уже ступил на скользкий край.
Не думая больше ни секунды, Грей занес лом над головой и со всей дури саданул по экрану телевизора. От места удара расползлась паутина трещин, а в груди что-то жестокое, упрямое разжало хватку, позволив дышать свободнее. Грей не прекращал срывать зло на Винсента, на уничижительные замечания призрака. Он бил снова и снова, испытывая отрадную легкость с каждым новым замахом, но потусторонний голос не отпускал. Завел свою песню: «Помни о том, кто ты есть», ввергая в гнев более опасный, практически исступленный.
Зверь приоткрыл спящие глаза.
В тот вечер Эрин ломала не предметы мебели. Эрин ломала Грея, который прятался в собственной замкнутости с тех пор, как прошлое настигло его вновь. Где-то сидел Винсент и неодобрительно качал головой.
Звук полицейских сирен вернул Грея к реальности. Эрин встревоженно метнулась к окну, роняя на ходу крепкую брань.
– Похоже, соседи вызвали полицию, – ее лихорадочный взгляд сковал Грея паникой. – Вечеринка окончена! Валим!
В закрутившейся неразберихе Грей понимал лишь одно – Эрин все же удалось затянуть его в передрягу.
– Ты же сказала, это твой дом! – взревел он.
– А ты всегда доверяешь первым встречным?
Но препирательство пришлось не к месту, потому что вой полицейской мигалки размеренно приближался, отсекая время на побег. Эрин помчалась во двор, Грей бросился следом за ней, догнав у машины.
– Залезай! – скомандовала девушка, прыгая за руль.
Другого и не оставалось. Не успел демон захлопнуть дверь, как Эрин вдавила педаль газа в пол, впечатав Грейсона в спинку кресла. С ревом мотора машина завиляла по извивам дороги, стараясь затеряться среди плотно усаженных домов. Эрин разогналась не меньше ста миль в час – то ли ищи последние слова, то ли уповай на чудо. Грей в общем-то склонялся ко второму, однако мысленно попросил прощения у всех, кого мог обидеть.
Мигалка заметно отдалилась, но не прекращала преследования. С визгом автомобильных шин Эрин резко выкрутила руль, заложив контролируемый, но оттого не менее лихой вираж, и продолжила движение по слабо освещенному переулку. Сбрасывая скорость, она надеялась смягчить торможение, но резкая сила пихнула их в спину. Грей едва успел выставить руки перед собой, чтобы не врезаться грудью в переднюю панель. Эрин заглушила мотор, выключила фары и заставила машину скрыться в тени между домами.