Яжмаг. Трилогия (СИ)

Скорее всего, да. Пусть. Чоткий же Сотона!
Но самым обидным было не это. А то, как эти слова прозвучали из её нежных уст – томно, тихо, с придыханием, с предвкушением чувственной игры. Если она хотела меня задеть, то у неё это отличным образом получилось. Я поморщился:
– Крыса ревность…
Процитировав вслух два слова из песни Лепса (целиком даже один куплет упоминать нельзя, сразу сработает система защиты авторских прав. У нас сейчас с этим строго!), я резко вскочил на ноги, потянулся, сделал пару-тройку гимнастических упражнений и посмотрел на старые часы в углу кабинета. Почти восемь утра. В принципе, можно собираться.
– Тем более что тебе ничего особенного с собой брать и не надо, – напомнил я самому себе, почесал в затылке, переоделся и ещё раз мысленно поставил перед собой порядок задач.
Собственно, он был не слишком сложным: войти в лавку, поговорить о лекарстве для своего призрачного друга с красавицей-брюнеткой, у которой между жемчужными зубками прячется длинное кинжальное лезвие, выйти живым, вернуться домой.
Вот и всё. Ничего лишнего или сверхзаумного. Всего четыре шага. Четыре ма-аленьких шажочка между жизнью и смертью, потому что, если я оттуда не выйду, ни Свет, ни Тьма не будут лить горючие слёзы или обмениваться грозными нотами протеста. В нашей профессии долго не живут и от старости не умирают, так что чего уж там ныть…
Я прошёл коридором, осторожно заглянув на кухню. Там царили Морфей с Бахусом, ароматы виски и полное взаимопонимание, то есть все трое наших попросту спали.
Нонна сопела носиком, свернувшись калачиком на кухонном диванчике. Белая Невесточка похрапывала, сидя на табурете, удобно улёгшись грудью на стол и подложив руки под голову. Мой кот валялся прямо на полу, на спине, раскинув лапы и хвост в разные стороны, словно изображая выброшенную морскую звезду в Анапе на черноморском побережье. Мне оставалось лишь поплотней задёрнуть шторы, чтобы утреннее питерское солнце не слишком вмешивалось в их сладкие сны. Пусть отдыхают, ночь была без сна, а впереди ждёт очень сложный день…
Август коварен, температура может прыгать от плюс двадцати пяти едва ли не до нуля. Поэтому, посетив ванную и туалет, я всё-таки накинул пиджак поверх тонкой шёлковой рубашки. Потом, подумав, положил в левый карман небольшую пригоршню соли, а в правый полпачки нюхательного табаку ещё из отцовских запасов.
Это, разумеется, не оружие ни в каком виде, но иногда способно помочь. Тем паче что колдовать за пределами дома мне нельзя, а второй раз детские хитрости с подброшенной монеткой или серебряными часами уже не прокатят. Ну а соль и табак одни из старейших способов отпугнуть нечистую силу. Так что пусть будет, запас карман не тянет.
Я вышел на улицу, с наслаждением втягивая ноздрями сладковатый воздух питерского утра. Золотисто-розовое солнышко играло в чистой лазури неба, невольно заставляя жмуриться. Лёгкий ветер с Невы был упоительно свеж, донося отдалённые запахи смолистых сосен, песка и корюшки. Погода буквально располагала к пешей прогулке, но бдительное фырканье белой лошади с барельефа напомнило о соблюдении необходимых правил осторожности.
Если ты яжмаг вне закона, то всегда найдутся желающие поставить себе на письменный стол стеклянную банку с твоей заспиртованной головой. А любой спрос гарантированно рождает предложение, в этом смысле с законами общества потребления спорить не приходится. Поэтому лучше не шляться по улицам без охраны в лице правнучки архангела, а просто воспользоваться услугами такси.
На свою голову я именно так и сделал…
Наверное, мне стоило бы удивиться, что машина подкатила сразу же после обещания транспортной компании, что мой заказ принят. Неулыбчивый водила со сросшимися бровями, в толстом шерстяном свитере, распахнул мне заднюю дверцу. Чем мне также стоило хоть на секундочку озаботиться. Не дверцей, естественно, как и не тем, что мне её вежливо открыли.
 
– Ты попал, яжмаг.
– Простите, что?
Он злорадно улыбнулся мне в зеркало заднего вида, из-под чёрных губ выползли здоровенные волчьи клыки. Оборотень…
Уф, на мгновение мне даже стало легче на сердце. Не маньяк, не убийца, не таксист-скотоложец, даже не Чикатило какой-нибудь, а всего лишь оборотень. Нечеловеческая сила, дикий нрав, полное отсутствие страха, примитивные инстинкты, врождённая ненависть к человеку, а если бы ко всему этому добавлялся ещё и трезвый ум, то от подобной твари не было бы спасения! К счастью, именно умом они и не отличаются.
То есть отличаются, конечно, но в худшую сторону. Доверчивы, буквально как малые дети! Так что если вам не очень нравится, когда вас едят живьём, разрывая на куски немытыми потными лапами с чёрным ободком грязи под когтями, то забудьте о том, что врать нехорошо. Иногда это очень даже помогает. Судите сами…
– Я сожру твоё сердце и печень, пока они тёплые, – так же тепло продолжил водитель.
– А ты симпатичный, – как можно нежнее улыбнулся я в ответ. – Натурал?
– Чё? – не понял он.
– Так я и думал, такой маскулинный, брутальный…
– Ты чё несёшь?!
– Съешь меня, съешь меня всего! Ом-ном-ном!
– Мужик, ты эта… ты не… этот, что ли?
– Догада-ался! – Я приложил палец к губам, чмокнул и дотронулся тем же пальцем до его толстой шеи.
Оборотня аж передёрнуло.
– Вот сука-а! – Он так крутанул руль, что мы едва не вылетели с моста в Фонтанку. – И ведь не предупредил же никто!
– Ах, зачем сразу так грубо? Я должен привыкнуть. Называй меня ласково, не «сука», а… мм… «сучка»! Да! Мне нравится, а тебе, шалун?
Короче, меня за шиворот выкинули через поребрик на тротуар, даже не притормозив, и машина унеслась дальше так, словно я вот-вот должен был броситься за ней в погоню. Если не считать пару синяков, отбитых рёбер и косой ссадины на скуле, так можно сказать, что легко отделался. Хотя если бы этот гомофоб волосатый не удрал, я бы в две минуты сделал его окончательно!
Он бы при мне брови сбрил и в балетной пачке прыгал вокруг памятника Екатерине, раздавая маргаритки офигевающим с такого дела офицерам конной полиции! Я бы ему его же колючий свитер в такое место засунул, чтоб «скорая» по всем больницам возила, но нигде не задерживалась, а так, чисто врачам поржать! Я б его… ему…
– Молодой человек, прошу прощения, если я лезу не в своё дело. – Рядом со мной остановилась типичная питерская старушка, в длинной вязаной кофте и берете, под мышкой ридикюль, плюс очки на носу. – Возможно, вы просто любите валяться на асфальте, истекая кровью, врачи называют это мазохизмом, и не секрет, что многие находят в нём своеобразное удовольствие. Но вдруг вы упали не преднамеренно?
– Я вывалился из такси…
– Понятно. Ещё раз извините за неприличное вторжение в вашу частную жизнь, но хотелось бы уточнить – это точно не модный нынче флешмоб или скрытая камера на предмет выяснения отношения местного населения к случайно выпавшему из машины человеку?
– Меня выкинули.
– Какой кошмар! Так вам помочь?
– Сделайте милость…
– Примите мои соболезнования, мир так жесток, – поклонилась она, после чего выпрямилась и неожиданно рявкнула командирским голосом: – Эй, вы, бездельно разгуливающие юноши! А ну марш сюда, лоботрясы! Разве не видите, что ему нужна помощь? Ну-ка, взяли!
Через пару секунд двое крепких ребят лет восемнадцати от роду мигом поставили меня на ноги, отряхнули, спросили, нужна ли «скорая», и удалились, лишь убедившись, что я сам в состоянии о себе позаботиться. Доблестная старушка категорически отказалась от всяких благодарностей, распрощавшись со мной отстранённым кивком головы.
Это Питер. Чтобы в полной мере понимать всё происходящее, надо родиться здесь как минимум на три поколения назад, ещё лучше до Великой Октябрьской революции, и только тогда ваша кровь окажется насыщена крепостью невского пива, в голове будет гулять восхитительный туман Ладоги, а сердце станет сверять ритм с выстрелами пушки из Петропавловской крепости.