Оборотень по объявлению. Тень (СИ)

– Ты не знаешь?
– Знаешь о чем?
Леон воспроизвел в голове события того дня. Разговор, из-за которого убежала Альбина, состоялся как раз до ментального срыва Саши. О, боги, ей еще только предстоит узнать!
– Я знала, что оставляю ее в твоих надежных руках. Ты поэтому так долго не приходил?
Леон нервно облизал вмиг пересохшие губы. Как сказать-то? И не соврешь же.
– Лина умерла, – тихо произнес Леон. И тут же со стороны дверь раздался стук чего-то об землю. Настя выронила бутылку воды и стояла, открыв рот от шока.
  
Глава 13. 
 
Клан полярных лис. Олеся
Удивительно, но после ожога чернобурого и моего второго рождения, наши отношения изменились.
Бура больше не цеплялся ко мне. Наоборот, обходил десятой дорогой.
Иногда мне казалось, что я чувствовала на себе взгляд лиса, но когда оборачивалась, он не смотрел. Никогда.
Мне не хватало его острот, словно соли в мясе. Так и разбирало подойти, завязать разговор и услышать несколько колкостей в свой адрес. Я даже два раза подсела к нему на обед в общей столовой, но Бура будто не заметил меня.
Это раздражало. Значит, теперь знаться не хочет? Когда раньше мы с ним устраивали словесную перепалку, это так бодрило. Я ощущала себя живой. И сейчас я хочу этого больше всего на свете. Чувствовать все-все, что могу. Все грани жизни.
Даже настояла, чтобы папа зачислил меня на прохождения военного курса, который он вел. И чтобы он относился ко мне, как к любому другому песцу.
И он задал мне жару! У меня тело болело в первую неделю так, что я всерьез проклинала себя за упрямство. Зачем я туда записалась? Только гордость удержала меня на месте. И я должна сказать ей большое спасибо, потому что, когда тело привыкло, я начала получать настоящее удовольствие от процесса. От преодоления препятствий, от ощущения, что я прыгнула выше головы. Мама согревала меня в горячей ванне после марш-броска по снежной равнине, и молчала. Выслушивала мой эмоциональный рассказ о прыжке с парашюта и лишь подливала отвар ромашки в чашку. Даже когда я вывихнула плечо, вправила мне его без единого слова. Но когда я рассекла себе лоб так, что пришлось наложить восемь швов, я почувствовала, что рану щипит. Щиплет от слез. От ее слез. – Мам, ты чего? – Тебе обязательно так себя истязать?
Это было так неожиданно, что я даже не поморщилась, когда она сделала еще один стежок.
– Я не истязаю, мам. Мне нравится!
Мама глубоко-глубоко вдохнула через нос, и медленно выдохнула, а после спросила:
– Правда?
– Да, мам! Я такие эмоции никогда не испытывала. Мне кажется, что я не жила до этого, а только ждала Сашу, как дура.
Игла застыла над моим лбом, а потом мама сделала еще один уверенный стежок, узелок и отрезала нить.
– Шрама не останется. Ты вовремя успела добежать, пока регенерация не срастила кожу косо.
– Я же твоя дочь. Конечно, я знала, что надо поторопиться.
– Расстроилась бы, если бы не успела?
Я задумалась, но недолго. Ну, был бы у меня шрам через весь лоб. И что?
Ответ сразу пришел на ум:
– Нет.
Раньше я переживала бы, как к шраму отнесется Саша, а теперь все равно. Я свободна. У меня теперь нет истинного, но есть я. И, кажется, я только-только начала узнавать себя настоящую.
Саша всегда говорил, что девочка должна быть женственной. Что все эти тренировки, что проводит мой папа – только для пацанов. Что девчонкам точно не место в отряде. Что меня всегда защитят мужчины.
И это звучало гармонично. Будто так и надо. Он – самый сильный ментально зверь. Конечно, сможет меня защитить. Зачем мне эти тренировки и прочее?
Я всегда останавливала свой интерес. Максимум – приносила напитки, чтобы посмотреть за тренировкой краем глаза.
Кто я, а кто они?
Но теперь я плевать хотела на то, кто и что обо мне подумает. Я словно потеряла страх. Мне даже понравилось наше противоборствие в самом начале. Так хотелось доказать, что я не слабая девчонка, я могу многое. Я способна на все, что могут парни-сверхи. И пусть я мерзла сильнее других, не сдавалась, и постепенно заработала уважение.
 
Теперь ко мне относились как к равной. Бура тоже был в подготовительном отряде, но из-за отсутствия регенерации сверхов не особо напрягался и слыл тем еще филонщиком, от слова филонить. Но с моим появлением в рядах подготовительного курса он резко изменился и стал постоянным маминым пациентом. Настолько частым, что мама даже завела кружку специально для него. Моему возмущению не было предела! А еще новость, что у меня есть истинный, разлетелась по клану, словно вирус. Два кавалера, что раньше оказывали мне знаки внимания, превратились в верных хэйтеров и стали профи в мелких подлянках. Низких подлянках. Я даже зауважала Буру – он всегда выходил со мной на открытый конфликт, не то, что эти пакостники.
Все началось со сплетен, которые стали расползаться по клану. По одной версии я изменила своему истинному, поэтому мне пришлось срочно уехать аж в Заполярье от его гнева. По второй, я забеременела и сделала аборт, и истинный не мог этого принять, и нам с семьей пришлось скрыться от позора и его гнева. У меня глаза увеличились раза в два, когда я это услышала. Мне всего пятнадцать, ау! Папа был адски зол. Даже мама рвалась сделать пару очищающих от токсинов капельниц этим нахалам.
– Пожалуйста, не вмешивайтесь. Я сама, – попросила я родителей.
Им было тяжело ничего не делать, но они согласились бездействовать, за что я им большое спасибо.
Правда, как справиться самой, я так и не придумала. Зато с успехом пародировала папин строгий взгляд и косую усмешку, каждый раз, когда кто-то подходил ко мне уточнить детали.
Оказалось, это работало куда лучше оправданий. Окружающие сами придумывали свои причины, делали предположения, но не лезли ко мне, жалея из-за случая в реке. Об этом тоже стало известно всему клану. В подробностях. У Буры точно самый длинный в мире язык! Кто бы еще разболтал, кроме него?
Потом блондинчики перешли на подлянки потяжелее. Стали позволять себе похотливые и очень сомнительные комплименты, когда никто не слышал, а потом они ржали так, будто не вовсе песцы, а гиены.
Бура один раз стал свидетелем подобной сцены, и я так надеялась, что он начистит им морды, но тот лишь прошел мимо.
Пап-пам-па! Я ощутила себя странно, а потом поняла, что веду себя, как прежняя я. Жду помощи от мужчин. Полагаюсь на них. Надеюсь, что они решат мои проблемы. И тогда я подумала про себя: “Верно. Так мне и надо. Почему я до сих пор рассчитываю на мужиков, когда сама пошла на спецподготовку? Зря, что ли?” И я придумала настоящую ловушку для этих двух олухов. Правда, мне так и не удалось ее опробовать, потому что один песец засел на следующий день в туалете, а второй жидко наделал в штаны прямо при всех и не выдержал позора – впал в депрессию, а потом и вовсе переехал с родителями. Удача была на моей стороне! Правда, недолго.
Тот самый один из оставшихся блондинов решил, что это я отомстила ему и его другу и подсыпала что-то тогда в еду. На итогой ночной вылазке в лес он застал меня врасплох и утащил походный рюкзак. А там и еда, и вода, и спальник. Задание – продержаться до рассвета и самостоятельно вернуться в клан. Заваливать никак нельзя, а то курс не засчитают.
Блондин даже запах специально не стал скрывать, чтобы я знала, кого благодарить за провал. И если любой другой песец без спального мешка легко пережил ночь, то у меня с холодной погодой были особые отношения. И придурок это прекрасно знал.
Он хотел, чтобы я проиграла. Пусть даже не надеется!
Ночной лес жил своей жизнью. Где-то хрустел олень, задевал кору своими рогами. Недалеко, под слоем снега, рыскал в поисках еды лемминг. Первые два ночных часа я продержалась спокойно. Помогали прыжки, разминка, быстрая ходьба по кругу. На третьем часу начали мерзнуть ноги, несмотря на то, что я не стояла на месте, была в спецодежде. На четвертом часу я признала, что не ощущаю ни рук, ни ног. С каждой минутой моя воля ослабевала. Время стало тянуться издевательски долго. И когда я уже была готова сдаться, когда поняла, что ноги не слушаются, и я не дойду до лагеря, я услышала звук шагов.