Три желания для рыбки (СИ)
И ведь было весело. Гораздо веселей, чем если бы мы просто были вдвоём и рассматривали ещё пока незавершённую картину. Наелись всего так, что совсем не хочется двигаться. К счастью, Антон, помимо всего прочего, принёс с собой свой ноутбук. Так у нас теперь их два, и это позволило нам поделиться на две команды, чтобы посоревноваться в том, кто больше наберёт очков в игре, в которую можно играть с двух разных устройств. Я с Людмилой с её ноутбука, а Антон соответственно с Михаилом со своего. За всеобщим хохотом и взаимными подколами не сразу слышим, как активно разрываются наши телефоны от звуковых оповещений.
— Да что там такое-то! — восклицает Антон, хватаясь за свой телефон.
— «Заключённые 549 камеры» пылает от сообщений, — говорю, видя на своём экране как раз за разом всплывают окна оповещений с названием нашего чата.
— Что-то мне страшно даже читать, — усмехается Князев, шаря по карманам в поисках своего мобильного. — Надеюсь там не объявление о том, что сессия переносится и начинается уже завтра.
— Ого! — громко удивляется Людмила, уставившись во все глаза на меня после прочтения сообщений.
«Ого» это даже мало сказано. Это «Ого-го!». Одна из наших одногруппниц так удачно оказалась в удачном месте и в удачное время: видео, с которого началось бурное обсуждение в чате, демонстрирует ту самую недавнюю сцену, где я лишаюсь своей шапки. Отчётливо видно как я и Глеб, явно злые друг на друга, активно выясняем отношения. Третий раз подряд гипнотизирую взглядом зацикленное короткое видео и каждый раз удивляюсь тому, как киношно выглядит вся сценка. Со стороны это выглядит совсем иначе: вот Пожарский страстно хватает меня за руку, вот я пытаюсь её вырвать… вот он стягивает с меня шапку, а я в порыве эмоций ухожу, получая в спину от обеспокоенного, но всё ещё злого возлюбленного свой головной убор назад… Мимо проходит бабуля, которую в моменте я не заметила, и умилительно качает головой, словно вспоминая свою собственную молодость, подхватив из-за нас ностальгическое чувство. И в чате, поддерживая пожилую женщину, все пишут что-то вроде: «Это слишком романтично! Ребята, снимайте про себя сериал!». Романтично? Я совсем ничего не понимаю в этой жизни…
— Что за испанские страсти, Лина? — продолжает удивляться Ажинова.
— Ладно, — решаю всё же признаться, осматривая лица друзей с такими разными на них эмоциями, — мы поссорились сегодня. Дважды.
— Ну наконец-то! — засвистел и неуместно громко захлопал в ладони Хомяков, словно отмечая что-то очень радостное. Он даже неуклюже ударил коленом стол с загремевшей на нём посудой от того, как радостно подпрыгнул на диване. Только вот кроме Антона никто даже не улыбался. Особенно Михаил. Тот вообще мрачнее тучи сидит, плотно сжав губы.
— Чего ты хлопаешь, идиот! — одёргивает Людмила Антона.
— Так давно им пора было поругаться, — оправдывается он в ответ. — Нельзя же такими идеальными и ванильными быть!
Жаль, что нельзя. Начиналось всё хорошо, и мне даже казалось, что я влюбляюсь. Поразительно, как всё меняется спустя время.
— Забывчивая ты, Лина, — ледяным голосом тянет Князев, заставляя всех затихнуть от того холодка, что в один миг окутал нас. — По весеннему забывчивая. А ведь зима только началась.
«Но, Беляева, врать нехорошо». Он снова указывает мне на мой, хоть и безобидный, но обман. Михаил по какой-то причине стал очень зациклен на том, чтобы я говорила ему только правду. Не замечала за ним ранее такого пристального внимания к подобным мелочам. Чего так злится? Мне кажется, он сейчас испепелит меня взглядом.
— Какого чёрта вы все слюни пускаете? — продолжает «замораживать» Князев теперь уже Людмилу. — Ему бы челюсть сломать за такое, а вам лишь бы сериалы выдумывать!
Даже у Хомякова после такого пропало желание шутить — так ведь и до него очередь дойдёт. Похоже, веселье на сегодня закончилось.
Глава 30. Новые правила игры
Михаил
У альпинистов есть перчатки со специальным покрытием против скольжения. Я думаю о них, когда обнимаю Беляеву, борясь с желанием «заскользить» и сжать её ещё крепче. К счастью, мы стоим посреди улицы с её вечерним холодом и уставшими прохожими; ещё нужно спешить к Ажиновой — уже почти пять. К ней и направились. У неё и провели последние три часа, в течение которых я смог убедиться, что у Лины и Бутча действительно что-то происходит. Во-первых, я сам лично видел сцену в буфете. Во-вторых, Людмила увидела Беляеву на остановке в полном одиночестве, когда как обычно её до дома подвозит невероятно раздражающий меня котяра. Поссорились и ладно — с кем не бывает? Но видео в чате «Заключённые 549 камеры» в корне поменяло моё отношение к происходящему. Если сначала это было любопытство и желание убедиться, что всё в порядке, то теперь я просто зол. На Лину: за то, что выбрала его. На Бутча: за то, что перешёл мне дорогу. И на себя: за то, что не был достаточно внимателен к этой парочке. Что за истеричные выпады с отбиранием шапки? Третьекурсник, блин. Мне такое баловство разве что в школьные годы в голову могло прийти.
— Уже темно совсем, — говорю Беляевой, когда мы втроём высыпали на улицу, перед этим тепло попрощавшись с Людмилой. — До тебя вместе поедем.
Она удивлённо посмотрела на меня, как если бы у меня вдруг вылезла вторая голова. Что-то я не пойму: я похож на человека, который спокойно будет смотреть, как она по темноте одна домой добирается? Но промолчу. Я уже едва не испортил вечер, когда меня обуяла злость при просмотре видео, но смог собрать остатки здравомыслия, чтобы не выплеснуть её на друзей. Я взвесил все «за» и «против» того, что собирался высказать всё, что думаю об увиденном в чате и решил, что Ажинова с Хомяковым мне при этом рядом не нужны. Говорить я хочу только с Линой.
— А меня никто не проводит? — встревает, веселясь, Антон. Всегда немного несуразный, он даже снегом сейчас шуршит громче всех. Его дешёвые ботинки как-то странно поскрипывают, то и дело вызывая у меня внутреннюю улыбку.
— Да и меня не обязательно… — бормочет Лина, но какое мне дело одна она хочет садиться в автобус или нет. Ещё прицепится какое-нибудь животное хвостатое и теперь уже мою шапку у девчонки отнимет. Обломится.
— Я не спрашиваю, а перед фактом ставлю, — отвечаю. Ещё один удивлённый взгляд со стороны Беляевой. Ещё одна усмешка от Хомякова.
— По всем фронтам облом, — жалобно стонет Антон. — Картину не показали, налили мало, домой не провожают! Хнык-хнык!
— Ты где видел чтобы художник картину до завершения показывал! — пихаю его в плечо.
— А я ведь повелась, — добавляет Лина с усмешкой, выдыхая струю тёплого воздуха. Она не спорит с моим намерением сопроводить её.
Совсем скоро мы разминулись: я и Беляева сели на нужный автобус, а Хомяков остался ждать свой. В окно видим, как он на прощание машет нам рукой, переминаясь с ноги на ногу — замёрз. Сам автобус вдруг показался мне длинным, просто невероятно длинным и полным людей, а загустевшая темнота, едва разбавленная слабым освещением совсем не могла скрыть эту толпу. Не ожидал, что в девятом часу вечера так много людей всё ещё не дома. Многие смотрят в окно, кто-то в телефоне, а я обратил своё внимание на Лину, севшей напротив меня. Колени в колени. Оказалось, она смотрит на меня.
— Тебе идёт моя шапка, — говорю.
— Я верну тебе её завтра, — отвечает с тихой улыбкой. — Только новую куплю, и сразу верну.
— Не торопись. Можешь не возвращать.
— Спасибо, что снова выручил. Ты как волшебная палочка.
— Фея — крёстная.
— Точно. Фей — крёстный.
Автобус слегка дёргается, останавливаясь на светофоре, и колени девушки толкаются в мои.
— Лина, — говорю без тени улыбки, — не позволяй кому-то плохо относиться к тебе, просто потому что любишь.
— Я не… — она резко замолкает, оставляя рот приоткрытым, ровно в тот момент, когда движение на дороге снова возобновилось, и мы продолжили свой путь.
— Ты «не…»?