Три желания для рыбки (СИ)

— Привет, — выдыхает он, часто дыша после бега, когда оказался рядом со мной. — Ты почему раздета? — Князев сдвинул брови к переносице, почти как Глеб недавно.
— Что? — не сразу понимаю его вопроса.
— Шапка. Где шапка? — он так сосредоточенно бегает глазами по моему лицу и фигуре, словно пытается решить некую сложную математическую задачу.
— А… шапка… — провожу ладонью по холодным волосам и только сейчас понимаю, как замёрзла на самом деле. — Забыла что-то.
Михаил появился так неожиданно и удивительно к месту. Его присутствие чувствуется таким правильным сейчас, что даже удивиться сильно не успеваю. Я знаю, он три раза в неделю ходит вечерами в качалку, но не вижу на нём спортивной сумки или рюкзака. Может, в магазин вышел, а тут я со своей бедой…
— Как так можно? — Князев стягивает с головы свою шапку тёмно-бордового цвета, что удивительно благородно и удачно смотрится на его бронзовых волосах, и протягивает мне. — Зима только началась, а ты уже по-весеннему забываешься. Надевай мою.
— А ты?
— У меня хоть капюшон есть. Да и вышел я из дома только что, а ты явно не первую минуту на улице. Уши красные какие! Отвалятся же, и слуховой аппарат в старости не на что крепить будет!
Послушно надеваю, радуясь теплу и милым сердцу причитаниям. На мгновение кажется, будто вот-вот прольётся слеза, но быстро прихожу в себя.
— У тебя всё нормально, Лин? — Михаил не отрывает от меня глаз, следя за каждым изменением на моём лице. В мужском голосе слышно такое участие, что мне требуется не мало сил, чтобы не выдать своё шаткое положение сейчас.
— Да. Я что-то рассеянная сегодня. Извини, что так вышло, — показываю пальцем на свою голову.
— Если нужна помощь или дружеское плечо, то ты знаешь где меня искать, — он протягивает мне руку ладонью вверх, и я ни капли не задумываясь вкладываю в неё свою. Князев вместе с нашими руками притягивает меня к себе, к своей груди, приобняв другой свободной ладонью за спину и, уткнувшись в мою макушку, произнёс:
— Хорошо, Лин?
— Хорошо.
Мне так нужны были эти слова прямо сейчас. Я не одинока.
  
Глава 29. Испанский сериал
 
Лина
Случайности не случайны: оказалось, Михаил тоже направляется к Людмиле. Думала, подруга просто хочет показать мне свою картину, а на самом деле художественное полотно является лишь предлогом для организации куда менее возвышенного мероприятия. Впрочем, чему я удивляюсь? Это вполне в стиле Ажиновой. Скорее странно то, что я сама не догадалась о двойном смысле её приглашения. Со своим бардаком в личной жизни совсем уже перестала замечать какие-то мелочи вокруг себя и вообще быть в курсе последних событий. Не удивлюсь, если я воссоединение Князева и Хомякова со своими возлюбленными пропустила. Я бы сошла с ума, если бы мне сейчас кто-нибудь подтвердил эту информацию.
Ажинова живёт на пятом этаже, и лифта в этом доме нет. То ещё наказание, когда ты при этом в объёмной зимней одежде. Стараюсь не показывать усталости от бесконечных ступенек при виде очень даже бодро шагающего Князева. Позориться перед ним? Вот уж нет. Людмила отворила нам дверь; бегло осмотрела нас обоих, а затем засияла улыбкой.
— Ого! Сразу двое! — втягивает она нас в квартиру за рукава наших курток, как бы поторапливая. — Осталось только хомяка дождаться: он в магазине докупает всё то, что я не купила. Мих, ты заказал?
— Доставка через час, — отвечает он, раздеваясь.
— Почему все что-то купили, а я даже не в курсе, что планировалось целое мероприятие? — чувствую себя максимально неловко. — Я ведь никак не вложилась даже…
— Ох, Лина, — Ажинова непринуждённо машет рукой, отмахиваясь от моих слов, как от комариного писка. — Спасибо, что пришла вообще. Я знаю, ты занята обычно, и мне очень приятно, что у тебя нашлось немного времени. Так что не переживай!
Чувствую укол вины, хотя Людмила говорит совершенно искренне, без осуждения.
— Итак, что же вы все задумали на сегодняшний вечер? — спрашиваю, увлекаемая подругой в комнату, где сразу в глаза бросается два дивана: один угловой и другой раскладной. Второй был в собранном состоянии, чтобы не мешал, видимо. Князев, тоже осматриваясь, идёт следом.
 
— Просто дружеские посиделки в качестве моральной подготовки к сессии! Мих, — обращается уже не ко мне, — перенеси сюда, пожалуйста, стол из кухни. Он жуть какой тяжёлый!
Он уходит, оставляя меня один на один с любопытством подруги. Слишком давно я начала увиливать от разговоров о Пожарском. Чувствовала, что терпения Ажиновой хватит не надолго и оно вот-вот лопнет. Правда, после столкновения с Михаилом на улице и его поддерживающих слов, потребность высказать всё, что я на самом деле думаю о Глебе, поутихла. Я будто успокоилась в объятиях Князева, хотя ни слова о своих проблемах не сказала. Надолго ли со мной это внутреннее затишье?
— Так как он тебя отпустил? — сразу спрашивает Людмила.
— У нас на сегодня никаких планов не было, — отвечаю, нисколько не обманывая. Какие могут быть планы после всего, что произошло с нами сегодня? — У тебя уже гирлянда висит, — киваю на мигающую нить с маленькими лампочками на гардине.
— Конечно! Уже почти неделя декабря прошла!
— Угу. Что-то я потерялась совсем в числах и не задумываюсь о всякой мишуре, хотя уже везде всё украшают, а Васильева даже новогоднее праздничное печенье едва ли не каждый день учится печь. Всё время теперь в квартире выпечкой пахнет…
— Мне показалось, что я видела тебя на остановке сегодня после пар… Обозналась? — похоже, что этот вопрос зудел у Людмилы в голове весь день и начать другую тему разговора у меня никак не получится. От ответа меня спасает звонок домофона, к которому Ажинова и бросается. В то же время и Князев тащит стол, бросая на меня взгляд не менее любопытный, чем я видела у Ажиновой только что. Он услышал её вопрос. Только в его глазах помимо желания узнать ответ, я вижу нотки непонятного мне недовольства.
Ладно, Беляева, что такого страшного случится, если ты просто скажешь им, что поссорилась с Глебом? — мысленно говорю сама себе. Честно говоря, не думаю, что получится теперь делать вид, что у нас с ним всё в порядке. Рано или поздно все поймут, и тогда с меня будет спрос: почему молчала? Друзья же. Да ещё и прямо в лоб, как говорится, вопрос задали. Придётся отвечать, чтобы потом не чувствовать себя ещё более неловко. Так что моя игра в молчанку окажется лишь напрасным упражнением, которое приведёт к ещё более неприятным последствиям.
И вообще… Я веду себя так, словно у меня нет друзей. Словно нет никого, с кем я могла бы поговорить про Глеба, никого, кого бы не шокировало то, как я чувствую себя на самом деле. Потому что я играю в каком-то странном спектакле и даже не понимаю, когда это всё началось и почему вообще так произошло. Что привело меня к этому? Я веду себя так, словно я примерная девушка. Стараюсь так себя вести. Не жалуюсь на своего парня, оберегаю тот образ, что восхищает окружающих. Не это ли привело меня к ощущению изоляции? Я сама помогаю Пожарскому формировать ощущение одиночества внутри меня. Да, отстаивала своё желание иметь больше свободы. Да, это даже привело к ссоре. Но какого чёрта я лишаю себя права говорить об этом?
Ведь я не одинока. Вот же они — мои друзья. Прямо передо мной: ходят, разговаривают, смеются. Вот стол благополучно поставлен перед угловым диваном, способным уместить всех нас. Вот на пороге уже шуршит пакетом Антон, жалуясь, как только что едва не упал на незаметном под слоем снега льду. Вот оно всё. Всего одно предложение, и я разорву этот замкнутый круг.
Вскоре начинается приятная суета, предвещающая ещё более приятный вечер: подготовка посуды, телефонные разговоры с двумя разными курьерами, сервировка, важные решения о том, кто где хочет сидеть. Я в какой-то момент было забеспокоилась при виде двух небольших бутылок тёмно-зелёного цвета в руках Хомякова, но Людмила веселится при виде моей реакции и заверяет, что помнит обо мне и Михаиле: мы бы предпочли какой-нибудь сок или чай, нежели что-то иное. Поэтому это «что-то иное» исключительно для неё и Антона. И то: совсем лёгкое в знак солидарности и по причине предстоящих завтра пар.