Во власти тьмы

Я тянусь к стойке, нуждаясь в опоре.
— Дерьмо, Роуз.
Она закатывает глаза, чтобы посмотреть на меня, и делает еще одно долгое всасывающее движение ртом, следуя рукой за ее губами к моей головке, а затем обратно. Я зарываюсь пальцами в ее волосы, зная, что долго не протяну.
— Чуть сильнее.
Как гребаная чемпионка, она добавляет еще усилий, а затем малейшее касание ее зубов отправляет меня за грань. Роуз принимает и это, проглатывая меня, смакуя мою сперму, пока мои колени не начинают трястись.
Когда она заканчивает, то вытирает рот простыней, и я помогаю ей встать.
— Как тебе?
Я сильно целую ее, переплетая наши языки. Когда я позволяю ей сделать вдох, она словно в трансе и пошатывается.
— Чертовски потрясающе.
Розовый румянец окрашивает ее шею, и она поворачивается к яйцам, которые я бросил в пользу ее тела.
— Давай поедим, а потом займемся более веселыми вещами.
Я в последний раз сминаю ее задницу и иду в спальню, чтобы быстро принять душ. Если Роуз готовит, то я поем. Если нет, то я сам все приготовлю и накормлю ее.
Я быстро моюсь в силу того, что меня окутывают мысли о ее теле и желание вновь взять ее. Когда я выхожу из спальни, вытирая волосы полотенцем и надевая боксеры, по крайней мере, на время, я застаю Роуз за готовкой яичницы с прижатым к уху телефоном.
У меня замирает сердце, и я сокращаю расстояние за несколько шагов, выхватываю телефон из рук, где она держит его между головой и шеей, и вешаю трубку.
— Какого черта ты творишь?
Она замирает со спатулой в руке и грозящейся упасть с тела простыней, поскольку я чуть не сбил ее с ног.
— Что случилось?
Я взмахом руки указываю на телефон.
— С кем ты говорила?
— С Валентиной. Я не говорила с ней с тех пор, как мы уехали из домика, и я хотела ввести ее в курс дела.
Я не даю ей продолжить объяснения. Она идет за мной, пока я шествую в спальню, хватаю чемоданы из шкафа и бросаю их на кровать.
— Начинай собираться.
Она прижимает простыню к груди.
— Зачем? Что происходит? Я не хочу опять уезжать.
Пока я думаю об этом, я выключаю телефон и вынимаю батарею. Затем прохожусь по комнате и собираю одежду на выход и ту, которую нужно упаковать.
Она хватает меня своими холодными руками за бицепс.
— Что происходит? Поговори со мной.
— Ты позвонила Валентине. У нас какое-то время была шпионка в доме. Мы думали, что избавились от нее, но никогда нельзя быть уверенным. Не говоря уже о том, что кто угодно может прослушивать наши телефоны, компьютеры, эту квартиру, все это.
Она выглядит растерянной, опустив уголки губ с тяжелым взглядом.
— Если ты так переживал из-за этого, почему ты ничего не сказал?
Я бросаю одежду в чемодан и смотрю на ее сторону гардероба.
— Потому что я не хотел заставлять тебя волноваться еще сильнее, когда ты только…
— Только что?
Я останавливаюсь и с трудом сглатываю, встречаясь с ней взглядом.
— Когда ты только перестала ненавидеть меня.
Роуз качает головой, на этот раз заходя за мной в гардероб.
— Я никогда тебя не ненавидела. Ты часто выводил меня из себя, конечно, но я никогда не ненавидела тебя.
Ничего из сказанного мною не исправит ситуацию. Мы опять должны уехать, и это моя вина с самого начала. Это нечестно по отношению к ней. Я сажусь на край кровати, бросаю горсть одежды, которую держу в руках, позволяя ей соскользнуть на пол.
— Ты можешь остаться здесь. Они хотят только меня. Она хочет только меня.
Роуз подходит ко мне и опускается так, чтобы видеть мое лицо.
— Что насчет здешнего совета, твоей сестры? Они должны защищать нас. Вот почему мы приехали сюда и устроили весь этот цирк с самого начала.
У меня немеет язык, и мне приходится сглотнуть, прежде чем я смогу заговорить вновь.
— Да, но не было ни звонков, ни охраны, ничего. Я начинаю думать, что моя сестра не может защитить нас даже больше, чем себя. Почему, по-твоему, она так хотела заключить союз с советом другого влиятельного города? Она боится чего-то или кого-то.
— Мы можем помочь ей? — спрашивает Роуз, скользя рукой по моему бедру, чтобы переплести наши пальцы.
 
Я фыркаю и отвожу взгляд.
— Этот мир тебя не заслуживает. Она бы отдала тебя на растерзание, если бы это способствовало ее политическим амбициям. Гуппи не может помочь акуле, если только она не хочет стать едой.
Роуз скалится, отдергивая свою руку от моей.
— Я могу быть слишком милой, но это не то, чего я должна стыдиться или прекратить делать, потому что все остальные ― мудаки.
Я наклоняюсь и кладу голову на руки, когда она выходит из комнаты. Потрясающе. Сегодня я все испортил. Я даю себе минуту на раздумья, потом встаю, поворачиваюсь к чемоданам лицом и начинаю опять складывать.
Я уже почти заканчиваю, когда она возвращается в комнату, хватает одежду и опять уходит. Мы не впервые ссоримся, или, черт возьми, даже не во второй раз, но это было раньше, когда мне приходилось бороться с ней за то, чтобы она жила, за то, чтобы она оставалась. На этот раз мы оба, а не только она, должны посмотреть в лицо фактам. Мы разные люди и смотрим на мир иначе.
Я опять сажусь на край кровати, чтобы сложить одежду, хотя это не имеет значения, так как она все равно отправится в чемодан. Адриану тоже приходится сталкиваться с подобной проблемой? Валентина ― одна из самых замечательных людей, которых я когда-либо встречал. Как он поддерживает баланс ее нежного сердца со своим темным? Мы не заблуждаемся настолько, чтобы думать, что мы добрые, великодушные или что-то в этом роде. Но Валентина и Роуз не похожи на нас.
Только вопрос времени, прежде чем они поймут, что мы их не заслуживаем.
 28 
 РОУЗ 
 
 
Я слышу, как Кай бросает вещи по спальне, ворча по большей части, пока он тащит чемоданы и бросает в них одежду. Время от времени я слышу стук ботинок и бормотание проклятий. Одевшись, я решаю не приближаться к нему, по крайней мере, до тех пор, пока упаковка вещей больше не сможет оставаться без внимания. Мы уедем, нравится мне это или нет. Вот что он не сказал.
Ненавижу, что у меня нет выбора и что мы не можем найти место, где можно было бы осесть и быть в безопасности. Я едва пришла в себя и не хочу, чтобы у меня постоянно вырывали это из рук.
Пока он занят, я сижу в гостиной, глядя на открывающийся вид. Он поистине завораживающий. Может, вскоре, когда все разрешится, мы сможем вернуться к нему домой. Я жажду вновь поговорить со своей кузиной и жить в месте, которое смогу назвать своим, даже нашим. Как бы долго я ни получала эту роскошь.
Город сверкает в лучах полуденного солнца, его переливы и блеск радуют глаз. При виде города с этого ракурса мне кажется, что он будет теплым и красивым, но я знаю, что стоит мне выйти на улицу, как пронизывающий холод между высотками проберет меня до костей. По крайней мере, так было недавно. Поскольку я нигде не была помимо особняка Новаков, домика и этого места, мне не с чем сравнивать погоду.
Что-то ударяется о стену, и я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на дверь. Такими темпами он бы уже собрал всю спальню в два небольших чемодана. Маловероятно. Раздается еще один удар, я качаю головой и вздыхаю, возвращаясь к любованию видом. Думаю, я буду скучать по нему больше всего.
Еще через несколько секунд тишины Кай выходит из спальни, но я отказываюсь смотреть на него. Не тогда, когда он не извинился и не сказал мне ни одного цивильного слова. Я все еще не позавтракала.
— Ты собираешься игнорировать меня как ребенок?
Я пожимаю плечами, не глядя на него.
— Не знаю. Ты собираешься продолжать кидать вещи по спальне как ребенок?
Пыхтя, Кай громко делает что-то позади меня, что заставляет меня обернуться. Чемоданы стоят в фойе его квартиры.
— Попроси охрану отнести их в машину, пожалуйста. Я выйду через минуту, когда не буду чувствовать, что мне хочется придушить тебя.