Клуб Мертвых

— Сударь, — сказал Жак, задыхаясь от гнева, — я не знаю, что меня удерживает от желания дать вам пощечину, которую вы вполне заслуживаете!
— Насилие? Неужели я должен позвать моих лакеев?
Жак оттолкнул его.
— Нет!… Я все-таки ваш гость… Пройдите, пожалуйста, в гостиную… Я выйду к вам через несколько минут… И так как вы жаждете объяснений, то мы увидим, будете ли вы сами в состоянии дать мне те, которые я потребую!
Его голос был тверд, глаза сверкали, так что, несмотря на всю свою дерзость, де Белен был почти испуган.
— Вы меня слышали? — продолжал Жак. — Ступайте!
— В самом деле? — воскликнул де Белен. — Вы имеете право говорить таким повелительным тоном?
— Сударь, я не знаю, что вы называете светским этикетом… Но я позволю себе заметить, что вот уже дважды вы упрекаете меня в том, что я принял ваше гостеприимство…
— Хорошо, — сказал герцог, вдруг успокаиваясь, — я вас буду ждать в гостиной, только, пожалуйста, поторопитесь…
— О! Разумеется!… Я сам спешу узнать, в чем дело!
— В этом отношении вы будете вполне удовлетворены.
Де Белен вышел. В ту минуту, когда он входил в гостиную, к нему подошел лакей, подавая письмо.
— Да-да.
Де Белен взял поданный ему конверт и, погруженный в свои мысли, не читая, опустил письмо в карман. Потом стал нетерпеливо ходить взад и вперед по комнате.
— Да, это негодяй, — шептал он. — Можно не сомневаться, что этот враг, а я чувствую, что он мне враг, был послан Манкалем, затем, чтобы…
Он вдруг остановился и с гневом топнул ногой.
— Этот Манкаль знает все мои тайны! Разве он не подслушал моего разговора с Сильвереалем? Этот дуралей-барон имеет манию постоянно вспоминать прошлое, как будто оба мы его не знаем! Так что теперь я во власти этого Манкаля… и де Шерлю, который, может быть такой же Шерлю, как я Белен!
Он опустился в кресло.
— Благоразумно ли начинать борьбу? Не будет ли для меня выгоднее заключить союз?
Он задумался.
— Я, скорее всего, допустил оплошность. Я слишком погорячился!… Черт возьми!… Да и этот авантюрист тоже… Он чуть ли не хотел дать мне пощечину?… Правда, я был груб… Истинная сила заключается в том, чтобы стоять выше эмоций… Я не забуду больше об этом…
В эту минуту дверь отворилась и вошел Жак.
Он был очень бледен, и в его наружности было столько истинного благородства, что де Белен поднялся, испытывая невольное уважение.
Жак спокойно подошел к нему.
— Милостивый государь, — сказал он немного дрожащим голосом, — мы обменялись сейчас ужасными словами, я позволил себе произнести угрозы, в которых раскаиваюсь, и теперь уже совершенно спокойно пришел требовать объяснений, которые вы обещали мне дать.
Странная вещь, это вступление, полное достоинства, произвело впечатление прямо противоположное тому, которое мог бы ожидать всякий посторонний свидетель этой сцены.
Де Белен подумал:
— Как он ловок! Как хитер… Посмотрим, кто кого…
Он поклонился Жаку.
— Я охотно забуду, — сказал он, — резкие слова, вырвавшиеся у вас, так как, признаться, я был виноват первый… Я поступил, как мальчишка!…
— Что вы хотите сказать? — с беспокойством спросил Жак.
— Э! Боже мой! Все очень просто!… В порыве раздражения я забыл, что вы уже давно должны были быть готовы к этой сцене.
Жак до крови прикусил себе губы.
— Клянусь вам, господин герцог, что я вас не понимаю.
— Поэтому я готов объясниться… Садитесь здесь, напротив меня, и поговорим серьезно… Я могу стать вашим другом или врагом, как захотите. Это будет зависеть от вашей откровенности.
— Мне нечего скрывать… И вам хорошо известна вся моя жизнь…
— О, да! Дядя Жан… Его сестра!… Затем чудесное открытие графа де Шерлю… Я отлично помню все это! Но… я знаю жизнь… я так же хорошо изучил высшее общество, как и низшее… Мне можно все сказать… С какого времени вы стали другом Манкаля?
— Милостивый государь, сейчас, говоря о Манкале, вы назвали его негодяем и… вором. Предположить, что я был его другом, это значит оскорбить меня!
«Он ловко выпутывается из затруднений, играя словами, — подумал де Белен, — положительно, он очень ловок!…» Боже мой! — продолжал он вслух, — я сожалею о вырвавшихся у меня эпитетах. Только признаюсь, что меня крайне неприятно поразило его исчезновение…
 
— Манкаль исчез?
— Как самый обыкновенный кассир!
— Но, значит, он оставил за собой какой-нибудь дефицит?
Белен расхохотался.
— Дефицит недурен! Самые пустяки! Всего несколько миллионов!
Жак вскрикнул.
— Миллионов!… Которые ему не принадлежали?
При этой новой наивности, по его мнению, поддельной, де Белен снова расхохотался.
— Восхитительно, честное слово! Знаете ли, мой милый, вы очень умны или у вас отличная память, если вы так четко заучили роль!
— Опять! — воскликнул Жак. — Я вас последний раз прошу объясниться! Неужели вы считаете меня сообщником этого негодяя? Какую роль я играю? Заклинаю вас честью, не скрывайте от меня ничего! Правда, как бы горька она ни была, не станет более жестокой, чем эти намеки.
— Действительно, — отвечал де Белен, — с этим надо покончить. Ну, любезный граф, Манкаль, сойдя со сцены, захотел оставить наследника, которому дано, без сомнения, более или менее деликатное поручение. Он дал вам этот знак своего доверия, что еще раз доказывает его ум… Он успешно сумел заставить меня стать вашим руководителем. Все это отлично… но ловкость изменила ему в том, что он слишком скоро раскрыл свою игру… Так что теперь я почти знаю, с какой целью он ввел вас ко мне… Обыкновенный шантаж. Ну, я не такой человек, который стал бы кричать слишком громко, если меня немного пощиплют… Назовите ваши условия и мы сойдемся… Я ведь лучше, чем кажусь… Но, вы не отвечаете?
Жак застыл как человек, пораженный громом… Он все еще слушал, хотя де Белен уже замолчал. Каждое слово герцога было для него точно удар молота. Итак, это была правда! Едва успел он вступить в жизнь, как ему предъявляли постыдное обвинение! Подозрения де Белена потрясли его. Неужели роковая судьба, сделавшая для него невыносимой жизнь в мастерских, снова преследовала его?
Де Белен взял его за руку, чтобы привести в себя. Такое поведение Жака в высшей степени изумляло его. Он надеялся, что авантюрист, каким он продолжал считать Жака, откроет свою игру. И что же?
Когда Жак поднял лицо, де Белен увидел, что оно залито слезами.
— Как? Вы плачете? Что же все это значит? — спросил герцог.
Жак взглянул ему в глаза.
— Да, — сказал он, — это правда, я плачу!… Но не от стыда!… Я плачу, что меня подозревают, тогда как мое сердце исполнено лишь чистых и благородных стремлений! Сначала я был возмущен, теперь я чувствую себя разбитым. Как могу я защищаться? Чем убедить вас?
— Ну-ну! — сказал де Белен, невольно чувствуя себя тронутым, — ответьте на мой первый вопрос: давно ли вы знаете Манкаля?
— Всего несколько дней. Я никогда не видел его до того проклятого дня, когда дядя Жан послал меня к нему.
— Это правда?
— Клянусь вам!
Де Белен задумался. Мрак вокруг него сгущался.
— Но… этот дядя?…
— О! Это честный человек… немного грубый… но, в сущности, добрый… Он воспитал и вырастил меня. Без него я умер бы с голода… потому что был один на свете… Вы знаете мою историю… Моя бедная мать умерла, покинутая…
— Я знал вашего отца…
— Вы его знали? О, вы никогда не говорили мне об этом!
Действительно, де Белен помнил, что встречал графа де Шерлю во времена его первоначального богатства, потом видел его разорение и, наконец, новое обогащение.
— Мой отец был уважаем?…
— Он был богат, — отвечал де Белен, делавшийся философом.
— Вы видите, герцог, что я проклят… Всюду вокруг меня стыд, позор… Даже этот Манкаль, который был только посредником, но подлость которого обрушилась на меня…
Де Белен был в большом затруднении. Несмотря на все, он еще не был убежден. Он знал по опыту, до каких высот может доходить у некоторых людей искусство притворяться. Но что если этот говорит правду?…