Нерушимые обеты (СИ)

– Добрый день, – Поля здоровается, останавливаясь на расстоянии несколько шагов. В ответ получает хмуроватое: «добрый» и отстраненный взгляд.
Полине не хочется напоминать Агате о не случившейся Костиной ошибке. А Костя, скорее всего, просто держит при себе собственное неоднозначное к ней отношение.
Полина его понимает. Слишком много из-за неё проблем.
– Как самочувствие? – губы Полина снова дрожат. Она замечает и требовательный взгляд Агаты, и её «незаметный» тычок мужу в бок.
Смешно, но Гордеева дрессируют в умении быть вежливым. И он старается…
– Спасибо, намного лучше. Думаю, ещё немного и…
Договорить Костя не дает. Смотрит прямо и обрубает своим:
– Гаврила решит.
Полине не остается ничего, кроме как прикусить язык. Да уж. Она нарешала будь здоров.
– А он… – Осторожно спрашивает, чуть-чуть надеясь, что тоже где-то неподалеку.
Когда он не с ней, Полине бесконечно страшно. Что его застанут врасплох. Или что он сам поведет себя опрометчиво.
Она не рискует спрашивать, что происходит там. Снаружи. Она трусливо спряталась внутри.
– Сказал, вечером заедет…
Костя мог бы не отвечать, но сжаливается.
Его взгляд слегка меняется. В нем проскальзывает задумчивость. Может он тоже хотел бы ей что-то сказать. Жизни научить. Упрекнуть. Но сдерживается.
Трет лоб, разворачивая Агату…
– Домой идем. Жопы отморозите…
И пусть Поля понимает, что её жопа Гордеева волнует меньше всего, но всё равно слушается.
Поднимается по ступенькам следом за хозяевами, чувствуя, как уголки губ дрожат.
Вечером – это замечательно. Главное не заснуть.
  
Глава 33
 
Покурить в тишине на террасе Костиного дома – новая традиция Победителя и его верного пса. Ну или друга. Гаврила с Костей вроде как договорились, что второе.
Гаврила делает затяжку, следя, как с крыши слетают редкие грузные капли.
Дождь кончился, а на улице всё равно влажно и мерзко, но им с Гордеевым нормально.
Гаврила выпускает дым и передает сигарету.
Взросленькие. Могут позволить затягиваться каждый своей, но как-то берегут себя, что ли… Одну на двоих и расходятся. Главное не считать, сколько раз за день вот так.
– Что там интересного? – реагируя на Костин вопрос, Гаврила хмыкает и опускает голову.
Всё интересно – пиздец просто. Он был бы не против, чтобы чутку поскучней.
– Тебе долбоеб этот больше не звонил? – прежде чем ответить, Гаврила задает встречный вопрос.
«Долбоеб этот» – это Полин отец.
Настолько ослепленный своими представлениями о происходящем, что абсолютно не видит реальности. Так бывает с теми, кто близок к концу. Они своей настойчивостью этот конец же и приближают.
Павловский до сих пор не готов считаться с Гаврилой, как с достойным соперником. Он для Михаила до конца жизни будет просто мелкой шавкой, которую можно отшвырнуть со своей дороги ногой. Только конец этот близок. И жизнь это не Гаврилы.
Он будет очень удивлен, когда поймет, насколько всё поменялось. Или не поймет. Этот вариант Гаврила тоже вполне допускает.
Напрямую с Гаврилой на связь Полин отец выходить не захотел. На следующей утро после «исчезновения» Полины набрал Гордеева и насыпал в трубку туеву хучу угроз, ни одна из которых ничегошеньки не значит.
Он может угрожать, и даже давить сколько хочет. Исход налицо. Полина всё так же здесь. В безопасности. Была. Есть. Будет.
– Нет. У нас как-то разговор не заладился…
В ответ на Костино признание Гаврила снова хмыкает, прекрасно представляя, насколько сильно он мог не заладиться.
Костя – говнюк, конечно, но вид избитой Полины и для него, скорее всего, был нормальной такой отрезвляющей оплеухой.
Костину мать собутыльник убил. У Гавриловой судьба сложилась не лучше. От мысли, что кто-то может вот так – обоих воротит.
– Вот он боится, наверное, что и у нас не заладится… – Гаврила шутит, поворачивая голову и ловя кривую ухмылку на лице друга. – А вообще там цирк. Они прячут этого уебка, прикинь?
– Кто прячет? От тебя?
– Походу. Вывезли из хаты. Хату прибрали. Между собой пересрались, но не потому, что Павловский одумался. Хер там… Доронин в ярости, что его сына избил любовник шлюхи-Павловской. Павловский в ярости, что его обвиняют, будто организовал сделку, когда дочка-то – блядь. Это пиздец всё. Аж не верится…
 
На самом деле, очень даже верится. Просто тошнит от них.
– Но ты знаешь, где прячут? – Костя задает вопрос, устраивая руки на периллах, смотрит внимательно.
Гаврила же немного тянет, снова наблюдая за каплями.
– Конечно, знаю.
Отвечая, чувствует, как по телу расползается дрожь нетерпения. Его каждый день тянет туда. Хочется расквитаться. Он не может ждать, пока блюдо остынет. Останавливает себя только мыслями о том, что сука знает – его найдут. Знает и боится. От каждого шороха ссытся.
Седеет там потихонечку и успокаивает себя, что не так уж он проебался. Папки всё решат.
Хотя на самом деле – нет уже.
– На пару деньков пропаду. Хорошо? – Гаврила спрашивает, распрямляясь. Поворачивается, прижимается к тем же периллам бедром, складывает руки на груди и ждет согласования.
Им это сейчас, конечно, ни к чему. Но он не болт пинал всё это время. Думал, как бы сделать так, чтоб ни Косте не влететь, ни Поле не пострадать. Вроде всё сложилось в голове.
– Только башку мне не приноси на подносе. – Костя улыбается откровенно кровожадно.
– Без проблем. Себе оставлю. – Гаврила легкомысленно пожимает плечами.
Степень цинизма, которой они достигли, это не их вина, но спрыгнуть очень сложно. Может быть когда-то даже удастся. Но это позже будет, а пока...
– К Поле поднимусь…
– Дрыхнет, наверное.
– Посмотрю просто…
Костя остается на террасе докуривать, Гаврила же заходит в дом и движется к лестнице.
Ему больно и приятно её видеть каждый раз. При первом взгляде сковывает и мурашки по коже. Пиздец, как страшно, что мог потерять. Потом становится легче.
На Полину Гаврила не злится. Обиду не лелеет. В мотивах, в принципе, разобрался. Методы лучше не обсуждать.
Главное, чтоб хуйни больше не воротила. Об этом они, кажется, договорились.
Подходя к её двери, Гаврила замедляет шаг. Остановившись рядом, как пацан задерживает дыхание.
Стучит трижды и прислушивается, закрыв глаза. Ответа нет – он стучит ещё раз.
Но снова нет. Поэтому приоткрывает.
Гаврила ожидает увидеть Полю спящей на кровати, но она пустует. Аккуратно заправлена.
Сердце само по себе начинает шалить, его приходится успокаивать.
Не могла она сбежать. Да и не стала бы. Гаврила знает, а всё равно, блин, страшно.
Благо, быстро понимает, что в ванной включен свет. Идет туда.
Жмет на ручку, открывая.
Лицо и кисти рук окутывает горячий влажный воздух. Здесь даже дышать тяжеловато. А Поля…
Просто лежит в ванне, запрокинув голову и закрыв глаза.
Её правая рука бессильно повисла на бортике. Вода не плещется.
Гаврила потихоньку успокаивается, хотя ей всё равно надо бы по жопе.
Он неспешно приближается, состредоточенно глядя на спокойное лицо.
Следы сходят быстро, но его этим не обманешь. Он всю жизнь будет помнить каждый.
Трогает Полину за кисть, аккуратно будя.
Она выныривает изо сна с резким вдохом. Распахивает глаза и замирает.
Во взгляде всего секунда паники, а Гаврила ощущает её, как сильный-сильный удар в самое сердце.
Она ещё боится. Сколько будет бояться – Бог его знает. Он может только сделать так, чтобы бояться больше было нечего.
– Заснула, прости…
Полина садится ровнее, тянется руками к лицу и трет, из-под воды выглядывают хрупкие плечи.
Она стесняется, но не наготы, а того, что он может увидеть следы избиений. Пены в ванне уже маловато, чтобы скрыть тело полностью. Поэтому под мужским взглядом Полина прижимает колени к груди. Обнимает под водой руками, утыкается щекой в коленную чашечку и смотрит на него.