Нерушимые обеты (СИ)

Но заднюю дает именно она. Отводит взгляд, мотает головой и шепчет:
– Вот дуреха… – Так нежно, что Полиных губ помимо воли касается улыбка, а души будто лучик теплого света.
– У меня всё нормально. Не переживай… – на Полину просьбу Саба отвечает скептическим взглядом.
Долго молчит, снова качает головой… Тянется через стол, берет в свою руку руку Полины и сильно сжимает, потряхивая:
– Почему ты не с Гаврилой, дурочка моя? Ну почему ты не с Гаврилой? – в этом повторившемся вопросе столько сожаления и даже отчаянья, что у Полины начинает щипать глаза.
Чтобы не расплакаться, она опускает взгляд в стол. Ей нужно немного времени, чтобы собраться.
Ей снова хочется к нему в объятья.
– Я до последнего верила, что вы воспользуетесь шансом. Я поэтому и предлагала тебе тогда… Я хотела, чтобы у вас повод появился…
Полина и раньше это понимала, но признание Сабины делает больно от силы любви, которую она не заслуживает.
– Не суждено, Саб… Нам просто не суждено, – Полина произносит, пожимая плечами, Сабина же тихонько ругается на языке, который Поля не знает. – Своим замужеством я довольна. Никита… – Тошноту вызывает даже упоминание его имени, но Полина научилась справляться.
В отличие от Сабины, которая фыркает и отбрасывает руку подруги:
– Ты ведешь себя, как типичная жертва насилия, Полина. Выгораживаешь этого мудилу, терпишь, прячешься... Но ты же его даже не любишь! Зачем ты за него цепляешься? Зачем тебе он, если есть твой Гаврила?
– Нет моего Гаврилы. Ему лучше будет без меня, – бесконечно повторять это про себя легче, чем озвучивать. Самой Полине плохо из-за того, насколько неправдоподобно звучит.
Если бы ему было лучше без нее, он давно женился бы, нарожал детей и поселил их в Любичах.
– Боги, как ты бесишь иногда, Павловская! Чего ты боишься? Объясни мне, чего? Он изменился, ты же сама видишь! С Марьяном расквитался, хоть что-то ему за это сделали? Нет! Потому что не могут! Ему никто и ничего не сделает! Понимаешь?
– Рано. Придет время – отомстят.
Полине хочется верить словам Сабы. Очень-очень хочется. Но она слишком хорошо знает этих людей. Слишком хорошо наконец-то поняла отца.
Им нигде и никогда не спрятаться. Он их в покое не оставит, пока жив. Или пока она жива.
– Я позвоню Гавриле. Скажу, что твой мудак…
– Не смей, – Полина даже себя пугает тоном. Её глаза расширяются, тело цепенеет. Она отлично помнит, на что Гаврила способен в гневе. Она хочет, чтобы его попустило, и только потом тихонько уйти. – Я не прощу, Саба. Не смей.
Сабина не привыкла к подобному тону, да и ультиматумами раньше они никогда не перебрасывались.
Подруга Поли злится, у нее каменеет лицо, взглядом можно резать шелк, но первой сдается она. Снова тихо ругается и прижимается пальцами к вискам.
Полине тоже иногда кажется, что голова сейчас взорвется. Она прекрасно понимает это состояние…
– Я не понимаю тебя, Поль… За что ты так с собой? За что себя наказываешь? Мне кажется, ты сама себя убиваешь…
– Тебе не кажется, – Полина снова вскидывает взгляд и улыбается. Встает из-за стола, не дождавшись заказа. Прижимается к щеке подруги не так, как при встрече, а дольше, позволяя почувствовать себе ее тепло, шепчет: – Так будет лучше. Прости. Не говори ему ничего, умоляю.
Отрывается и уходит.
Жмурится, делая вид, что не слышит слишком громкое:
— Да он же не слепой, Поль!
  
Глава 23
 
Сегодня Полина придирчива к своей внешности, как никогда. Впереди важный прием. Для всех – её отца, её мужа, отца её мужа… Но совершенно точно не для неё.
Их с Никитой Дорониным брак по-прежнему не «консумирован», зато на её лице и теле – новые следы их «страстного» медового месяца.
Доронин продолжает пить и бить. Полина – совершенствоваться в роли смертницы.
Обычно после очередной их… Ммм… Стычки, она предпочитает несколько дней отсидеться дома. Не потому, что бережет репутацию мужа и семьи, а потому, что боится встретить Гаврилу. Но сегодня отсидеться не получится.
 
Следы не сошли окончательно, но мероприятие в Национальном доме не отменить из-за маленьких проблем Полины Павловской. Хотя она уже Доронина. Вот черт. Вечно забывает…
И их с Никитой присутствие на приеме у Президента не подлежит обсуждению. Ей напрямую отец ультиматум не ставил, они вообще напрямую теперь не общаются. Зачем, если у него есть шикарный, абсолютно во всём устраивающий, зять?
Он и донес до Полины очевидное: Михаил Павловский хочет показать всем и каждому, что Костя Гордеев его не обыграл и не уделал. Что это не он вильнул хвостом, предпочтя какую-то никому не известную Агату его бриллиантовой дочери. Что всё идет по плану. По его ебучему плану.
Для этого Полина смиренно готовится сыграть роль выставочного экспоната. Счастьем она лучиться не станет, но и до позорных истерик не скатится. Там будет Гаврила, ей нельзя подавать ему знаки. Никакие – ни SOS, ни «люблю, умираю, болит».
Она долго и скептически оглядывает себя в зеркале, проверяя качество штукатурки на пострадавшем от тяжелой руки мужа щеке.
Ей категорически посрать, насколько блестяще выглядит. Знает, что шикарно. Важно только, чтобы он ничего не заподозрил. Ну и другие тоже.
Девушка-визажист постаралась. Несколько раз позволяла себе посмотреть Полине в лицо встревоженно, но вовремя прикусывала язык – не лезла с глупыми вопросами, на которые Поля не собиралась отвечать.
Да, её лупит муж. Нет, она не собирается ничего с этим делать. Нет, себя ей не жалко. Жалко загубленную жизнь своего ребенка и висящую на волоске любимого мужчины.
Услышав шаги сзади, Полина ровняет спину, оглядывается…
После каждого срыва у Никиты включается режим вины. Он мнется, не особенно дерзит и не смотрит в глаза. Боится, что Полина на него нажалуется и его несдержанность будет иметь последствия.
Не кается, но наверняка объясняет себе свое же поведение её сучностью и сложностью жизненных обстоятельств.
После очередной серии пьяных побоев он на несколько дней становится практически шелковым. Не докапывается и даже не всегда является… Домой. Хотя какой же это дом? Клетка.
Однажды притащил примирительные цветы, что практически довело Полину до истерики. Потому что Саба права – она ведет себя как типичная жертва абьюза. Только всё прекрасно понимает и делает сознательно. А главное – не любит даже той самой нездоровой любовью. Ни Никиту. Ни себя.
Полина следит за приближением мужчины в дорогом костюме, отмечая, что он выбрит, свеж и вполне прилично выглядит.
До него внятно донесли важность вечера. Никитос старается.
Он для Полины откровенно уродлив, но высший свет этого уродства не заметит.
Муж подходит близко, но не вплотную. Поднимает взгляд, смотрит на неё в зеркало и слегка кривится. Ему как бы неприятно… Его рука неуверенно, но ложится на Полину талию. Это – верх цинизма и хочется разве что сбросить, но Полина терпит.
– Отцам важно, чтобы мы… – Никита только начинает говорить, а Поле уже плохо. Вот бы молча рядом отстоять…
– На мой счет волноваться отцам не стоит.
Никита снова кривится, но камень в свой огород терпеливо принимает. Просто аплодисменты за выдержку.
Его бы, по уму, лечить или прямо в тюрьму, но одному из заинтересованных отцов об этом Полина не скажет. Бессмысленно.
Не ожидая больше ни слов, ни проявлений лживой галантности, Полина разворачивается, поднимая с трюмо сумочку. Рука Никиты соскальзывает с ее талии, это дарит облегчение.
Кожу щекочет любимый Полинин материал – тончайший шелк. Он струится по телу свободно. А надевай она платье на душу – уже изорвалось бы о нескончаемое количество осколков.
Впереди у Полины сложный вечер – экзамен перед Гаврилой, ужасный стыд за себя перед Сабой, встреча с ненастными отцом и матерью. И все это – рядом с мужчиной, от которого воротит.