Гимназистка. Нечаянное турне (СИ)

Я нехотя кивнула и как можно незаметнее потянула лапу к особенно привлекательной кисточке, но Мефодий Всеславович моих когтей не испугался, стукнул по лапе и сурово сказал:
— Ну-ка, прекращайте, Елизавета Дмитриевна. Скажут потом, что у английской певицы странные привычки. Давайте мы с вами поиграем.
Поиграем? Я оживилась. Но Мефодий Всеславович понимал игры как-то неправильно. Занавеску он мне не отдал.
— Поперекидывайтесь туда-обратно, — предложил домовой. — Это вас успокоит. И не просто так перекидывайтесь, а медленно, с частичной трансформацией. — И этак воодушевлённо: — Елизавета Дмитриевна, это очень интересно, попробуйте.
Я скептически фыркнула, но решила попробовать, раз уж к кисточкам не допускают. На удивление, медленное перетекание из одной формы в другую оказалось необычайно увлекательным занятием: словно выключалась постепенно часть запахов и звуков, зато включались краски, а потом наоборот: краски сливались в чёрно-белую гамму, зато запахи и звуки расцветали полноценными букетами. А ещё это было утомительно, поэтому вернувшись в очередной раз в человека, я поняла, что единственное, на что я сейчас способна, — спать, добралась до диванчика и провалилась в сон.
Утром я проснулась поздно, но довольной, как кошка, слопавшая баночку сметаны. Я чувствовала себя отдохнувшей, но с удовольствием повалялась бы ещё, вот только в дверь уже вовсю стучал Песцов. Громко и возмутительно невежливо.
— Мисс Мэннинг, просыпайтесь, нам надо срочно поговорить. И позавтракать тоже нужно.
— Завтрак в постель было бы идеально, — чуть хрипло со сна ответила я и потянулась.
— Мы с вами не в настолько близких отношениях, — радостно бросил Песцов, видно, уже отчаявшийся добиться от меня ответа, — так что я предпочитаю сводить вас в ресторан, а не нести поднос оттуда к вам. Мало ли какие слухи пойдут, если вы понимаете, о чём я. Филиппа, разговор не терпит отлагательств, учтите.
— Полчаса, Дмитрий, дайте мне полчаса.
— Да зачем вам эти полчаса? Иллюзию набросили — и вперёд, — радостно завопил на весь вагон Песцов, пользуясь тем, что английского никто здесь не знает.
— А под иллюзией я всё равно буду неумытой, — возразила я. — Так что ждите, Дмитрий.
Да и с домовым что-то надо было решать. Если бы завтрак принесли сюда, я бы с ним поделилась. Но в ресторан с домовыми ходить нельзя. Или можно?
— Елизавета Дмитриевна, как же так? Разве вам не говорили, что нельзя надолго забрасывать звериную часть? — воспользовавшись тем, что я на него наконец посмотрела, сказал Мефодий Всеславович. — Кто вас учил?
— Никто, — честно ответила я. — Вторую ипостась я получила недавно, и мне мало кто чего объяснял, поэтому если вам есть что сказать, я с радостью прислушаюсь. И благодарю вас за вчерашнюю помощь.
Боюсь, без него я бы точно забралась на крышу, и не факт, что спустилась бы обратно в купе. А ведь домовой меня ещё и укрыл, когда я вчера доползла до вагонного диванчика. Но про это я упоминать не стала, поскольку почувствовала некоторую неловкость — как-никак, а под одеялом я была совершенно без одежды.
— Мефодий Всеславович, а вы можете пойти со мной в ресторан так, чтобы вас никто не заметил? — поинтересовалась я. — А то я ума не приложу, как вас кормить.
— Да мне много не надо, — смутился он. — Корочку хлеба принесёте — и довольно. Я лучше здесь посижу. Так надёжнее.
Я его уговаривала, пока собиралась, но домовой был непреклонен. Сказал, что им не положено ходить вне дома, а домом считается вот это купе. И был он столь неубеждаемым, что я заподозрила, что в поезде есть свои присматривающие поездные, которые очень не любят посторонних на своей территории, и мой домовой не хочет с ними конфликтовать. Пришлось идти без него.
Песцов дисциплинированно ждал меня около двери. Но не один. Рядом с ним стоял весьма важный господин, чьи острые усы смешно торчали, а упитанное тело облегал хорошо сшитый новёхонький солидный коричневый костюм.
— Дорогая Филиппа, — торжественно сказал Песцов, — позволь представить тебе нашего попутчика…
 
Он сделал паузу, указывая на попутчика, и тот представился сам, чуть склонив голову в имитации вежливого поклона:
— Свиньин-Морской, к вашим услугам, мисс.
Говорил он по-русски, но от меня точно ждал какой-то реакции. Пришлось восторженно округлить глаза и выразительно прокашляться.
— Да-да, тот самый, — гордо сказал он. — И я очень надеюсь, что вам понравится мой дом, который вы почтите своим присутствием.
Сохранить невозмутимость мне удалось с большим трудом, но взгляд на Песцова я бросила весьма красноречивый.
— Филиппа, — как ни в чём не бывало жизнерадостно сказал компаньон, — мистер Свиньин приглашает нас в гости.
— Свиньин-Морской, — с нажимом поправил упомянутый мистер.
— Прошу прощения, сударь, — изобразил смущение Песцов и опять перешёл на английский: — И не просто так приглашает, а провести маленький кулуарный концерт в кругу его семьи и близких друзей. За пять песен в вашем исполнении он обещает плату как за полноценный концерт. Кстати, я уже согласился.
— Дмитрий, а не слишком ли много вы на себя берёте? — вспылила я. — Какие ещё незапланированные концерты? Может, мы по деревням ещё пройдёмся, там тоже чего-нибудь набросают, если пройдёте с шапкой по кругу? Неужели вы настолько поиздержались, что хватаетесь за такую ерунду?
— Филиппа, — чуть придвинулся ко мне Песцов, — не дурите. Дело не в деньгах. Это, в первую очередь, очень удобно нам. Мы сбиваем со следа Волкова.
— Который всё равно настигает нас в городе назначения, — заметила я.
— Но в поезде нас уже не будет. А от мистера Свиньина… Морского нас доставят его транспортом. Он пообещал. Но вы повозмущайтесь, конечно, это не лишнее. Я потом ему расскажу, как вас сложно было уговорить и какими выдающимися дипломатическими способностями я владею.
— Хм… — сказала я и прищурилась.
Этот Свиньин, пусть он всего лишь Морской, точно был какой-то крупной шишкой. И благосклонность этой крупной шишки точно была сейчас нужна Песцову. Но не получится ли как в прошлый раз, с Соболевым, когда уже одно то, что мы выбрались живыми и неповреждёнными, можно было посчитать за проявление княжеской признательности?
  
Глава 26
 
По меркам провинции, дом Свиньиных-Морских был настоящим дворцом, с огромной огороженной территорией и с террасным спуском к реке, где за зданием, небрежно названным хозяином дома лодочным сараем, виднелись грустно чернеющие трубы маленького, но гордого пароходика. Пусть моря поблизости не было, но плавательные средства быть обязаны, если уж хозяева имеют морскую приставку к фамилии.
Наверняка летом тут было необычайно красиво: укутанные снежным покрывалом кусты были фигурно подстрижены, посредине парка был хоть маленький, но настоящий лабиринт с фонтаном в центре, на каждой террасе стояли ажурные беседки, а таких приземлённых вещей, как теплицы, попросту не было. То есть, возможно, они были, но где-то в отдалении, не портя прекрасное зрелище, открывающееся гостям.
Видели всё это мы лишь мельком, по дороге к дому, но всё же оказались впечатлены. Настолько, что Песцов разразился восторженной речью за нас обоих. Я опять притворялась, что берегу горло, поскольку выяснилось, что дочь Свиньина-Морского говорит по-английски, о чём нам радостно сообщил её отец ещё в поезде, к сожалению, когда Песцов уже дал своё согласие. Пока мы Полину Аркадьевну не видели, сидели в довольно пёстрой гостиной и ожидали обеда. В комнате было жарко, но я всё равно куталась в меха, утомлённо прикрывая глаза и показывая истинно английский сплин. Надеюсь, достаточно артистично, потому что Песцов даже не кривился, глядя на меня.
 
— Потрясающе, — восхищался Песцов. — никогда бы не подумал, что такая жемчужина может оказаться в столь отдалённом от столицы месте. Даже у князя Соболева размах не тот.
— А что Соболев? — чуть поморщился хозяин восхваляемого дома. — Нос задрал, что его дочь — невеста цесаревича, а от этого силы и власти не прибавится. Губернаторство под ним шатается, как и место в Совете.