Истории замка Айюэбао

Всего полмесяца спустя она оказалась у хромого парня в гостях. Ах, до чего там было просторно! А книг — не перечесть! Отец парня умер, за матерью ухаживала сиделка, сфера её деятельности ограничивалась нижним этажом. Второй этаж и мансарда были полностью в распоряжении сына. Он до того чудно оформил своё пространство, что у девушки от испуга перехватило дыхание. В комнате висели маски, и их хозяин предпочитал общаться с гостьей, напялив на себя маску оборотня с оскаленной пастью и при этом ещё зажав в зубах сигару. Она пришла к выводу, что он обладал такими обширными и глубокими знаниями, которых ей не постичь и за всю жизнь. Он решил набросать несколько её изображений с натуры, и одежды на ней становилось всё меньше, пока наконец девушка не осталась в чём мать родила. Она испытывала громадную неловкость, испуг и в то же время радость, как будто находилась на самом краю утёса, а также стыд и унижение, которые ничем не заглушить. Раздетая догола, она оказалась в состоянии первозданной наготы. Хромой, любуясь открывшимся зрелищем, то отходил со своей палитрой подальше от модели, то приближался к ней с таким видом, словно ему хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки, и, наконец, сказал:
— Вот, несомненно, это оно — чудесное творение, которое можно встретить лишь раз в тысячу лет.
— Что ещё за творение?
— Да ты же.
Он помял её упругую грудь, превосходившую размерами среднестатистическую, надавил на, пожалуй, чересчур выдающиеся ягодицы, провёл указательным пальцем вдоль позвоночной ложбинки сверху вниз до самого копчика, словно острым лезвием хотел разрезать её на две половинки. Цвет кожи темнее, чем розовый, но нежнее коричневого, как виднеющийся на меже батат безыскусного матового оттенка. Откинув у неё со лба волосы, он просипел:
— Я не могу сказать, что ты красавица. Но у тебя есть всё, чтобы зваться суперкрасоткой. Красота, приносящая бедствия, удовлетворение от пролитой крови.
Она не поняла ни слова.
— Конечно, это всё маленькие подарки природы, никаких искусственных прикрас. — Он щёлкнул её по темени и обвёл пальцем стеллажи с книгами вдоль всех четырёх стен: — Почитаем вместе, я всегда сплю в обнимку с книгами.
Потом они решили вместе принять ванну. Тогда она во второй раз в жизни ощутила страх смерти. Она впервые видела обнажённого мужчину и от волнения едва не прокусила себе обе губы. Перед тем как погрузиться в ванну, Хромой вдруг стал очень суровым, затем рассвирепел и резко, со всей дури хлестнул по воде. Девушка испугалась, но, приблизившись к нему, увидела слёзы в его глазах. Из её глаз тоже хлынул поток слёз. Она почувствовала, что нижнюю часть тела как будто сковала невидимая сила. Она попятилась, а он наступал, пока наконец не заключил её в страстные объятия. Горько разрыдавшись, он поднялся с ней на руках в мансарду и уложил на широкую кровать, обернул её в лоскутное одеяло и заодно обвязал матерчатым поясом. Сначала она испугалась, но затем рассмеялась:
— Мне же ни капельки не холодно.
Слёзы у него высохли. Вытерев нос, он вернулся с двумя чашками кофе.
— Все мы, художники, подлецы, — сказал он, отхлёбывая кофе и заедая его круглыми мини-пирожными, одно из которых скормил ей. — Ну не чудно ли? Все как один редкостные засранцы.
Это сливочное лакомство показалось ей таким вкусным, что она в один присест уничтожила больше десяти штук, затем вынырнула из одеяла и спросила:
— Значит, вы все хулиганьё?
— Надеюсь, что я хотя бы великий хулиган, — откликнулся он, облизнув пересохшие губы.
— Даже так?
— Давай проверим, может, и так.
Всю оставшуюся часть дня и следующие полночи Хромой уговаривал её известно на что — на кое-что сомнительное. Она же строила из себя дурочку:
— Нет, ни за что, разве так можно?
— Так и надо, только так и должно быть.
Наконец она согласилась попробовать. Пот лился с него ручьями до самой поясницы и даже ниже, всё обильнее и обильнее. Дыхание так участилось, что переходило в одышку. Она спросила, что с ним такое. Он ответил, что это, наверное, самая кропотливая и утомительная работа на свете. Она хотела прекратить, но он сказал, что так не пойдёт:
 
— Если прекратить на полпути, я же того…
— Кого?
— Коньки отброшу.
Несмотря на его равнодушный тон, она ужасно перепугалась. Они продолжили заниматься делом. Уже пробило полночь, а они всё никак не приходили к финишу. Оба отчаялись. Оставшуюся часть ночи в основном болтали и иногда терпеливо возобновляли попытки. Никогда в жизни ей не забыть тот рассвет: когда ярко-красные лучи проникли через занавески в комнату, она пронзительно вскрикнула.
Мучимые раскаянием и страхом, они потом целую неделю избегали друг друга. Когда она вернулась домой, мать, сияя от счастья, погладила её:
— Деточка стала взрослой.
«Деточка» расплакалась, глаза покраснели от слёз. Она вдруг почувствовала, что не может больше ждать, что ей нужно немедленно увидеться с Хромым. А пока она тоже хромала по комнате, а нос до сих пор ощущал запах его сигар. Наскоро перекусив, она попрощалась с удивлённой матерью, прыгнула в трамвай и на всех парах устремилась к густо засаженному деревьями военному посёлку.
Целую неделю они не покидали мансарды. Семь дней пролетели мгновенно. Они проживали полной жизнью каждый миг, питаясь кое-как и не тратя времени на сон, проводя всё время в объятиях друг друга и не в силах расстаться. Ходить нагишом средь бела дня — это очень странные ощущения, но она в конце концов полностью с ними освоилась. Хромой оказался настоящим талантом: всего лишь несколько взмахов кисти — и он запечатлел её живой, выразительный образ. Чёрно-белые очертания её тела засияли на бумаге первозданной наготой и волнующими запретными местами. На этом изображении она увидела себя даже отчётливее, чем в зеркале, и потоки возбуждения заструились у неё по груди. Забыв обо всём, она заключила волосатика в объятия, приникла губами к его уху и прошептала:
— Знаешь что? Когда я впервые увидела тебя ковыляющим по той дорожке, сразу же безнадёжно влюбилась.
— Что, правда? — смутился он.
— Правда. Я даже сон потеряла.
На самом деле это была лишь наполовину правда: её действительно мучила бессонница, но не из-за любви, а от испуга после его дерзкой попытки её соблазнить.
От их безудержных любовных утех трясся весь дом. Воробышки, гнездившиеся в углу двора, перестали подавать голос, и даже болтливые сороки неподвижно застыли на верхушках деревьев, будто воды в рот набрав. Престарелая мать обратилась к своей сиделке:
— Мне что-то не по себе, вчера я видела во сне пожар.
— Видеть во сне огонь — это к счастью, — возразила сиделка. — Огонь ведь красный. Так что ждите радость.
Хромой запер дверь на второй этаж. Они играли в жмурки, резвились без устали и не стесняясь громко выкрикивали грязные словечки, время от времени чередуя их с изящными церемонными фразами. Влюблённые запрягали друг друга в красный шёлк, и когда один двигался, другому приходилось следовать за его движениями, при этом обязательно прихрамывая. В её глазах он был самым стройным и красивым парнем на свете. А до чего сдержанная и грациозная у него походка! С первого взгляда становилось понятно, что это одарённый мужчина, полный отваги и блестящих способностей, уверенный в себе и своих решениях. Она даже считала, что он посвятил себя искусству только из-за своего выдающегося таланта и оригинальности, на самом же деле весьма вероятно, что ещё больше таланта он проявил бы в роли командира огромной армии.
Они искренне восхищались друг другом. Хромой считал, что своей красотой человеческое тело обязано загадочному закону золотого сечения: уникальные, выдающиеся экземпляры появляются за счёт какого-то неуловимого элемента. На данный момент его больше всего беспокоило, что он не мог скрыть того, что имел, от посторонних глаз. Когда уникальная красота находится у всех на виду, это может привести к непредвиденной трагедии. Он признался ей как на духу, что очень хотел бы прибегнуть к средневековому способу: надеть на неё пояс верности, запереть на замок, а ключик от него всегда держать при себе! Она даже побледнела от испуга: