Истории замка Айюэбао

— Жуть какая, это же ужас!
— Я загнан в тупик твоей красотой, — говорил он, непрерывно целуя её, — ты же понимаешь.
Волоча за собой ногу, он быстро прошёлся по комнате и, держа одну руку на уровне уха, объявил:
— О, сколько красавиц в художественном институте! Но ни одна с тобой не сравнится, только ты способна заставить мою душу покинуть тело! Ты удивительное существо, и фигура у тебя причудливая. Наша история только начинается!
Она сосредоточенно слушала его энергичную речь и, потрясённая высокопарными фразами, понимала, что этот книголюб почерпнул их из книг. И она решилась быть с ним, следовать за ним, брать с него пример во всём.
3
Она всё больше верила в то, что любое пророчество, прозвучавшее из уст её нежно любимого хромоножки, сбудется. С того самого дня, как она безропотно вручила себя ему, она стала замечать в себе как внешние, так и внутренние перемены, потому что в моменты наибольшего волнения и изумления она, оставшись одна, среди ночи исписывала целую записную книжку. Там она фиксировала малейшие изменения в размерах ягодиц, груди и ляжек. Некоторые почти фантастические описания даже её саму сбивали с толку. Надменно шагая среди прохожих, она ловила не себе исключительно взгляды представителей противоположного пола. В душе она понимала, что имеет возможность свободно и независимо ходить, где ей вздумается, оставаясь при этом целой и невредимой только благодаря элементарной цивилизованности — то есть благодаря тому, что её охраняет закон. В противном случае ей пришлось бы очень несладко, и об этом нетрудно было догадаться по бесчисленным плотоядным взглядам окружающих мужчин. Возможно, они бы с удовольствием порвали её на клочки и набили бы ими свои ненасытные утробы. Она была уверена, что есть такой сорт людей, которые по жизни балансируют на острие ножа, к примеру, она сама. Величайшая опасность происходит от величайшего соблазна. Несколько лет спустя один старый развратник изрёк в темноте, обращаясь к ней: «Когда-нибудь я сожру тебя заживо!» — и злобно заскрипел зубами. Но ещё страшнее были молчуны с липкими пальцами, искоса смотревшие на неё и строившие коварные планы. И если бы хоть один из множества этих замыслов, распылённых на задворках их умов, осуществился, жизнь её стала бы кошмаром. К счастью, прошло уже два года, а она отделалась лишь испугом.
Теперь они жили вместе и собирались пожениться сразу после того, как она окончит институт. Хромой говорил:
— Высоконравственная девушка должна обладать двумя добродетелями.
— Какими ещё добродетелями?
— Одна — развитие, вторая — открытость.
Пока она обдумывала его слова, он пояснил:
— Что до твоей персоны, то я буду тебя и развивать, и раскрывать. А открыта ты будешь только для меня.
Она почувствовала себя слегка уязвлённой, но всё же ответила ему лёгким поцелуем. Больше двух лет этот волосатый парень «раскрывал» её, не сбавляя обороты. Однажды глубокой ночью, подвыпивши, он со слезами, странно всхлипывая, сказал:
— Я готов всю жизнь потратить, раскапывая твою сокровищницу и отыскивая твой секрет.
— А когда выкопаешь всё и во мне останется пустота, что будешь делать? — проговорила она, выпятив влажные губы.
Он подскочил:
— Да разве такое возможно? Ни в коем случае! По моей предварительной оценке, у тебя такие богатые залежи, что для их полной разработки понадобилось бы с десяток мужчин, и то им пришлось бы трудиться всю жизнь, не отвлекаясь даже на еду… — Тут он сам понял, что сравнение прозвучало грубовато, и добавил: — То есть с этой задачей одному человеку не справиться.
— Тогда тебе не позавидуешь. — Она в конце концов научилась относиться к его словам с юмором.
Он рассмеялся:
— О, я охотно возьму на себя эту тяжёлую миссию, другими словами, ответственность за это беру на себя!
Такой феноменальной энергии, пламенного и всегда внезапного энтузиазма, как у него, она больше ни у кого не встречала. Она понимала, что сама зависит от такой «разработки», потому что она же и является её заказчиком и выгодоприобретателем. Часто, пока он безмятежно храпел, она приподнималась и рассматривала его, не пропуская ни миллиметра кожи. Во время таких ревизий она обнаружила, что грудь у него довольно развита, руки большие и мощные, как у питекантропа, пупок глубоко вогнут, а пространство ниже покрывает густой жёсткий волос. Во сне на его лице проступало выражение скромности и кротости, сквозь слегка приоткрытые губы виднелись ровные белые зубы. Ей представлялось, что объект её страсти никогда не одряхлеет и никогда не свернёт с намеченного пути, и ещё ей казалось, что по ночам от него исходит странный запах, как от домашнего поросёнка. Она когда-то видела такого поросёнка у одной из своих подруг, от его пятачка пахло чем-то приторным, но если принюхаться, то запах становился противным. Она крепко обняла своего милого, но он продолжал спать, пробормотав что-то сквозь сон.
 
За год до окончания института о ней поползли слухи. Знаете ли вы? Скорее пойдите гляньте, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Слухи описывали её как молчаливую и невероятно притягательную девушку. Но особенно сбивало всех с толку то, что она была настолько добродетельна, что, сколько ни строй ей глазки, она не удостоит тебя даже взглядом. Однако далее слухи всё больше нагнетались: её считали поистине опасной особой! То была эпоха колоссальных перемен в общественных нравах; подобные сплетни множились и в итоге привели к куче проблем. Теперь не только молодые люди, но и старики теряли самообладание. Волнение захлестнуло даже солидных, известных учёных, и они спешили увидеть её — не для того, чтобы что-то предпринять, а просто чтобы расширить кругозор и убедиться, что уличные пересуды не врут.
В последний год учёбы ей постоянно докучали. Это ей льстило и в то же время приводило в смятение. Она как-то сказала Хромому:
— Меня, что называется, придавили тяготы и лишения.
Парень рассмеялся:
— Это всё из-за либидо, ничего удивительного. Им никогда в жизни не одолеть неприступной вершины.
В этот период наиболее плодотворным занятием для неё стало чтение. Как и Хромой, она много времени проводила в плену книжных переплётов. В них таился целый мир грёз. Листая страницу за страницей, спускаясь с одной строки на другую, она погружалась в самую глубину, где её ждали шумная разноголосица и повергающие в трепет тайны. Иногда она отождествляла себя и своего хромоножку с героями книг, и разница была лишь в том, что они оба по-прежнему оставались снаружи. Иногда она воображала, как однажды войдёт в книгу. Резвясь среди книжных стеллажей, они с Хромым часто изображали книжных героев. Её очень забавляло говорить на разные голоса, она чувствовала себя на голову выше других. Оставаясь одна, она доставала и рассматривала полученные за несколько лет особые подарки, хранившиеся в деревянной шкатулке: смоченные слезами любовные письма, фотографии, прядь волос… Были среди них и совершенно удивительные безделушки: ракушка размером с пуговицу, перо, дохлый воробей, скальпель. К людям, которые дарили ей эти подарки, она испытывала жалость, смешанную с удивлением и недоумением. Этот хаотичный набор безделушек и мелочей мог повергнуть в смущение и даже возмущение, но она продолжала их хранить. Она воображала, до чего было бы докучливо и страшно, если бы эти люди, далёкие или близкие, но скрытые во мраке, вдруг объявились, вышли бы с ней на связь. Ей так хотелось отдать все свои запасы любимому хромоножке, но поколебавшись немного, она махнула на них рукой. Некоторые истории, которые ещё немного и произошли бы, лучше оставить при себе.
Один профессор-пенсионер лет семидесяти, держа в руках розу, встал у неё на пути; его янтарные глаза впились в её высоко вздымающуюся грудь, и он невнятно пробормотал:
— Э-э-э-э!
Его дряхлые ноги подрагивали под порывами ветра, кадык стал двигаться вверх-вниз, из глаз полились слёзы. Она спросила, что ему нужно. Он запинаясь пролепетал: