Пламя смерти (СИ)
Единственное, что слегка утешило Оквальда, это крепкое рукопожатие мастера Фирриса после того, как закончилось совещание.
* * *Дилль беспомощно смотрел на штурмующих стены Григота мертвяков и молча ругался. Он призывал ужасные проклятья на головы хивашских воинов, шаманов и колдуний, и если бы сбылась хоть их десятая часть, лагерь пустынников уже превратился бы гигантскую гекатомбу. Но его проклятья так и остались пожеланиями, хиваши здравствовали, а их мертвецы по-прежнему штурмовали город. Даже с такого расстояния Дилль видел, что количество защитников на стенах уменьшилось. Сколько ещё продержатся вампиры? Почему тот маг, что призвал на головы хиваши смертельный огонь, бездействует? Как там Гунвальд и Герон, живы ли они? А, может, тут Дилль тяжело вздохнул, его друзья уже пали под ударами хивашских сабель или сгнили от чёрной чумы?
А он бродит посреди вражеского лагеря, не в силах ничем им помочь, не владеющий магией и не способный сопротивляться чужим приказам. Единственное, что слегка внушало надежду — это обнаруженные им муары, каким-то непостижимым способом вживлённые в его тело. Дилль невольно усмехнулся изобретательности кругляшей — надо же было до такого додуматься! Переселить часть себя в организм человека, чтобы узнать больше об окружающем мире. В сотый уже раз Дилль восхитился мастерством и могуществом мага Адогорда, создавшего муаров шестьсот лет назад. Вот у кого создателям големов надо поучиться.
Но пока в борьбе с хивашским заклятием муары ему не помощники. Разбудить их он может только призвав драконью ярость, а призыв этой специфической магии в его нынешнем состоянии возможен только после принятия изрядной дозы хмельного. В прошлый раз Диллю повезло, что шаман, ещё не оправившийся от магического обморока, ничего не заметил. Но если Гарлик увидит своего раба пьяным или почувствует его, пусть очень слабую, но всё-таки магию, и всё. Конец.
Его хозяина каждый день вызывали для передачи магической энергии высшим колдуньям. Множество шаманов в дурацких головных уборах собирались неподалёку от шатров Хозяек, где колдуньи собирали с них энергетическую дань. После этого мертвяков окутывало зелёное облако, и они лезли на стены с утроенной скоростью, превращаясь в мелко нарубленное мясо, но отнимая жизни защитников города. А живые хиваши, несколько раз попытавшиеся штурмовать город, теперь просто ждали, когда зомби и чёрная чума сделают всю работу.
Правда, не все. Сегодня ночью Дилль слышал шум, лязг, заполошные крики и ржание лошадей. А утром выяснилось, что несколько тысяч хивашских воинов снялись и ушли обратно в степи. Огромный участок осаждающего лагеря опустел. Шаманы меж собой яростно ругали какого-то Джагатая, обзывая его предателем и сыном собаки. А воины, как заметил Дилль, стали мрачными и неразговорчивыми. Они кидали злобные взгляды шаманов и женщин-колдуний в серых одеяниях, но молчали. Что самое странное, никакой погони за дезертирами хивашский каган не отправил. Возможно, сообразил Дилль, он просто опасался, что посланные в погоню примкнут к беглецам. Но то, что численность осаждающих уменьшилась, очень радовало Дилля. Быть может, через пару дней и остальные хиваши решат уйти домой?
В очередной раз притащив бесчувственного Гарлика в юрту, Дилль поспешно отправился к погонщикам гиенн. На сей раз он решил не выпивать арак, а упросить погонщиков дать ему с собой. Он собирался припрятать трофей, чтобы потом, когда появится время, вновь разбудить муаров и всё-таки попробовать освободиться от зловещего заклятья.
Погонщики были на месте — они дрессировали здоровенных собак. Выкрикивая гортанные команды, смысла которых Дилль не понимал, мужчины заставляли гиенн выполнять команды. Одни псы слушались, другие, получив по хребтине толстой палкой, тоже становились послушными. Дилль, разинув рот смотрел на бесстрашных мужчин — любой из псов мог легко перекусить им ногу. Но гиенны только рычали и огрызались, не решаясь броситься на обидчиков. Наверное, вид у Дилля был довольно глупый, потому что один из погонщиков, обернувшись, рассмеялся.
— Смотри, Кенес, опять этот тупой раб пришёл.
Второй погонщик опустил палку и неприветливо спросил:
— Чего тебе? Опять арака захотелось?
— Арак да! — закивал головой Дилль. — Работай вам много, арак мал-мал дай.
Погонщики переглянулись, и один из них махнул в сторону корыта.
— Иди, работай, нежить.
Дилль схватил топор с длинной ручкой и принялся расчленять лошадиный труп. К тому времени, когда погонщики закончили стращать псов, перед Диллем высилась гора нарубленного мяса и костей, а сам он перемазался в крови, как заправский забойщик на скотобойне. Коренастый Эмгерей одобрительно покивал головой, а его товарищ начал кормить псов. Дилль молча ждал, когда ему выдадут награду, в душе опасаясь, что погонщики сейчас его прогонят. Однако Эмгерей только мотнул головой в сторону другого корыта с затхлой водой.
— Умойся, нежить, не то бурдюк мне перепачкаешь.
Дилль поспешно смыл с рук запёкшуюся кровь.
— Пей, заслужил.
— Мне туда дай, — Дилль показал принесённый с собой небольшой котелок. — Возьми сам юрта.
— Чего? — удивлённо переспросил Эмгерей. — Зачем тебе с собой? Лечиться?
Не произнеси погонщик последнее слово, и Диллю пришлось бы попытаться рассказать, для чего на самом деле ему нужен крепкий арак. А так он только закивал головой.
— Да, лечить. Рука, нога болит. Арак лечить.
Кенес — второй погонщик, хмыкнул:
— Может, он в прошлой жизни лекарем был?
Эмгерей плеснул в котелок мутной жидкости, подумал и добавил ещё немного.
— Хватит. Арак пить надо, а не ноги мазать. Пить-то будешь, нежить?
— Нельзя, шамана плётка бей, — вздохнул Дилль. — Спина болит, нога болит, арак лечить.
— Понятно, — сказал коренастый Эмгерей. — Жрать хочешь?
— Да, — честно ответил Дилль.
— Оно и видно, уж больно ты тощ. Шаман, наверное, тебя совсем не кормит.
— Совсем мал-мал.
Эмгерей подошёл к котлу, над которым вился парок, и ножом достал кусок варёной конины. Отрезав от куска немаленький ломоть, он достал из мешочка на поясе щепотку какого-то порошка и щедро обсыпал им мясо.
— Остынет — съешь. Да жри здесь, не то твой шаман отберёт.
Дилль, истекая слюной, смотрел на кусок серого варёного мяса, а в животе у него урчало от голода. Погонщики достали себе по куску и тоже обсыпали мясо тёмным порошком. Кенес ткнул пальцем в мясо, счёл, что оно уже достаточно остыло и кивнул.
— Бери.
Урча, как голодный зверь, Дилль впился зубами в жёсткое мясо. Сейчас он не пытался изобразить из себя тупого бездушного — он оголодал настолько, что забыл любые правила приличия. Жуя волокнистое мясо, он вдруг почувствовал во рту жжение. С каждой секундой жжение усиливалось, и спустя минуту он сидел на земле в раскрытым ртом и хватал воздух, а на глазах его выступили слёзы. Погонщики рассмеялись.
— Ой, не могу! — хлопая себя по ляжкам, стонал Эмгерей. — Ты что, никогда кереша не пробовал?
Дилль отрицательно промычал, что вызвало новый приступ смеха у мучителей.
— Без кереша конину только гиенны жрут, — сквозь смех сказал Кенес. — Кереш — лучшая в мире пряность. А ты, нежить, не ценишь.
Постепенно жжение во рту прошло, и Дилль с удивлением понял, что на самом деле мясо не такое уж и жёсткое, да и вкус у него, оказывается, очень даже приятный. Он даже не заметил, как уговорил данный ему кусок. Погонщики жевали мясо, поглядывая на бездушного. Дилль понюхал оставшийся на пальцах тёмный порошок, лизнул его и вновь ощутил лёгкое жжение.
— Кереш — хорошо, — вынес он вердикт.
— Смотри-ка, распробовал, — рассмеялся Эмгерей, пихнув напарника в бок. — За такой мешочек на рынке Габрада дают пять золотых, понял? А ты только что сожрал не меньше, чем на пару сребреников. Радуйся, что у нас в хивашских степях кереша, как грязи.
— Вы — хорошо. Моя помогай вам. Ещё. Моя идти. Шамана бей.
— Приходи ещё, — согласился Эмгерей. — Наших-то рабов того… всех в зомби превратили. Вот, самим приходится.