Наследница чужой жизни (СИ)

– Легенду? Расскажите! – потребовала Алиса.
– Княгиня Репнина была одной из самых красивых женщин Петербурга. Её муж был декабристом, но потом он принял назначение от императора в другой город. Поговаривали, что он испугался.
– Мне так жаль, – сказала Алиса, вспомнив, что сама явилась этому причиной.
– А вот Мари в красном шарфе, символизирующем кровь, осталась, – продолжил Михалыч. – Накануне восстания явилась к декабристам с предсказанием будущего, что восстание обречено. Конечно, никто её не послушался и тогда она пыталась уговорить императора. Её запомнили на белом коне рядом с императором. А когда она поняла, что всё бесполезно, то встала на сторону декабристов и погибла вместе с восставшими.
Алиса почувствовала, как от волнения у неё подрагивают кончики пальцев. Да разве она могла подумать, что войдёт в историю?!
– Теперь вы понимаете, что нужно идти вместе с ними? Мы не можем спрятаться, подобно Трубецкому! Простите меня. Не хотела вас обидеть. Вы столько людей спасли здесь. 
– Ну, Лизавета, вы мёртвого переубедите. Словно вы и есть эта самая Мари. –
Михалыч встал изо стола и огладил бороду.
– А, кстати, кем она вам приходится?
Алиса почувствовала, как покраснела.
– Одна наша родственница. Была семейная ссора, мы не общались. Только недавно маменька рассказала о ней.
– Тогда понятно. – Михаил Михайлович пристально посмотрел на Алису, словно чувствовал подвох, но она выдержала его взгляд. – Ну ладно. Прогуляюсь к руководству, выясню наши дальнейшие действия.
– Благодарю! – Алиса прижала руку к груди. – И простите меня ещё раз.
– Эх, да что уж там, девонька. Сердце женское не обманешь. Сколько таких случаев было. Она далеко от него, а уже чувствует, если его ранили. Молится за него, и своей молитвой вырывает его из лап смерти.
Алиса вспомнила «Два капитана» и тот эпизод, когда Саню Григорьева предал Ромашка, и Саня полз, раненый по снегу. А его возлюбленная, Катя, молилась за него. «Да спасёт тебя любовь моя!»
Когда Михалыч вышел, Алиса вскочила со стула и принялась мерить крохотную комнатку шагами. Лицо горело, сердце билось, словно собиралось впереди неё бежать за Стасом. Иногда она складывала ладони у груди и шептала «пожалуйста», обращаясь к кому-то невидимому.
Неожиданно Алиса почувствовала голод. Подогрела на крохотной плитке чай, отрезала большой ломоть чёрного хлеба и положила сверху кусочек сала. Сала Алиса не любила. А тут оказалось, что не ела ничего вкуснее и ароматнее. Прожевав и запив сладким чаем, Алиса только через время обнаружила, что впервые за долгое время её не тошнит.
Она вскочила и опять принялась шагать по комнатке, отдаваясь потоку мыслей. Сначала думалось про том, как она была Мари. Алиса даже хихикнула, что её до сих пор вспоминают, потом некоторое время она вспоминала свою прошлую жизнь, из которой сбежала в чужой мир. Конечно, в этом путешествии была своя изюминка. Проживание этих двух жизней, много дало ей. Она стала более уверенной, более свободной. Но отчего же это произошло? Алисе вдруг ужасно захотелось разобраться в себе. Ведь тогда не было ни войны, ни таких трудностей, с которыми она столкнулась здесь. Что есть здесь, чего не было там? Статус? Да, конечно. Там она была сначала девчонкой с больной матерью на руках, а потом женщиной, измученной ипотекой и работой. Каждый день борьба за копейки. Платья с распродаж, туфли прошлогодней коллекции. 
И она уже почти собиралась согласиться с собой, что именно проживание жизни княгиней Репниной, балованной всеобщими восторгами, и баронессой Калиновской, обожаемой родителями, подарило ей ту уверенность в себе, которой не хватало. И вдруг Алиса поняла главное. Не так важно было богатство. Главное было любовь. Любовь Стаса и его восхищение. Их объятия и поцелуи. Ночи, пронизанные страстью! Вот, что было самое главное. И теперь этого уже не отнять. Уверенность прочно опиралась на фундамент любви. Любимые женщины всегда уверены в себе.
Алиса услышала быстрые шаги и замерла, прижав к груди руки.
 
Михалыч появился на пороге. Посмотрел на Алису. Очки от быстрых движений сбились набок, лицо было взволнованно.
– Ну что, девонька?! Собираемся. Приказ от самого генерала Гурко. Полный вперёд! Нам дают подводу, чтобы мы погрузили на неё всё необходимое. И коня. Я поеду на коне, а ты на подводе с кучером. – Михалыч нахмурился. – Правда, я давно не ездил верхом. Лошади это не моё. Но, надеюсь, справлюсь.
До Алисы не сразу дошёл смысл последних слов. А когда дошёл, она даже засмеялась.
– И чему ты радуешься? – нахмурился Михалыч. – Костей бы не переломать. А то кто лечить меня будет?
– Михалыч, миленький, позвольте я поеду на лошади. Меня в пять лет начали учить. Мне на лошади, как на своих двоих. Я очень люблю лошадей.
Алиса вспомнила прогулку с Петром. Как это было чудесно сесть в седло и обнаружить, что ты умеешь скакать.
– Ах ну да. Это входило в ваше воспитание. Графиня Ракитина.
– Баронесса Калиновская в девичестве, – улыбнулась Алиса. – Папенька сам учил меня.
Михалыч кивнул.
– А я – потомственный врач. Мой батюшка, царство ему небесное, всю свою жизнь посвятил лечению графьёв и баронов. Ох и смеялся он над ними. Чуть что и сразу в постельку. Но тебя, девонька, это не касается. Ты как будто и не баронесса вовсе. До этого здесь ещё одна такая была. Женевьевой её прозвали. Но та графиня только наполовину. Но что-то я разболтался. Если с лошадью мы с тобой решили, иди к себе и собери самое необходимое. Да много не бери, места на подводе мало. Я посмотрю, что мы с собой возьмём из медикаментов. И Наташу позови. Придётся ей одной справляться. Ну ничего, тяжёлых уже нет.
Алиса шла между рядами опустевших коек. Взгляд упал на Ивана. Её первый случай, когда она ассистировала на операции. С тех пор они не разговаривали. Обычно Иван или спал, или лежал отвернувшись, когда она проходила мимо, словно она была виновата. Но сейчас его взгляд был направлен на Алису. Сиротливо торчал обрубок руки, замотанный бинтом. Из-за светлой бородки он выглядел старше. Алиса остановилась.
– Как вы себя чувствуете?
– Так же, как и всегда, – в его глазах таился вызов. Как два острых клинка они впились в лицо Алисы, и она опять подумала, как тяжело здоровому находиться рядом с теми, у кого судьба отобрала частичку тела. – Калекой, – тихо сказал Иван, а потом повторил громче: – калекой я себя чувствую. Уж лучше бы меня убило в том бою. Жене пришла бы похоронка.
Алиса вздохнула.
– Ну зачем вы так?! Вы написали жене?
– Нет и не буду! Я знаю, что она мне скажет: чтобы я домой не возвращался и что она жалеет, что за меня вышла. Я всегда был невезучим. Тринадцатого числа родился.
– Возможно, стоит написать? Ведь она волнуется.
– Как же волнуется?! Из деревни дружок донёс: она опять спуталась со своим прежним. У него контузия была, зато целым остался. В отличии от меня, – Иван скривился на правую руку. – Да ладно. Что, наши выступают?
– Идём вперёд с генералом «Вперёд», – Алиса улыбнулась. – Надо отрезать туркам последний путь к продовольствию, чтобы басурмане сдались. Я бы помогла написать вам письмо, но мне нужно собираться.
– Вы с ними?
Алиса кивнула, не зная можно ли это разглашать. Вдруг это тайна?!
– Видел вашего мужа и как он смотрел на вас. У вас такая любовь, что ни одна пуля не возьмёт, а клинок обломается.
– Благодарю!
Иван взял левой рукой её руку и отвернулся к стене.
Алиса отошла, раздумывая над его словами. Кажется, жена этого Ивана была беременна? Можно себе представить, каково ему сейчас. Жизнь любит подсовывать гадости хорошим людям.
Алиса зашла в их комнатку. Наташа раскладывала пасьянс.
– Михалыч звал тебя, – сказала Алиса.
– Это зачем ещё? Смена твоя. Вот не дадут отдохнуть.
Наташа посмотрелась в маленькое зеркальце и пригладила волосы. Алиса надеялась, что успеет собраться без её расспросов. Вот только бы не вздумала сказать доктору о беременности. Тогда не будет для неё ни коня, ни шашки. Откуда это? Из какого-то анекдота. Алиса сложила руки на коленях, пытаясь переключиться на сборы. Надо взять только самое важное. И обязательно флакончик французских духов. Стоило вдохнуть их аромат, как война отступала.