Чума насилия
Еще двадцать лет назад он выучился бесшумно передвигаться в таких зарослях, с которыми роща Бауманов не шла ни в какое сравнение. Тогда от этого искусства зависела его жизнь, хотя, кто знает, может быть, и сейчас, в это розовое утро, она зависела от него снова.
Джерико отполз на животе ярдов на тридцать к западу от березы, затем, дюйм за дюймом, стал продвигаться дальше. Он пригнулся к земле и прислушался, не раздаются ли шаги, приглушенные ковром из папоротников.
Ничего. Никого не видно. Птицы, потревоженные выстрелами, успокоились, и он не слышал ни звука. Тогда он нашарил рядом с собой плоский камень размером с блюдце и отбросил его подальше. Как только камень ударился о землю, раздались еще два выстрела один за другим.
У Джерико пересохло во рту.
Он поспешно вернулся обратно, потом отполз еще дальше. Теперь его скрывали каменная гряда и кустарник. Он сдерживал тяжелое дыхание, пытаясь хоть что-нибудь услышать. Громко гогоча, над озером пролетела стая гусей. Черти принесли этих проклятых птиц!
Сомнений не было, охотились на него. За свою жизнь Джерико не раз случалось играть в прятки с весьма опытными партнерами, причем ставкой в игре была жизнь. Видимо, и этот тип с винтовкой тоже был опытным игроком. Однако между теми играми и теперешней имелась существенная разница. Во-первых, в роще слишком мало мест, где можно спрятаться, она была не столь густой, как ему хотелось бы. А во-вторых, тогда, много лет назад, он и сам был всегда при оружии, так что добыча представляла не меньшую опасность, чем охотник. Правда, иногда от стрельбы приходилось воздерживаться, чтобы выстрелы не привлекли к нему целые толпы северокорейских солдат. В таких случаях Джерико приходилось полагаться на силу собственных рук и нож.
Сейчас у него не было ножа, но руки и опыт оставались.
Главное - добраться до дома, от которого его отделяло не больше пятисот ярдов. Если удастся попасть в дом и раздобыть хоть какое-то оружие, он сумеет оказать мистеру снайперу достойный прием. В библиотеке Бауманов он видел застекленную витрину, и его рот наполнился слюной, когда он вспомнил, что в ней находилось.
Солнце уже взошло и теперь висело над озером раскаленным шаром. Окна отражали сверкание утренних лучей, и казалось, что в доме пожар. Если идти не прячась, пятьсот ярдов можно преодолеть минуты за две. Но когда передвигаешься короткими перебежками, то и дело пригибаясь, на это уходит гораздо больше времени. Джерико взглянул на часы. Они показывали только четверть шестого. Озеро казалось безжизненным, если не считать стайки уток и редких всплесков рыбы на поверхности воды. Возле дома тоже никого не было видно.
Никого, чтобы можно было подать сигнал и попросить о помощи.
Если стрелок достаточно сообразителен, его больше не удастся провести уловками вроде трюка с брошенным камнем. Он будет выжидать до тех пор, пока не увидит перед собой цель и не будет уверен, что не промахнется. Так что им обоим стоило быть настороже.
Джерико продолжал свое нелегкое путешествие, продвигаясь дюйм за дюймом и фут за футом. В роще преобладали старые раскидистые деревья, они обеспечивали ему надежное укрытие. Но пробираться от одного дерева к другому было не так-то просто, поскольку между деревьями отсутствовала всякая растительность. Густая листва задерживала солнечный свет, и внизу царил сумрак. Джерико поблагодарил Бога за то, что тот надоумил его надеть вельветовый пиджак, мало заметный на фоне земли.
Он сжался еще сильнее и подкатился к самому берегу, чтобы заглянуть за каменистый кряж. Где-то там, за деревьями, стоит человек и обшаривает взглядом окрестности, пытаясь определить его местонахождение. Джерико приблизился к наиболее опасному отрезку пути. До ближайшего дерева оставалось ярдов двадцать совершенно открытой местности. Участок ярко освещало солнце. Дальше опять начинались деревья, и там можно было укрыться.
Джерико сознавал, что, пробираясь через шельф, превратится в прекрасную мишень для снайпера.
Он снова затаился и прислушался, не обнаружит ли себя охотник. Потом подобрался, готовясь преодолеть смертоносные двадцать ярдов. Он нырнул вперед и перекатился, стараясь не подниматься в полный рост. Острые камешки рвали одежду и царапали кожу. Кувыркаясь и ныряя, он почти уже достиг спасительного укрытия, как вдруг услышал за спиной щелчок винтовки и почувствовал жгучую боль на тыльной стороне правой ладони.
Он метнулся под сень деревьев, поднялся на ноги и прислонился спиной к гигантскому дубу. Потом взглянул на руку. Пуля только задела ее, оставив на коже царапину словно от кошачьих когтей. Он поднес руку к губам, слизнул кровь и обмотал ладонь носовым платком.
До дома оставалось ярдов двести. Он посмотрел туда и увидел человека, который только что вышел во двор. Это был Боб Уилсон. Джерико почувствовал, как к нему возвращаются силы. Он снова бросил взгляд на часы. На то, чтобы преодолеть первые двести ярдов, у него ушло больше часа. Он поднес ко рту руки и свистнул пронзительно и протяжно.
Человек на лужайке замер. Двадцать лет назад ему не раз приходилось слышать этот свист. Он обернулся и посмотрел туда, где, как знал Джерико, находились окна его спальни.
Джерико снова свистнул: короткий, длинный, короткий. Во время войны такой свист предупреждал, что поблизости снайпер. Уилсон, казалось, колебался. Он было двинулся к деревьям, потом развернулся и бросился в дом. Джерико быстро перебрался в более безопасное место под деревьями. Видимо, Боб решил удостовериться, нет ли Джерико в спальне. Через минуту он снова появился на пороге, но теперь у него в руках было ружье. "Молодец", подумал Джерико.
Он размотал руку и, подняв носовой платок, помахал им, как флагом, надеясь, что деревья, под которыми он притаился, скрывают его от снайпера. Должно быть, Уилсон заметил платок, потому что побежал к роще, держа ружье наготове.
Джерико свистнул еще раз, подав другой сигнал - "прикрой меня". Уилсон остановился и поднял ружье к плечу. Джерико снова помахал платком и бросился вперед, петляя от дерева к дереву. Уилсон открыл огонь, и Джерико услышал, как над его головой засвистели пули.