Няня для волшебника (СИ)

Я усмехнулся, с трудом сдерживая слезы. Энцо был единственным человеком, рядом с которым я мог бы заплакать, но мне не хотелось пугать его. А Энцо наверняка бы испугался.
— Ты выбрал для этого дела как раз то, что нужно, Энцо. Но… — я помедлил и признался чуть ли не шепотом: — Я не уверен, что справлюсь. Прости.
Энцо не убирал рамку. Пристально смотрел на меня, и я не понимал этого взгляда. Только в животе стало тянуть — так, как бывает, когда стоишь на вершине башни, и невидимая сила влечет тебя броситься в пропасть.
Инга на снимке была счастливой и веселой, как и полагается невесте в день свадьбы. Я смотрел на эту дрянную бумажонку за стеклом и не мог перестать представлять, каким было ее лицо, когда она уезжала из замка навсегда. Возможно, радовалась тому, что не придется нести тяжкую ношу соломенной вдовы. Возможно, вздыхала с облегчением. Возможно…
Она всегда была сукой, моя Инга. Породистой, идеально красивой, но редкостной сукой, которая думала только о том, как бы потеплее пристроить свой очаровательный упругий зад. Должно быть, она уже давно замужем за кем-то другим. Может, все-таки родила, и ее груди не стали похожи на уши спанельеля. С чего бы этому случиться, если отдать ребенка кормилице?
Сука. Ненавижу.
Рамка вспыхнула так, что пламя рвануло под потолок. Энцо отбросил ее в сторону, шипя от боли и тряся опаленными руками — а я нервно дернул пальцами, и пламя угасло. От рамки остался лишь обгорелый остов. Толкни — рассыплется пеплом.
— Энцо, дайте руки, — сказал я, чувствуя, как щеки краснеют от стыда. — Простите меня, Бога ради, простите. Я не думал, что выйдет настолько сильно.
Лицо моего друга по-прежнему искажала гримаса боли, а на ладонях наливались волдыри ожогов, но я знал, что Энцо сейчас счастлив. Я тоже мог радоваться: магия по-прежнему жила во мне, и пусть я пока еще плохо ее контролировал, но она была со мной. Остальное — уже детали, и я знал, что справлюсь.
Хоть какие-то хорошие новости.
— Ничего страшного, милорд, — улыбнулся Энцо, но его лицо сводило от боли. Он с трудом сдерживал крик. — Я рад, что ваши способности с вами.
Я медленно подул на его ожоги, и волдыри размазались по коже клочками белесого тумана. Дунув снова, я развеял туман по комнате и с удовольствием убедился, что руки Энцо в полном порядке.
— Еще раз простите меня, — сказал я. — И та девушка, которая была моей сиделкой… Лора, да?
— Дора, милорд, — поправил Энцо, с довольной улыбкой рассматривая исцеленные ладони. — Иномирянка, невольница. Но я уже дал ей свободу в благодарность за ваше выздоровление.
Я мысленно усмехнулся. Конечно, невинная дева из другого мира никак не могла повлиять на мое пробуждение. Она стала для Энцо той соломинкой, за которую хватается утопающий.
Да и на здоровье. Если Энцо от этого чувствует себя уверенней, то кто я такой, чтоб ему мешать?
— Пригласите ее, — попросил я. — Хочу посмотреть повнимательнее.
* * *
Девица появилась так быстро, словно стояла под дверью и ждала, когда ее позовут. Значит, иномирянка, рабыня, которой мой добрый Энцо на радостях дал волю.
— Здравствуйте, милорд Мартин, — с искренней до дурачества улыбкой промолвила она. — Как вы себя чувствуете?
Я невольно поморщился. Девчонка выглядела милой и доброжелательной. Ее можно было даже назвать хорошенькой — но для этого я не настолько оголодал. Да и не в моем вкусе такая порода женщин, я предпочитаю совсем другой типаж. Наподобие того, который сгорел вместе с дагерротипическим снимком.
— В нашем мире, Кора, слуги и рабы говорят только тогда, когда к ним обращаются господа, — сухо сказал я, сразу давая девчонке понять, где именно находится ее место в Мире. — Рекомендую это запомнить.
Щеки девицы сразу же залило румянцем. Да мы злимся, надо же. Нет, она все-таки хорошенькая, с этим не поспоришь. Светлые волосы с легкой рыжинкой, заплетенные в длинную косу серые глаза с пушистыми ресницами, круглое личико — деревенский идеал, мечта конюха. Только овал лица поистине благородный, в качестве исключения.
 
— Меня зовут Дора, — сказал деревенский идеал. — И я не рабыня.
Я усмехнулся. Похоже, доброму Энцо посчастливилось купить самую строптивую девицу в этой части Мира. Ни одна здешняя простолюдинка не осмелилась бы говорить со мной в подобном тоне. Впрочем, в каком-то смысле это простительно. Наверняка девица не знает ни семьи Цетше, ни ее славных деяний.
Впрочем, она могла решить, что ей можно открывать рот, если уж она успела подержать меня там, где не следовало.
— Но ты служанка, — ответил я. — Тебе уже рассказали, что ты должна делать?
Дора поджала губы. Обиделась. С рабами-иномирянами всегда так: они продолжают считать, что имеют какой-то вес в нашем мире. Поэтому семья Цетше никогда не покупала рабов. Пусть они стоили и недорого — их строптивость иногда выходила дороже денег.
— Да, милорд, — ответила Дора. — Я должна заботиться о вас, потому что маги из академии чародейства и волшебства считают, что сила невинной девы…
Я презрительно фыркнул. Эти заплесневелые маразматики из академии живут понятиями позапрошлого века. Если бы невинные девы обладали какой-то особой магической силой, то мне пришлось бы дефлорировать всех пейзанок в округе, как это делали мои предки, спасая поселян от напастей. Удовольствие ниже среднего, прямо скажем. Не люблю упражнения на бревне.
— Нонсенс, — ответил я. — Неужели ты и в самом деле считаешь, что я проснулся потому, что ты дернула меня за член?
Дора покраснела еще сильнее, хотя куда бы еще… Я оживил в памяти свое первое воспоминание после пробуждения: мягкие девичьи руки, которые с какой-то умелой нежностью орудовали у меня в паху. Организм среагировал именно так, как и должен, и это меня обрадовало. Я мог бы довольствоваться крошками магии, но лишиться мужской силы — нет, это было бы слишком.
— Я бы дернула вас за язык, — промолвила она, — чтоб вы не говорили гадостей. В вашем мире принято так общаться с девушками?
Вот как! Мне почему-то стало очень весело.
— Таких говорливых у нас порют на конюшне, — сказал я самым милым тоном.
— А у нас — нет. У нас принято общаться друг с другом, как воспитанные люди, а не как быдло на кортах.
Я вопросительно поднял бровь.
— Быдло на кортах? Это еще что за чудо?
— Это тупые бездумные люди, — хмуро ответила девица. — Сидят на корточках, лузгают семечки и разговаривают примерно так, как вы со мной.
Нет, она действительно хочет попасть на конюшню!
— Да, похоже, Энцо поторопился дать тебе вольную, — сказал я и, с трудом развернув свое кресло от окна, попробовал подняться. Получилось, хотя к голове сразу же подплыла боль и принялась стучать в виски острыми клювиками. Я медленно прошел по комнате, опустился на край кровати и сказал:
— Что ж, с тобой все понятно, иномирянка. Принеси мне кофе и книги.
— Про хаалийских филинов? — хмуро уточнила девчонка. Я вспомнил герб своего рода: огромный филин, раскинувший крылья, держал в лапах меч. Мудрость и сила, способные защищать — вот чем была магия.
Впрочем, об этом вряд ли стоит говорить этой иномирянке. Все равно она ничего не поймет.
— Да, — кивнул я. — Это древнейший символ семьи Цетше.
— Хорошо, — на удивление мирно ответила Дора. — Я сейчас.
Сам не знаю, почему мне пришла в голову именно орнитология. Возможно, потому, что птицы намного вернее нас, людей. Если они создают семью, то это навсегда.
Впрочем, стоит ли винить Ингу? Мы клялись быть вместе, пока смерть не разлучит нас, а мой сон был подобен смерти. Несправедливо требовать от человека, чтоб он сидел рядом с живым мертвецом и лишался своих надежд и своей жизни.
 
Пол неожиданно оказался возле моего лица, а ковер укусил меня за лоб шершавым ворсом — только тогда я понял, что сполз с кровати в каком-то полуобморочном состоянии и распластался на полу. Это было обидно до слез. Я же помнил, каким был — и видел, каким стал. Лягушонок на столе ученого, беспомощный и жалкий. Вот и все.