Золотое рандеву

Я видел массивную фигуру капитана Буллена, появившегося в дверях. Он, молча, слушал.
— Сердечный приступ, доктор? — предположил я. В конце концов, он ведь не полный профан. Просто отстал от науки на четверть столетия.
— Посмотрим, посмотрим,— повторял он. Он повернул голову Броунелла и внимательно осмотрел ее. Он должен был осматривать с очень близкого расстояния. Он не догадывался, что на корабле все знали, что, несмотря на проницательный вид голубых глаз, он был близорук, как крот, но отказывался носить очки.— Ах, взгляните! Язык, губы, глаза и, главное, цвет лица. Несомненно, абсолютно несомненно. Кровоизлияние в мозг. Обширное. В его-то возрасте! Сколько ему лет?
— Сорок семь или сорок восемь. Около этого.
— Сорок семь. Всего сорок семь,— он покачал головой.— С каждым днем это происходит все в более молодом возрасте. Нагрузка современной жизни.
— А эта протянутая рука, доктор? — поинтересовался я.— Тянулся к телефону. Вы думаете...
— Увы, это только подтверждает мой диагноз. Почувствовал себя плохо и попытался позвать на помощь. Но приступ был слишком внезапным, а кровоизлияние — слишком обширным. Бедный старина Броунелл! — он повернулся и увидел стоящего в дверях капитана Буллена.— А, вот и капитан. Скверные дела, скверные.
— Да, дела неважные,— тяжело произнес капитан.— Мисс Бересфорд, вам нельзя здесь быть. Вы продрогли, вся дрожите. Немедленно отправляйтесь в свою каюту,— Когда капитан Буллен говорил таким тоном, миллионы Бересфорда не имели никакого значения.— Доктор Марстон попозже принесет вам успокоительное.
— Быть может, и мистер Каррерас любезно...— начал я.
— Безусловно,— мгновенно согласился Каррерас.— Сочту за честь проводить юную леди к ее каюте,— он слегка поклонился и предложил ей свою руку. Казалось, она была более чем рада опереться на нее, и они удалились.
Спустя пять минут порядок в радиорубке был полностью восстановлен. Питерс занял место умершего. Доктор Марстон возвратился к своему излюбленному занятию — светскому общению с пассажирами и выпивкам с миллионерами. Получив указания капитана, я довел их до боцмана, а Броунелла, завернутого в брезент, унесли в столярный склад в носовой части корабля.
Несколько минут я провел в радиорубке, беседуя с совершенно потрясенным Питерсом и между делом просматривая последние поступившие радиограммы. При получении все радиограммы записывались в двух экземплярах — оригинал передавался на мостик, а копия подшивалась в папку с документами за сутки.
Я извлек из этой папки верхнюю радиограмму, но в ней не было ничего важного: очередное предупреждение об ухудшении погоды в районе, расположенном к юго-востоку от Кубы. Могло ли это ухудшение развиться в ураган — было неизвестно. Обычное сообщение, и речь, ища о местах, слишком удаленных от нас, чтобы сильно беспокоиться по этому поводу. Я поднял незаполненный блокнот для записей радиограмм, лежавший у локтя Питерса.
— Можно взять?
— Пожалуйста,— он был слишком подавлен, чтобы проявить интерес к тому, зачем он мне нужен.— Их у нас хватает.
Я вышел из радиорубки, немного походил по открытой палубе, а затем отправился в каюту капитана, куда было приказано вернуться после выполнения полученных указаний. Капитан сидел за столом на своем обычном месте, а Каммингс и главный механик устроились на диване. Присутствие Макилроя, коренастого уроженца Северной Англии, лицом и прической похожего на профессионального борца, указывало на то, что капитан крайне озабочен и что идет военный совет. Макилрой был не только блестящим
знатоком двигателей внутреннего сгорания. За пухлым, вечно смеющимся лицом скрывался ум, наверное, самый проницательный на «Кампари». Тут я учитываю и мистера Джулиуса Бересфорда, который наверняка обладал достаточно проницательным умом, чтобы сколотить свои три сотни миллионов или сколько там у него было.
— Садитесь, мистер, садитесь,— проворчал Буллен. Слово «мистер» не означало, что я попал в его черный список, просто оно свидетельствовало о том, что он очень обеспокоен.— Никаких следов Бенсона до сих пор?
 
— Совершенно никаких.
— Что за проклятый рейс! — Буллен пододвинул поднос с бутылкой виски и бокалами. Подобная непривычная щедрость только подчеркивала степень его обеспокоенности.— Угощайтесь, мистер.
— Благодарю, сэр,— я щедро налил себе, сознавая, что такая возможность предоставляется не часто, и продолжил:
— Что будем делать с Броунеллом?
— Какого черта вы это спрашиваете? Что будем делать с Броунеллом? Родных у него нет, сообщать некому, согласия на погребение получать не нужно. В главную контору я сообщил. Погребение в море, на рассвете, пока не поднялись и не пронюхали пассажиры. Чтобы не испортить им путешествие.
— Не лучше ли доставить его в Нассау?
— В Нассау? — он уставился на меня поверх своего стакана. Затем, бережно поставив его на стол, продолжал: — Вы не должны сходить с ума из-за того, что кто-то скончался, слышите?
— В Нассау или на любую другую английскую территорию. Или в Майами. Любое место, где мы могли бы привлечь к расследованию компетентные власти, полицию.
— Что расследовать, Джонни? — спросил Макилрой. Он склонил голову на бок и стал похож на толстую нахохлившуюся сову.
— Да, что расследовать? — тон Буллена был совершенно иной, нежели у Макилроя.— Только потому, что поисковая группа не нашла Бенсона до сих пор, вы...
— Я отозвал поисковую группу, сэр.
— Буллен откинулся назад в своем кресле, упершись о стол ладонями выпрямившихся рук.
— Вы отозвали поисковую группу? — ласково начал он.— Какого черта?! Кто вам позволил?
— Никто, сэр. Но я...
— Зачем ты это сделал, Джонни? — очень тихо повторил вопрос Макилрой.
— Потому, что мы уже больше никогда не увидим Бенсона. Я имею в виду живого. Бенсон мертв. Бенсон убит.
Добрых десять секунд царило молчание. В тишине необычно громким казался звук, с которым охлажденный воздух поступает из вентиляционных щелей.
— Убит? Бенсон убит? С вами все в порядке, мистер? Что означает — «убит»? — сурово спросил капитан.
— Я имею в виду, что его прикончили.
— Прикончили? — Макилрой беспокойно заерзал на диване.— Ты его видел? Доказательства у тебя есть? Как ты можешь утверждать, что его прикончили?
— Я его не видел, и доказательств у меня нет. Нет даже косвенных улик,— я обратил внимание на начальника хозяйственной службы, который сидел, сцепив руки, и неотрывно смотрел на меня. Припомнилось, что лет двадцать Бенсон был его самым лучшим другом.— Но у меня имеются доказательства, что Броунелл был убит сегодня вечером. И я могу связать эти два убийства.
Наступила еще более длительная пауза.
— Вы сошли с ума,— убеждённо заявил Буллен, прерывая молчание.— Итак, теперь выходит, что и Броунелл убит. Вы спятили, мистер. Слышали ли вы, что сказал доктор Марстон? Кровоизлияние в мозг. Конечно, он не более чем врач с сорокалетним стажем. Откуда ему знать...
— Сэр, позвольте пояснить,— мой голос звучал, так же резко, как и его.— Я знаю, что он — врач. Но я думаю и то, что у него плохое зрение. Что касается меня, мое зрение в порядке. И я увидел то, что просмотрел он. Я увидел грязное пятно на воротничке форменной рубашки Броунелла. Видел ли кто-нибудь и когда-нибудь какое-либо пятнышко на какой-нибудь из рубашек, которую когда-либо носил Броунелл? Ведь не напрасно же его прозвали Красавчик Броунелл. Кто-то нанес ему сзади очень сильный удар по шее чем-то тяжелым. Когда он там лежал, я обратил внимание на небольшое потемнение под левым ухом. Когда мы с боцманом доставили тело на столярный склад, мы осмотрели его и обнаружили такой же небольшой синяк и под правым ухом. За воротничком были следы песка. Неизвестный оглушил его, ударив мешком с песком, а когда он потерял сознание, сдавливал ему сонную артерию до тех пор, пока он не скончался. Можете пойти и убедиться сами.
— Только не я, — пробормотал Макилрой. Даже он, всегда совершенно невозмутимый Макилрой, был потрясен. — Только не я. Я верю, безоговорочно верю. Опровергать легкомысленно. Я верю... Но не могу примириться с фактом.