Одержимый ею (СИ)
Из-за нашего расследования я не мог утереть шлюхе нос и сказать, что глубоко женат, настолько, что уже даже сын у нас растет! Папина гордость, богатырь! Еще и крестник самого полковника Егорова! Димку мы с Ингой и назвали в честь Егорова. Очень много хорошего сделал для нас этот человек. Практически, подарил нам новую жизнь.
Эта Ниночка была самым страшным моим кошмаром за последние недели — она припиявилась ко мне намертво. Ощущение, будто я единственный мужик на Земле или единственный, у кого еще стоит, во всяком случае, на нее.
Не спорю, она неплоха на фигурку и мордашку, но у меня же уже есть лучшая в мире женщина. И самая красивая, к тому же.
Ниночка начала наше знакомство с того, что полезла ко мне в штаны — пожать член. Слегка перепутала это с рукопожатием, так сказать!
Меня накрыло такой волной паники в тот момент. На самом деле, я растерялся: рявкнуть и оттолкнуть или вырубить ее с ноги в голову?
Но я вовремя вспомнил про дело и просто вежливо отмахнулся, попросил больше так не поступать.
К сожалению, для таких людей вежливость — херовый майонез, не доходчиво проталкивает!
Нинка решила брать меня измором и оккупировала мое бренное тело: каждый раз, стоило нам пересечься на одной территории, она норовила добраться в мои трусы. Эта назойливость отталкивает до тошноты! Да и трусы у меня — суверенное государство, в которое дипломатический допуск получила только одна женщина — моя единственная, любимая жена.
В офисе, где делала вид, что работает Нина, было четыре босса. Даже не подозреваю, а точно знаю, что Ниной пользуются все четверо, а я крайне брезгливый! Моя жена пришла ко мне невинной. Я был у неё первым и остаюсь единственным. Она тоже у меня единственная… Ведь, стоит мне оступиться и рухнуть в измену — как я оскорблю не только Ингу, но и нашего сына…
— Валерий… — Нина ведёт наманикюренным пальцем по моей руке, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не передёрнуться от отвращения…
Но к счастью один из Нининых боссов появляется в дверях и подзывает меня…
Наконец-то, документы и прикрытие в идеальном порядке. Значит, эту банду любителей алмазов я смогу-таки взять на горячем.
Но главное — мне больше не придётся видеть Нину! И это этого хочется петь и ликовать.
…Пред сном я всегда желаю моей Инге спокойной ночи, хоть она этого и не знает. Смешно, но у меня на кровати в моей одинокой конспиративной квартире лежит две подушки и, прежде чем уснуть, я чмокаю подушку Ингу и говорю ей: «Спокойной ночи, любимая»
Это помогает мне расслабиться. Но иногда хочется запрокинуть голову и выть в потолок! Как же мне ее не хватает рядом! Ломка без нее страшнейшая: все серое, пресное и унылое, ничего неинтересно. И жизнь не нужна без нее и моего прикольного Димаса-Барабаса.
Сыну нравится сказка «Золотой ключик», раньше я читал ему ее на ночь, а теперь я осиротел — ни жены, ни сына!
Блядь!
Скорее бы уже размотать это кубло и вернуться к тем, кто бережно хранят мои сердце и душу. Они — главные драгоценности. А вовсе ни какой-то алмаз…
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
…и я должен поверить, что эта стекляшка на искусной подставке — знаменитый бриллиант «Звезда Африки»? Даже обидно, что настолько за лоха держат!
Краем глаза замечаю движение и быстро, но внимательно оглядываюсь. Понятно, сейчас меня будут бить. Только эти наивные мальчонки не предполагают, кто пришел к ним под видом простого оценщика. По-видимому, план был таков: захватить в плен присланного человека и выбить из него подтверждение подлинности бриллианта. С таким документом от эксперта на черном рынке за любую стекляшку могут слупить очень приличный кейс с зелёными американскими президентами.
Одна беда у мальчишек: в принимающей галерее работает один мой знакомый экспозиционер и вместо старичка-оценщика он отправил меня. Да и моему нынешнему начальству было интересно: откуда всплыл знаменитый Куллинан на просторах нашей необъятной родины, если он должен украшать скипетр английского короля Эдуарда? А тот, в свою очередь, хранится в Тауэре в Лондоне!
У подделки, на которую я сейчас смотрю, с настоящим бриллиантом общая только каплевидная форма. Но даже огранка стекляшки сделана весьма небрежно: не великолепные семьдесят четыре грани, поменьше, пожиже и в принципе похуже! Стекло — не алмаз, огранке поддается куда хреновее!
— Великолепная вещь, не правда ли, уважаемый? — в демонстрационную комнату-сейф проходит дебильно-радостный утырок в деловом костюме и в окружении своих бычков. Вот, видимо, и есть типа мозг всего этого балагана.
— Слишком рано делать выводы, я должен тщательнее взглянуть! — цепляю на лицо добродушное выражение. Будто мёдом весь измазался, аж скулы сводит.
— Да бросьте, вполне очевидно же, что это подлинник! — в голосе собеседника прорезаются стальные, угрожающие нотки. Только зря он так, Пахом свое уже отбоялся! Не верит? Пусть Князя с Лютым поспрошает! Баграту вопросы позадаёт! Только, где они сейчас, эти ублюдки, даже сам Пахом не в курсе. Последний раз, когда попали в поле зрения, утырки наставляли друг на друга пушки.
— Я должен тщательно осмотреть объект. На кону моя многолетняя деловая репутация, — поспешно тараторю я, изображая сильно напуганного ювелирчика, ибо утырок целит в меня дуло Беретты. Ненавижу всю эту иностранщину — не патриотично это.
— Слушай, любезный, тебе надо сделать несложный выбор — жизнь или репутация? — и сопляк передвигает рычажок предохранителя.
— Вы не понимаете, — почти жалобно произношу я, — моя репутация и есть моя жизнь! — но задираю «руки в гору!» и слегка сдвигаюсь к бандитам.
У меня сейчас жалкое, перекошенное лицо, и дрожащий от испуга голос, поэтому вся банда не ожидает от меня активного противодействия.
Подкравшись на расстояние броска, резко падаю на пол, перекатываюсь к главарю, захватываю его ногами в болевой прием, одновременно вышибая ствол из руки. Успеваю подхватить Беретту раньше его дуболомов и без размышления стреляю в колени.
Мне нельзя убивать, я на правительственном задании.
Через пять минут я кладу всех, кто решил потягаться с Пахомом.
Спасибо, Господи, мельчает криминал.
Встаю, снимаю стекляшку с подставки и внимательно осматриваю — дерьмовая работа, слишком грубо, кустарно и неаккуратно. Но разбить нельзя — ценная улика. Передаю этот камень в руки правосудия: в зал вваливается бригада задержания. Они забирают камень и уводят холеного утырка на допрос. Теперь сама Фемида будет решать их судьбу…
Поздравляю, Пахом, ты накрыл очередную международную шоблу!
Теперь можно домой, туда, где весело смеётся Димас-Барабас, где ждет Инга. Мне уже неделю каждую ночь снятся любимые фиалковые глаза. Наконец-то я смогу в реальности заглянуть в них и утонуть навсегда! Два месяца без моей волшебной девочки — адская пытка, даже во имя своей страны, которой я сильно задолжал.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Меня натурально колотит.
Я так не волновался, даже когда перед Завадским «урок» отвечать приходилось. Или когда отец на дело отправлял.
Зал полон людей: тут все ребята из отдела, мои «братки», Инга, Тёмка. Все взгляды устремлены на меня.
Я стою, как школьник, которого вызвали к доске, а он ничего не выучил.
Блядь!
Мандражирую, будто целка на первом свидании.
Инга улыбается мне, подбадривает. Зачем-то притащила странные — фиолетовые! — гвоздики. Сжимает их в руке, как соломинку. Моя любимая девочка волнуется за меня.
А утром, увидев меня в форме, растаяла и повисла на шее. Целовала взахлёб и шептала:
— Какой ты у меня красивый, и грозный. Мой.
— Твой, Белль, твой, — отзывался я, целуя её в ответ. С того дня, как вернулся с миссии «Алмаз» оторваться от неё не могу.