Мне все равно (СИ)

Не хотелось ничего. Хотелось спать. Потому что во сне я…
Во сне ты, Ромка, катал меня на машине. И мы целовались. И ты говорил – мне нужна ты, мне нужна ты, мне нужна ты… и читал свои стихи. И сочинял на ходу. И целовал. И говорил, какая я твоя. Вся твоя. А потом была наша свадьба. И я была в белом. И твои восхищенные глаза сияли. Ты в черном фраке ждал меня на улице, с друзьями. Звал. И я вышла на балкон, и ты полез ко мне. И сказал, что я самая красивая Джульетта в мире. И мы опять целовались. Потом стояли и выслушивали важные слова, которые говорила строгая дама, о верности и новой семье. Она спрашивала, является ли наше желание добровольным. И мы сказали «да» одновременно. Хотя спрашивали сначала меня, а потом тебя. Ты одел мне колечко на палец. Очень красивое, гладкое, широкое. А я одела тебе. И ты меня поцеловал. Нежно. А глаза пели о любви.
А потом… потом я проснулась. И плакала. Пила воду. Вышла в коридор. Там сидела какая-то девица. Начала меня расспрашивать, почему я реву. Я ничего не сказала, но разве не ясно? И как-то она очень противно смеялась, повторяя «несчастная любовь». Сказала, что я просто дура.
- Нет любви, забудь. Себя люби. Себя надо любить. Не будешь любить себя – никому не будешь нужна.
Любить себя. А я разве не люблю?
Неделя в клинике. Ни строчки от Ромки. Хотя я ему написала.
«Я тебя люблю».
А потом удалила.
Потом написала, что у меня небольшие проблемы и я уезжаю с родителями в Хайфу, вернусь к ЕГЭ тогда, наверное, и увидимся.
Он не ответил.
Вот и всё, да?
Я прощаюсь со всеми. Пишу сообщения. Коршуну, Селене, Да Винчи, Анфисе. Прошу просто меня понять. Мне нужен перерыв.
Я выключаю телефон. Вернее, покупаю новую симку, уже в Израиле.
Мы с мамой много гуляем. Я читаю. Занимаюсь онлайн. Как сумасшедшая пишу тесты. Решаю варианты ЕГЭ. Разных годов. И разных предметов. Даже ненавистную физику. Просто так.
В общем, перегружаю мозг, чтобы не думал о том, о чем не хочу.
Почему Ромка мне так и не ответил? Это я виновата, да? Я все прекратила? Но разве он не знал, что я в больнице? Или не знал? Я сама сказала Коршуну, чтобы он… была гонка. А после…
Нет, я же не сразу телефон выключила? Он бы мог написать…
Физика не помогает. Ничего не помогает. Я всё равно думаю.
Неужели это всё?
Нет. Совсем не всё.
Совсем.
* * *
Миронова.
Марина Миронова, ненавистный Мирон присылает мне письмо на почту, которой я сто лет не пользуюсь. Как нашла? Ах-ах! Оказывается, я когда-то писала с этой почты нашей классной, Ольге Александровне, какие-то проекты отправляла. И почта осталась у тех, кому классуха делала рассылку.
Я не хочу читать. Но тема – Щепка и Тор всегда вместе… Зачем?
Я все-таки открываю письмо. Сразу нахожу ошибки в первых предложениях. Но дело не в этом. Дело в том, что она пишет. Почему я сдалась? Как я могла? Как могла отдать Тора этой… что? Как я могла бросить его в беде? Когда он…
И ссылка. Видео гонки.
Мне нельзя это смотреть. Но я смотрю. Еще и еще раз. Лезу в интернет. Нахожу всю информацию. Читаю десяток статей – везде одно и то же.
Его обошли на старте, но он продолжал бороться за первое место. Был в тройке. Выезжал с пит-стопа после замены резины – это стандартная история на таких гонках, это я знаю. Попал в замес.
Не он был виноват. Он пытался уйти от удара. Это чудовищно. Один пилот погиб. Трагедия, которой еще никогда не было в этом классе гонок.
Ромка жив, но попал в больницу. Перелом ключицы, руки, сильные ушибы. Как так-то? Там же должна быть защита? Он столько раз повторял, что это безопасный вид спорта, и травмы случаются крайне редко, и даже при столкновении с другим болидом или с ограждением пилот защищен.
Он поэтому мне не ответил? Тогда? Просто не мог? А потом?
Потом я выключила телефон. Но он ведь мог со мной связаться?
Но Миронова же вот, нашла способ? Если бы хотел…
Значит, не захотел?
А мои родители? Они же знали? Почему мне не сообщили?
Я всем сказала, что мне нужна пауза. Да. Понятно.
 
Но не в такой же ситуации, да?
- Мам… вы знали?
Мама сразу всё понимает. И теряется. Становится беспомощной. Слишком много говорит. Главное – когда у тебя будут свои дети, дочь, ты меня поймешь. Мы с папой думали, как будет лучше тебе. Мы думали…
Они думали обо мне.
А о чём думала я?
На видео, там, после аварии, когда его достают из покореженного болида к нему бежит Таша… ну да, она же в команде, она вполне могла прорваться на трассу. И потом, в больнице – если видео. Она рядом. На пресс-конференции она его обнимает. И там написано – невеста Романа Торопова, Наталья Энгель…
Я очень хочу ему написать. Наизусть помню номер. Набираю и стираю, набираю и стираю… много-много раз…
Месяц почти набираю и стираю сообщения. Пока не чувствую, что выгорела совсем.
А в конце мая я приезжаю в Москву. Надо сдавать экзамены. Ну и… последний звонок услышать.
И я знаю, что Тор тоже приедет.
Мой Ромка. Чужой Ромка.
Или… всё-таки мой?
Неужели я вот так просто его отдала? Неужели я сдалась?
А он? Он сдался?
  
Глава 56
 
Скрежет, визг, лязг, грохот. И запах. Запах гари и смерти. 
Кончился. Кончился? Нет еще повоюем, поверьте.
Любовь оказалась сном и просто проверкой на вшивость.
Я тебя люблю все равно, я так хочу, чтобы ты мне приснилась…
Треш…
Привычный и приятный даже запах бензина и выхлопа реал отдает гарью и смертью.
Мы все, кто попал в тот замес – просто тупеем от этого. Смерть.
Погиб наш коллега, приятель, соперник, друг. Отличный гонщик, лидировавший несколько гонок, прошлый чемпионат закончивший с титулом вице-чемпиона. Ему было всего двадцать лет.
Двадцать.
Мои травмы просто ерунда, конечно. Но в голове откладывается многое. И готов ли я продолжать, если могу вот так, в один миг? Да, это единственная смерть, впервые за всю историю гонок. Но она есть.
Вообще я не лукавил, когда говорил Лерке о том, что гонки более безопасный вид спорта чем даже те же бои ММА. Там ты можешь получить нокаут, а после – необратимые изменения головного мозга. Не знаю, как правильно сказать, но… Сломанные носы и челюсти – вообще фигня и не считается.
Кстати, рэп тоже не безопасен. Там можно в фанатские разборки попасть. Ну, это я уже шучу, конечно. Мы же не гангстеры…
Да, гонки по итогу выбрал не я. Отец. Но я не просто смирился. Я рассуждал, думал и понял, что папа был прав.
А теперь…
Да еще и после всего, что случилось с Лерой.
А что, собственно, случилось? Я не уверен, что понимаю. Не знаю. Она сообщила всем что уезжает. Что ей нужно время.
Она не ответила мне. Ну, телефон я разбил. А потом… Я ей писал. Длинные письма. На бумаге. В свой дневник.
Писал и пишу.
И жду. Осталось совсем не много времени.
Я провалялся в больничке неделю. Потом гипс еще, реабилитация. Можно было бы полететь домой, но смысл? Лерки там нет, она в Израиле.
Круто так нас с ней раскидало. Но я знаю, что она приедет на экзамены. И я тоже приеду.
Сцепив зубы.
Я решаю дать ей время. Пусть. Поживёт немного на свободе. Без душного Тора. Попробует. Поймет. Плохо ей или лучше?
Если поймет, что лучше – что ж…
Я не думаю об этом. Это больно так думать. И не хочется в это верить.
Я мечтаю…
Мечтаю, как увижу её и она полетит мне на встречу. И я её поймаю, а дальше мы полетим вместе. Навсегда.
Мечтаю, как подъеду в белом кабриолете к её дому, к бамперу будут привязаны пустые банки, чтобы на всю столицу гремело.
Я залезу к тебе на балкон, Джульетта.
Ты будешь в белом.
Я подарю тебе мир, Джульетта,
Ведь без тебя он не будет целым.
Я возьму тебя осторожно, 
Чтобы не помять платье.