Нам нельзя (СИ)

Я прекращаю себя ласкать и открываю глаза, потому что он уже на мне — давит возбуждённой эрекцией между влажных складочек.
— Ты даже не спросишь, готова ли я? Успела ли я узнать тебя как следует? — подшучиваю, чтобы скрыть накатывающую волнами панику.
— Поздно.
Я выгибаюсь дугой, потому что он входит в меня медленным толчком. В попытке заглушить рвущийся наружу крик, я закусываю нижнюю губу до металлического привкуса крови во рту. Янка говорила, что это больно, но я не думала, что до такой степени — словно напополам разрывает. Глеб двигается во мне, замирает, всматриваясь в моё лицо, и слизывает с губ выступившую капельку крови.
— Всё нормально? Ты как?
— Жива, — отвечаю ему, слабо улыбнувшись. — Продолжай, пожалуйста. Только не останавливайся.
— Мазохистка ты, Ник.
Он снова плавно двигается во мне, стараясь сгладить болезненные ощущения. Целует губы, висок, щёки, всё, до чего только можно дотянуться. Боль медленно растворяется,  сменяясь дискомфортом от того, что во мне внушительных размеров орган: растягивает и скользит с каждым разом всё глубже и глубже. До упора. Кажется, что я каждую его венку ощущаю и каждый сантиметр. Вскинув взгляд на Глеба, я понимаю, что ему во мне хорошо: тесно и туго. Синие глаза потемнели, словно ночь, дыхание участилось, а на висках выступило несколько бисеринок пота. Он сдерживает себя, как может, чтобы мне не навредить.
Воронцов протискивает между нашими телами ладонь, касаясь клитора. Погасшие вспышки дикого наслаждения вновь возрождаются во мне. Я закатываю глаза, купаясь в запахе нашего возбуждения и впиваясь пальцами в его плечи. Не думала, что смогу в свой первый раз испытывать удовольствие, но это происходит со мной. На самом деле.
Глеб умело надавливает на бугорок, снова и снова, лаская круговыми движениями. Я пытаюсь что-то сказать ему, но тело обмякает: становится тяжёлым, непослушным и наливается теплом. Образ Воронцова расплывается перед глазами и теряет чёткие очертания. Всё происходит, как и тогда, когда я сидела на нём сверху, а он ласкал меня: кровь усиленно разгоняется по венам, тело прошибает электрическим разрядом, а изо рта вырывается громкий крик. Всё точно так же: прекрасно, до дрожи и ярко… с одной небольшой поправкой — теперь Глеб во мне.
  
Глава 21 
 
Глеб
Последний рывок и искры валят из глаз — я кончаю сразу же после того, как перестаёт кричать Ника. У неё губы искусаны в кровь, глаза блестят, словно пьяные, а по вискам стекают капли пота.
Я коротко целую её в губы и откидываюсь на спину, пытаясь привести сбившееся дыхание в норму. На презервативе кровь, поэтому я тут же его снимаю, чтобы лишний раз не мучить себя угрызениями совести. Потом. Всё потом.
— Как себя чувствуешь? — спрашиваю я в тот момент, когда Ника подползает под мою руку и крепко сводит ноги вместе.
— Мне кажется, это я должна тебя спрашивать. Ты хмуришься и о чём-то думаешь. Не надо…
— Блядь, честно говоря, я ни о чём не думаю. В голове кисель.
— У меня тоже.
Я чувствую, как она улыбается, и мы замолкаем вместе, прилипшие друг к другу. Вся моя выдержка похерена, впрочем, как и принципы. Остаётся либо грызть себя за этот поступок до изнеможения, либо забить и наконец понять, что рядом с Никой у меня не было никаких шансов на сопротивление.
— Кто первый в душ?
— Я бы предложила принять его вместе, но боюсь тебя провоцировать, — подшучивает Ника. — Не уверена, что смогу пойти на второй заход.
Я улыбаюсь и наблюдаю за тем, как она грациозно поднимается с постели, нарочно прогибаясь в спине и дразня. Мой взгляд скользит по светлым волосам до лопаток, тонкой талии и выпуклым ягодицам. Без одежды она ещё красивее — хоть картину пиши. Я чувствую, как член наливается возбуждением, и буквально заставляю себя отвернуться. Хватит. На сегодня с неё точно хватит.
На постельном белье алеет пятно размером с бейсбольный мяч как напоминание о том, что Нике было больно. Она — точно последняя девственница в моей жизни.
 
После Ники душ принимаю я, а когда выхожу из ванной комнаты, то улавливаю аромат свежесваренного кофе и яиц. Ника приготовила для нас завтрак. Вполне аппетитный, несмотря на дефицит продуктов в моём холодильнике.
— Я много думала о нас, — произносит Ника, дунув на горячий чай.
Она сидит передо мной и пытается сделать серьёзное лицо.
— Весь во внимании.
— Глеб, я правда понимаю твои чувства. Я ведь дочь твоих друзей, и ты не хочешь портить отношения с моим отцом, потому что вас связывает многолетняя дружба. Знаешь, в нашем доме всегда тепло вспоминали Глеба Воронцова… Каждая забавная история из юности моего отца была связана именно с тобой. Жаль, что я ничего тогда не запомнила…
Она делает глоток чая, с заметным волнением ставит чашку, пролив несколько капель на стол. Ника подхватывается с места, берёт мочалку и начинает нервно тереть. Она, как обычно, одета в мою футболку, которая едва прикрывает ягодицы, и в этот раз я точно знаю, что на ней нет белья: её кружевные трусики висели на батарее в ванной комнате.
— Так вот, — продолжает Вероника. – Я это понимаю, несмотря на то, что ты, возможно, считаешь меня незрелой. И в свою очередь, я хочу сделать всё, чтобы родители никогда о нас не узнали. Это будет нашей тайной — одной на двоих. Ты скоро улетишь, и… всё закончится, а я останусь здесь и буду чувствовать себя виноватой, потому что разрушила вашу с отцом дружбу. Да и мне проблемы с родителями не нужны... У нас и так слишком сложно. Короче, я подумала и решила: почему бы нам не насладиться этими недолгими мгновениями, невзирая на муки совести?
Я усмехаюсь в ответ на её слова. Звучит заманчиво, хотя и не совсем честно по отношению к Лёхе и Марине. Скрывать тот факт, что я трахаю их юную дочь, — так себе перспектива, но черту мы уже перешагнули, поэтому почему бы и… да?
— У нас будут свободные отношения, Глеб, — продолжает Ника. — Ты согласен?
— Мелкая, ты в курсе, что означают свободные отношения?
— Хм… Просветишь?
— Это когда партнёры вместе, но при этом согласны на полигамные отношения. Пока я с тобой, я не хочу тебя делить с кем-либо.
Ника краснеет, а затем начинает широко улыбаться.
— Чёрт, кажется, я перепутала значения. Глеб, я тоже не хочу тебя ни с кем делить… пока мы вместе, разумеется.
После завтрака мне звонит мать и просит привезти медикаменты. Она недавно перенесла инсульт, поэтому я тут же начинаю собираться, попросив Нику побыть дома без меня. Она не перечит, только просит купить необходимые продукты, когда я буду возвращаться назад.
* * *
Родители развелись, когда мне исполнилось пятнадцать. В какой-то момент они просто поняли, что вся их долгая совместная жизнь была ошибкой. Отец купил квартиру на Пушкинском бульваре и вскоре переехал, а я следом за ним. Боялся, что он сорвётся и начнёт пить.
Мать встречает меня с улыбкой, заметно окрепшая после болезни. Она держит в руках книгу, но, заметив меня на пороге, откладывает её на тумбу.
— Я хотела попросить Свету привезти мне лекарства, но они с Алиской на танцах.
— Не беспокой сестру. У неё и так хлопот предостаточно. Пока я здесь, буду приезжать так часто, как нужно.
— Хорошо, сынок.
Мама жалуется на то, что устала лежать в больнице, и очень хочет домой. Особенно после того, как узнала, что дочь забыла полить комнатные цветы и её любимый фикус два дня назад благополучно скончался.
— Я полью твои цветы, ты, главное, лежи и выполняй все предписания врачей.
— Тебе далеко ездить, Глеб! А Светка по соседству живёт, просто забывчивая она и рассеянная.
— Я же не пешком хожу, мам. И дубликат ключей от твоей квартиры у меня есть. Поправляйся и ни о чём не думай. Ты нам нужна.
Мы прощаемся, после чего я поднимаюсь с места и направляюсь на выход из палаты. Мама окрикивает меня, когда я берусь за дверную ручку:
— Сын, я могу задать вопрос?