Никто, кроме тебя

– Макс сам догадался, что мы с Антонио… – не договорила Ракель.
– Любите друг друга, – закончила догадливая Марта.
– Да. Но речь не об этом.
– Что-то ты темнишь, сестренка! Почему не скажешь мне все, как было? – любопытствовала Марта.
– Дело в том… что мы были у меня в комнате, вместе… Понимаешь?
– Ты хочешь сказать, что уже? – в восхищении вскочила Марта. – Ну, и как тебе показалось?..
– Ради Бога, Марта, ты ведешь себя неприлично!.. Я не собираюсь делиться… – Ракель мучительно подбирала слова, – …своим первым опытом. Просто случившееся страшно все усложнило.
– Ну, хорошо, хорошо, согласна! Молчу! Но что тебе сказал Антонио? Он будет заявлять на Макса в полицию?
– Не знаю, Марта. Он не захотел говорить. Просто ушел, и я боюсь, он может подумать, что я была и в самом деле в сговоре с Максом. Клянусь тебе, Марта, меня не столько страшит тюрьма, сколько то, что он подумает, что я его обманула…
 
Глава 16
Жалея Камилу, Виктория всегда беспрекословно ссужала деньгами проигравшегося Клаудио, потому что знала, что отношения ее дочери с мужем во многом зависят от его удачи в карточной игре. Но на этот раз она предостерегла Клаудио со всей серьезностью: он должен, наконец, образумиться, теперь все не так, как прежде. Антонио сильно изменился и вряд ли впредь будет сквозь пальцы смотреть на карточные долги Клаудио. Доводы зятя относительно того, что карточные игры в их обществе дело обычное, что они с Камилой никогда помногу не проигрывают, не убедили Викторию: она была непреклонна, считая тягу к ломберному столу великим пороком. И если Антонио решил отвадить его от желания играть в карты, Виктория согласна с ним: это единственный разумный поступок Ломбарде за последнее время… Он просто невменяем. Подрался с Максом – братья дрались, как грузчики… И если бы не она, они, наверное, поубивали бы друг друга.
– Какой ужас! И где это произошло? Здесь, в доме? – непритворно изумился Клаудио.
– Да. В комнате Ракель.
– А что делал Макс в комнате Ракель? Позволь спросить тебя, Виктория.
– Я не знаю, – в замешательстве ответила женщина.
– Не знаешь? Странно, что ты не знаешь… Виктория не стала продолжать эту тему, но поразмыслив, попросила соединить ее с доктором Пласенсио.
Оскар готов был ради спокойствия Виктории на все. Он так и сказал ей: «Ты живешь на пороховой бочке – каждую минуту ждешь взрыва».
– Он уже произошел, Оскар: они чуть не убили друг друга в драке. Прошу тебя, приезжай, поговори с Антонио, вразуми его, он потерял голову.
Антонио, как всегда, рад был видеть Оскара, но с порога огорошил его:
– Я знаю все, что ты сейчас скажешь мне, но… но Макс пытался убить меня…
– Ты уверен?
– Совершенно уверен, – спокойно ответил Антонио.
– А она? Ракель? Что Ракель?..
– Думаю, она ни в чем не виновата.
– Ты так думаешь? Ты влюбился в нее, ведь так?
– Она мне нравится, Оскар, очень нравится. Меня влечет к ней… Да, я люблю ее… И она меня любит.
– Так скоро это произошло, и ты ее, и она тебя…
– Что ты этим хочешь сказать?
– Судя по ее словам, всего месяц назад она была влюблена в Макса. Поэтому и вышла за него замуж. Или она не любила его?.. И сделала это по какой-то другой причине?
– Чего ты добиваешься, Оскар? Не пойму! Чтобы я усомнился в ней и своих чувствах?
– Я просто хочу, чтобы ты не торопился и все обдумал. И главное – не терял разума, который всегда отличал тебя во всем, что ты делал. Отец завещал тебе быть главой этой семьи потому, что был уверен: интересы семьи для тебя превыше всего…
– Какого черта ты от меня хочешь, Оскар? Чтобы я позволил Максимилиано остаться здесь после того, как он пытался убить меня?
– У тебя есть доказательства того, что он этого хотел?
– Признание самой Ракель, прежде всего. Ее родственников… Я могу для очной ставки с Максом привезти сюда консьержку из дома в Гвадалахаре и хозяина дома… К сожалению, судья и свидетели, которые были на моей свадьбе, куда-то пропали.
– А Виктория? Ты о ней подумал? Какую боль ты ей причиняешь всем этим?
 
– Обо всем этом я думал. И о скандале, и о чести семьи.
– И о Ракель?
– Конечно. О ней тоже. Поэтому я ничего и не сказал Виктории. Не хочу, чтобы она плохо о ней думала. И тем более, чтобы Макс, если я заявлю на него, обвинил бы ее в сообщничестве. Она хорошая… Она моя жена… Не по документам, а потому, что я так решил и хочу этого. Ты мне не веришь, Оскар? Как и Виктория, думаешь, что я… сошел с ума? Да?
– Нет, я так не думаю, но как старый друг твоего отца и человек, который любит всех вас, я обязан сделать все возможное и невозможное, чтобы уберечь тебя от ошибок. Я очень люблю Викторию, ты знаешь…
– Я тоже ее люблю, Оскар.
– Тогда не заставляй ее страдать.
– Что ты предлагаешь, Оскар?
– Надо, чтобы Ракель уехала отсюда. Что касается Макса, прежде, чем принять какое-то решение, убедись, что он действительно виноват в том, в чем ты его обвиняешь…
Нет, она не в состоянии была целый длинный день жить в неизвестности! На свой вопрос, что он собирается делать, Ракель не получила ответа. Утром Ломбарде, не простившись, уехал в офис, и она, не выдержав неизвестности, попросила разрешения у Виктории взять кого-нибудь из свободных шоферов, чтобы доехать до Антонио. Она должна поговорить с ним прежде, чем он примет какое-то решение. Но когда Ракель подошла к Марселино, охранявшему въезд на виллу, тот, загородив собою выход, доложил, что сеньор Ломбарде приказал… не выпускать ее. Но почему?.. Никто не может запретить ей выйти отсюда, когда она захочет. Кроме того, она… жена сеньора… Простите, но он, уезжая в офис, сказал именно так. И Марселино еще раз слово в слово повторил приказ.
А в это время с другой стороны ворот раздались сигналы клаксона: кто-то просил открыть ворота. Марселино вышел, и Ракель услышала, как портье сердито сказал:
– Сеньор Альбенис! У меня приказ дона Антонио – не впускать вас…
Еще одним свидетелем драки братьев, как оказалось, был верный Рамон, и Виктория на следующее утро, пригласив его в гостиную, расспрашивала с пристрастием, что он видел, втайне надеясь, что не ее родной сын стал зачинщиком скандала.
– Как получилось, Рамон, что Антонио и Макс подрались?
– Честно говоря, сеньора, я не знаю. Могу только сказать, что когда первый раз относил ужин сеньору Антонио, я видел, как сеньор Максимилиано стучал в дверь.
– В комнату Ракель?
– Нет, к сеньору… он хотел войти.
– Ракель была там с Антонио?
– Не думаю. Потому что чуть позже вышел сеньор и спросил меня, где она. Он заглянул в ее комнату, но и там ее не было.
– А почему он не открыл Максу, когда тот стучал?
– Я думаю… сеньор был в душе… К тому же сеньор Максимилиано не стучал, а пинал дверь ногами. И как увидел меня, ушел.
– А Ракель?
– Не знаю… Когда я опять поднялся, они уже дрались в комнате сеньоры… Простите, но, видимо, мне нужно рассказать вам еще кое о чем, сеньора.
– О чем же, Рамон? Я слушаю.
– В другой раз я видел… как сеньор Максимилиано тянул за руку сеньору Ракель в дом. Она упиралась, не хотела идти, а сеньор Максимилиано тащил ее чуть ли не силой.
– Рамон, прошу тебя, никому не говори об этом. Хорошо? – заволновалась Виктория.
– Конечно, сеньора…
Подрались братья не на шутку, – комнату Ракель пришлось основательно приводить в порядок: вставить стекла, поменять кое-что из мебели: маленький столик, кресло-Виктория попросила Рамона распорядиться сделать это как можно скорее, чтобы ничего не напоминало о минувшем скандале. «Хорошо, что муж не дожил до этого позора», – не раз в эти дни думала Виктория. Оскар после разговора с Антонио уверял ее, что ничего страшного произойти не может, все обойдется. Но доктору Пласенсиа хотелось бы поговорить и познакомиться поближе с Ракель.
Когда девушка вошла в кабинет, Оскар сразу увидел, как она бледна, какое у нее грустное лицо, и решил расположить ее к откровенности. Но это ему не удалось: сухость и резкость, с которой он начал разговор, насторожила Ракель, она почувствовала в его голосе неприязнь. И ее ответы были столь же лаконичны и сухи, как и его вопросы.