Река надежды

Глядя на черный, расцвеченный звездами квадрат окна, Изабель спросила себя, кто его открыл. Перед тем как лечь, она убедилась, что все закрыто. Может, Мари? В комнате и правда так жарко… Приходилось выбирать – либо умереть от духоты, либо же быть сожранным этими крылатыми людоедами. Александер любил повторять, что комары предпочитают людей с бледной и тонкой кожей, которая к тому же еще и приятно пахнет. Изабель понюхала свою сорочку и поморщилась: насчет запаха он точно заблуждается!
Она соскочила с кровати и посмотрела на Мари и Габриеля. Оба спокойно спали, столкнув одеяла в изножье кровати. На белой наволочке рыжие волосы мальчика перемешались с длинными черными прядями юной индианки. Дыхание у обоих было размеренное и медленное. Изабель прошла в кухню, чтобы налить себе воды, когда со стороны порога послышался скрип. Она замерла на месте. Медведь? Волк? Прислушалась… Тишина!
С бьющимся сердцем она подошла к окну. Как жаль, что Александер не рядом! Поляна выглядела как обычно. Ничего подозрительного… На пригорке догорал костер. В этот самый миг она и увидела его. Он стоял, как Великий Маниту, свысока взирающий на свои владения…
Улыбнувшись, она поднесла палец к губам и подумала о прошедшем дне. Они столько танцевали, столько смеялись! К концу вечера она с ног падала от усталости. Все было просто замечательно! Волшебно! Она даже забыла, что до сих пор в трауре. А вспомнив, не испытала и тени угрызений совести…
Она вздохнула, поежилась. Вспомнила, как своими большими руками Александер обнимал ее за талию, как его губы касались ее шеи… Вспомнила, как он смотрел на нее весь вечер – с желанием и любовью… О да, с любовью!
– О Алекс! Я не знаю, что мне делать…
Александер смотрел на угли. Тело его пожирало пламя страсти. Он так и не решился войти в дом. Мысли, что может получить от ворот поворот, оказалось достаточно: он постоял на пороге и ушел. Уже почти два месяца Изабель живет здесь, но, если не считать событий сегодняшнего утра, их отношения развиваются очень медленно.
Зато с сыном все было по-другому. Теперь Габриель называл его «папа Алекс». Конечно, это не означало, что мальчик забыл о Пьере, но… Разве можно было желать большего? Как ни горько было осознавать это, Пьер стал для Габриеля приемным отцом – кормил его, оберегал и, безусловно, любил. Любил так же, как и он, Александер, любил своего приемного ребенка. Это был не тот случай, когда можно, стукнув кулаком по столу, потребовать признания своих отцовских прав. И заставить Изабель делить с ним ложе он, разумеется, тоже не мог. Правда, и объяснений ее более чем сдержанному поведению не находилось. Разве не последовала она за ним, презрев все правила приличия?
Шелест иголок заставил его насторожиться. Он схватил ружье, лежавшее на земле возле костра. Со времени той встречи с медведем он практически не расставался с оружием. Однако стоило ему оглянуться, как ружье выпало из руки: в светящемся ночном одеянии к нему приближалась Атаентсик.
– Мы не пожелали друг другу доброй ночи. Ты до сих пор не лег?
Очарованный видением, утративший способность говорить, он помотал головой.
– Можно я посижу с тобой? В доме так жарко…
Он, словно болванчик, кивнул. Изабель устроилась у его ног и улыбнулась. Он посмотрел на ее макушку. Молодая женщина была без чепца, и после беспокойного сна ее волосы растрепались и торчали во все стороны.
Сердце у Изабель билось часто-часто, и она не осмеливалась поднять глаза. Вид мужского тела цвета бронзы, одетого в некое подобие коротких штанов из лосиной кожи, привел ее в смятение. Это тело буквально дышало грубой первобытной силой. Этой силой были налиты его рельефные мускулы…
Спустя какое-то время Александер решился наконец сесть рядом с ней на землю. Последовало долгое молчание.
– Это ты приходил к нам на порог?
– Да. Извини, я не хотел тебя будить.
– Я не спала.
– Жара?
– Жара и эти проклятые кровопийцы!
С этими словами она пристукнула комара на своем торчащем из-под рубашки голом колене. Александер залюбовался округлым коленом, подсвеченным золотым светом костра. Изабель поменяла позу – высвободила из-под себя одну ногу и вытянула ее вперед, так что стала видна изящная икра, тонкая щиколотка и узкая ступня. Оба они чувствовали себя неловко. Александер поднял глаза и посмотрел в ее освещенное улыбкой лицо.
 
– Хороший получился праздник!
– Да, хороший. Габриель заснул, как только лег.
– Он устал, но зато как они с Отемин повеселились!
– А ты?
Вспомнив все, что произошло за день, Изабель улыбнулась, потом вздохнула. Это был один из лучших дней в ее жизни.
– Думаю, я очень давно так не веселилась.
– Радость вам исключительно к лицу, мадам!
Александер отвесил собеседнице комичный поклон.
– Вы очень любезны, мсье!
– Чтобы доставить удовольствие такой, как вы, красавице, я буду любезен хоть с самим дьяволом!
– Алекс, не издевайся! Я же на пугало сейчас похожа!
Она толкнула его локтем, сделала страшное лицо и раскинула руки в сторону, изобразив огородное пугало.
– Я серьезно!
Она смущенно улыбнулась, но не ответила. Взгляд ее обратился на догорающие уголья костра. После небольшой паузы она спросила:
– Куда ты ходил, когда я укладывала Габриеля? Я вышла, но тебя уже не было…
– Я ходил к реке. Хотелось освежиться.
На самом деле он ушел, чтобы избежать прощания на ночь, которое наверняка заставило бы его чувствовать себя по-дурацки. День прошел прекрасно, и все же он сомневался, что Изабель разрешит ему лечь с ней рядом, пусть и без пикантных намерений. Поэтому, чтобы не нарушать благостность момента, он нашел способ избежать объяснений – завел разговор о том, что парни Макиннис в открытую заигрывают с Мари, а Мунро ни на шаг не отходит от своего новорожденного сына.
Молчание леса, нарушаемое таинственными ночными звуками, в конце концов окутало их. Совсем рядом в траве что-то зашуршало, и Изабель поспешно подобрала под себя ноги. В полосу света выпрыгнула большая лягушка и тут же исчезла в мокрой от росы траве. Александер с Изабель засмеялись. На мгновение шотландцу показалось, будто он видит перед собой ту самую девушку, которую знал в Квебеке.
Он наблюдал, как на празднике она с аппетитом пила и ела, с энтузиазмом танцевала и пела песни. Смеялась вместе со всеми… Оказалось, Изабель не разучилась радоваться жизни. Он искренне восхитился, подумав, как это прекрасно. Радость жизни читалась в ее проникнутых чувственностью движениях – грациозных жестах, сладострастном покачивании бедер, легкой походке… Когда она кусала яблоко и закрывала глаза, чтобы полнее насладиться вкусом, когда облизывала губы, чтобы не уронить ни капельки сока, – о, как ему хотелось оказаться на месте этого яблока!
Он смотрел, как она разглаживает тонкий батист сорочки на коленях, как наматывает в задумчивости на палец золотистую прядь… Без белил и румян на усталом лице, в помятой ночной рубашке и с растрепанными волосами, Изабель разительно отличалась от той дамы из высшего света, которой была когда-то. Но такой она нравилась ему в сотни раз больше. Сердце в его груди забилось, как пойманная птица: ради нее, своей leannan-sìth [156], он был готов на все.
– Ты такая красивая, когда ты счастлива, – прошептал он.
– Ты тоже парень видный! – ответила Изабель, стараясь скрыть смущение под напускным весельем.
Наклонив головку, она посмотрела на него. Луна освещала половину его лица, вторая оставалась в тени. Черты его чуть заострились с возрастом. «Бог индейцев!» – подумала она, скользя взглядом по линии его некогда сломанного носа, который, несмотря ни на что, казался ей очень красивым. Годы сделали его взгляд глубже. Тяжелая жизнь закалила мускулы. Казалось, даже изгиб губ стал еще более выраженным, наводящим на мысль об искушенности их обладателя. Но стоило ему улыбнуться… Разве можно устоять перед такой улыбкой? Чувствуя, как в душе поднимается ревность, Изабель отвернулась, чтобы он, не приведи господь, этого не заметил. Сколько женщин успел он покорить?