Река надежды
– А ты часто ходил на р-р-рыбалку, когда жил в Шотландии?
Голос Габриеля вывел мужчину из приятной задумчивости.
– Да, часто, – ответил он, снова вспомнив о том трагическом происшествии на озере, о котором рассказал Изабель утром. – Но твоя мать права. На охоте от меня больше пользы, чем на рыбалке.
– Это я знаю! Ты – лучший охотник в своей семье!
Александер в рассеянности гладил золотистый початок. Мысли его унеслись далеко, к окруженной горами долине Гленко. Это можно считать чудом, но глаза Изабель в счастливые моменты становились такого же цвета, как весенние пастбища.
– А какая она, Шотландия?
Видя, что он не торопится с ответом, Габриель повторил вопрос чуть громче, потом тронул Александера за руку:
– Мсье Александер-р-р, какая она – Шотландия?
– Шотландия? Это страна, которая находится на противоположном берегу огромного соленого моря. И она намного меньше, чем Канада.
– Ог’омное соленое мо’е? Ты гово’ишь п’о океан?
– Да.
– В Шотландии так же к’асиво, как в Канаде?
– Скажем так: там все по-другому. Но природа тоже очень красивая. В моей стране много гор и великолепных, поросших вереском холмов. В давние времена там было много лесов, как и в Канаде. Но, к несчастью, богачи вырубили их и продали тем, кто живет в южных областях.
– А как называется го’од, в кото’ом ты жил?
– Я жил не в городе, а в маленькой деревне в долине Гленко.
– А какая она – твоя долина?
Александер оторвался от работы и с удовольствием наблюдал за Изабель, которая, покачивая бедрами, шла к дому.
– Такая же красивая и зеленая, как глаза твоей матери.
Некоторое время Габриель обдумывал услышанное.
– Мсье Александер-р-р?
– Что?
– Ты любишь маму?
Вопрос застал Александера врасплох. Он удивленно вскинул брови. Неужели мальчик догадался, чем они с Изабель занимались утром в постели?
– Твою маму?
Мальчик кивнул без тени улыбки на лице. Александер вздохнул и после непродолжительного колебания ответил:
– Конечно, я ее люблю.
– Значит, ты не уедешь об’атно в Шотландию?
– Думаю, что нет.
Лицо Габриеля просветлело, и он улыбнулся.
– Значит, можно называть тебя «папа Александер-р-р»?
Наполовину очищенный початок выскользнул у Александера из пальцев. Он просто окаменел от изумления. Габриель подобрал початок, обтер его о штанину и протянул мужчине. Александеру пришлось постараться, чтобы совладать с волнением. Он почувствовал, как зернышки одно за одним лопаются у него под пальцами… Набрав в грудь побольше воздуха, он ответил:
– Это необязательно.
– Но если ты любишь маму и спишь с ней в одной к’овати, значит, ты – папа, п’авильно? Все папы так делают. А я… Я остался без папы. И тепе’ь я подумал, что ты мог бы быть моим папой. Ну, если тебе это не т’удно…
– Мне – трудно? Вовсе нет!
– Здо’ово! У меня есть новый папа, как у Отемин!
Эмоции захлестнули Александера. Кашлянув, он попытался встать, но ноги не послушались, и он опять сел.
– Вот только… «папа Алекс» будет ко’оче!
Габриель наморщил нос. Он явно размышлял вслух.
Александер отвернулся, чтобы скрыть волнение, подобрал с земли пару початков и протянул сыну.
– Отнеси-ка это Мунро! Думаю, теперь на всех хватит. Пока маис будет вариться, можете с Отемин поиграть!
– Ура!
Сердце Александера переполняла невыразимая радость, когда он смотрел, как сын убегает в полосу тумана.
– После «улиткиного дня» снова выглядывает солнце…
Чего еще ему было желать? Предложив Изабель и Габриелю очень скромное существование, он в ответ получал столько радости и любви! Отойдя от пригорка с костром, Александер устремил свой взгляд на фруктовый сад, который начинался за клочком оставленной под паром земли. Где-то там находилось золото Голландца, обещавшее власть и славу. Александер прекрасно помнил местонахождение клада, он думал о нем каждый раз, когда выходил в сад. И все же у него имелась причина оставить золото там, где оно было. Никакие деньги не помогли бы ему купить то светлое состояние счастья, в котором он теперь жил.
* * *Гирлянды из цветов и листьев украсили дом и стол, который ломился от угощений. Языки пламени радостно взмывали в небо, а искры поднимались еще выше – к самым звездам. Вареные початки маиса, жареный гусь, испеченная в золе костра тыква, жаренные с луком ломтики яблок – все это было съедено быстро и с аппетитом. Как только трапеза подошла к концу, Стюарт и Мунро порадовали собравшихся музыкой и пением. Габриель уже и думать забыл про скрипку, поэтому Изабель оживилась, узнав, что инструмент может еще пригодиться, и протянула его Стюарту.
Польщенный вниманием, он сказал ей: «Я, конечно, не смогу сыграть вам ничего из классики, того же Вивлади [155]. Зато все говорят, что я отлично исполняю джигу». Несколько часов подряд Фрэнсис с Мари, Габриель с Отемин и Изабель с Александером кружились в ритме музыки. Радость жила в их телах, и мир – в их душах.
Празднование продолжалось до полуночи. Дети так устали, что заснули тут же, на расстеленных возле костра одеялах. Мунро вместе с женой удалился в недавно построенный новый дом. Габриеля Александер отнес на кровать к Мари. Служанка только улыбнулась и не сказала ни слова, хотя обычно мальчик спал с матерью. Когда шотландец ушел, Габриель наотрез отказался перебраться на материнскую кровать – заявил, что тогда некому будет охранять девушку. Изабель не стала спорить. Прочитав вместе с ним вечернюю молитву, она подоткнула одеяло и вышла из дома. Мари так устала за день, что осталась с мальчиком.
Прислонившись спиной к дереву, Стюарт напевал грустную балладу, которой его научила мать. Сверчки и козодои, а иногда и филин подпевали ему. Фрэнсис задремал рядом с братом. Приятно пахло влажной землей…
Изабель ослабила завязки корсажа, чтобы ткань не так сильно липла к телу, и поискала взглядом Александера. Не увидев его, она слегка расстроилась. Наверное, он устал и поэтому удалился спать в вигвам, который с недавних пор делил с братьями Макиннисами. Подумал, что и она уже тоже ложится…
Изабель вздохнула. После того, что случилось утром, она ожидала, что он предложит ей разделить с ним сегодня ложе. И ей надо бы быть довольной, что этого не произошло… Однако лгать себе не имело смыла: она была разочарована.
Вокруг жужжали комары. Она отмахнулась, повернулась и пошла назад к дому. Несмотря на поздний час, на улице было очень жарко. Изабель подумала, как хорошо было бы сходить сейчас на речку – освежить перед сном тело, а заодно и мысли. И тут ей вспомнились слова сына.
Когда она укрыла и поцеловала его, Габриель притянул ее к себе.
– Что, Габи? Ты смотришь на меня так странно… Может, я испачкалась?
Она улыбнулась и погладила его по волосам. Он помотал головой и нахмурил брови.
– Я хочу увидеть шотландскую долину у тебя в глазах! Папа Алекс сказал, что его долина…
– Ты называешь мсье Александера «папа Алекс»?
У нее комок подступил к горлу.
– Ты на меня не сердишься?
– О нет, моя радость! Нет! Думаю, ему это очень приятно.
«Я хочу увидеть шотландскую долину у тебя в глазах!» Взволнованная этим новым обращением – «папа Алекс», – она забыла обо всем остальном. Интересно, что рассказал ему Александер о Шотландии?
Раздеваясь, Изабель вспоминала их утренние объятия. Чтобы полнее пережить эмоции, которые так взволновали ее и которые до сих пор заставляли трепетать ее душу, она закрыла глаза. Когда же она легла в постель, все еще пахнувшую Александером, ей вдруг стало до странности одиноко.
«У нас есть время. Так даже лучше…» Она положила голову на подушку и сразу же заснула.
* * *Жарко… Воздух отяжелел от влаги. Вся потная, Изабель вертелась на постели, запутываясь ногами в простынях. Ей казалось, ночная сорочка ее душит. Когда терпеть больше не было сил, она села и попыталась стащить ее с себя. Слабый свет луны пробивался в комнату через приоткрытое окно. Комары беспрепятственно проникали в дом, жужжали и кусались.