В августе 79-го, или Back in the USSR
– А Регина будет? – поинтересовался Марат.
– Конечно, все девчонки будут.
– И Женя? – съехидничал Марат.
– У нас прощальная вечеринка, а не турнир по женскому боксу. Для Жени я уехал по делам.
– Понял. Давайте съездим в Джемете, там в санатории «Голубая даль» ресторан хороший – люди хвалят.
– «Голубая даль», говоришь? А там безопасно? – Я ухмыльнулся, опять вспомнив, что, термин «голубой», видимо, пока был малоизвестен.
– В смысле?
– Да так, ничего… Хорошо, договорились, заказывай шесть мест на вечер.
– Артур, а как насчет новой музыки?
– Ах да, к вечеру запишу нового Майкла Джексона, захвати чистую катушку.
– Отлично, до вечера.
Как только я положил трубку, послышался сигнал дверного звонка. Я подошел к двери и глянул в глазок – за дверями стоял милиционер. Документы у меня были в порядке, но сердце неприятно защемило – это был первый мой официальный контакт с властью. Я открыл дверь.
– Здравствуйте, проходите, – пригласил я милиционера.
– Здравствуйте, капитан Селиванов, ваш участковый. Третий день пытаюсь вас застать, но постоянно никого дома нет. («Слава богу», – подумал я.) А мне положено всех проживающих на участке знать, чтобы, так сказать, быть в курсе – тем более что дом этот пустой всегда был. Можно документики посмотреть?
– Да, конечно, вот паспорт. – Я с волнением протянул ему свой паспорт, в который «случайно» были вложены мои фото с Пугачевой и Стасом Наминым.
– Так, хорошо, Артур Керимович. так вы наш, местный? А чего ж дома не живете?
– Да вот беда у меня. Работал я на севере, долго, денег прикопил, приехал домой. мы тут с теткой жили, в своем доме, на Пионерке. а дом-то сгорел вместе с теткой. Старенькая она была уже, наверно, плитку не выключила.
– На Пионерке? Да, слышал, это на участке у майора Мухамадеева. Жалко старушку. А это что за фото, можно посмотреть? – спросил он для вида. – Кто это с вами? Так это же Пугачева!
– Да, мы Аллой Борисовной хорошие знакомые – я для нее песни пишу.
– Вы композитор? – удивился участковый, и тон его переменился – вместо важного и строгого стал уважительным и даже предупредительным, когда он добавил: – Первый раз вижу живого композитора. А какие песни вы написали?
– Новые, она их еще не исполняла. Может, коньячку? Присаживайтесь!
– С удовольствием. С таким человеком очень даже приятно будет.
Коньяк у меня был всегда, я лишь достал из холодильника лимон, нарезал его и разлил коньяк по стопкам. Мы выпили и разговорились – ничего так не располагает к взаимопониманию, как хороший коньяк. Участковый жаловался на начальство и жителей участка: постоянно, мол, сдают жилье, а это незаконно – ни регистрации, ни порядка.
– Начальство требует, чтобы я всех проживающих знал, – сказал он со вздохом, – только как же их всех узнаешь, текучка такая – каждые две-три недели новые отдыхающие приезжают. Своих бы, местных, запомнить!..
После третьей мы перешли на «ты», и я даже рассказал анекдот про ментов:
– Начальник спрашивает: «Капитан Иванов, хотите получить майора?» – «Так точно!» – «Поедете в вытрезвитель и там получите майора Петрова!»
Участковый смеялся от души и вроде не обиделся, поэтому я перешел к делу:
– А ты, Савельич, майора Мухамадеева давно знаешь? Хороший человек?
– Да нет, он у нас новенький – из Геленджика перевелся. А что?
– Мне надо будет участок на Пионерке в наследство оформлять, помощь его может понадобиться, – ответил я. (На самом деле я решил подстраховаться, вдруг кто-нибудь будет интересоваться, жил такой человек по такому адресу или нет. В первую очередь обратятся к участковому – а он про меня и не слышал.) И грустно добавил: – Да и похоронить надо тетушку.
– Какие проблемы, сейчас позвоним ему, он наверняка у себя, в участке.
Савельич тут же дозвонился до майора Мухамадеева:
– Рашид, это я, Савельич, с пятнадцатого. Ты в ближайшее время на месте будешь? Я к тебе подъеду с коньячком и хорошим человеком, композитором… для самой Пугачевой песни пишет! Ему помочь надо. Договорились! – Довольный, он положил трубку. – Идем!
– Не торопись, Савельич, чего пешком ходить – сейчас машину вызову!
– Понял. А мне машина не положена, потому как участок небольшой. хотя бегать много приходится, – посетовал он и с завистью посмотрел на меня.
Через полчаса мы уже сидели у майора Мухамадеева и пили коньяк за упокой души моей тетушки Марии Григорьевны.
– Прописка у тебя есть? Хорошо. А я уже думал, что мне придется похоронами заниматься, – сказал с видимым облегчением майор. – А там и хоронить-то почти нечего. А может, у нее кроме тебя еще родственники есть?
– Нет вроде, я же детдомовский. Из всех родственников только тетка и была, к себе прописала. А так у меня в Анапе только друзья.
– А кто, если не секрет?
– Рустам, у него студия на рынке, Марат, Жора с Пионерки.
– Жора? Это из борцов?
– Да.
– Знаю. Сам-то он ничего, а от его ребят проблем много – то побьют кого-нибудь, то к девчонкам пристают!.. Ну ладно, а ты что думаешь делать – строиться?
– Пока нет – хочу в Москву перебираться, на постоянное место жительства. Там у меня много дел намечается. Потом, если время будет, что-нибудь построю.
– Хорошо, наследство я тебе помогу оформить, и по закону ты вступишь в права через полгода… а потом, если надумаешь участок продавать, мне сначала скажи, договорились?
– Договорились.
Мы закрепили договор крепким рукопожатием и допили коньяк, не чокаясь.
С утра я занимался печальными обязанностями – организацией похорон и поминок; Мухамадеев помог мне найти место на кладбище. Гроб был закрытый, народу на поминках мало – в основном старушки-соседки, которые и сами-то плохо знали покойную. Но ели и пили на поминках с удовольствием – сочувствовали мне, вспоминая, каким хорошим человеком была покойница. По крайней мере, меня все запомнили, а так как свою тетушку на самом деле я не знал, то окончания трапезы ожидал, особо не печалясь. Наконец все закончилось, и бабушки разошлись.
Уже ближе к вечеру наша компания опять нежилась на санаторном пляже. Мы плескались в море, играли в покер; опять выигрывала Роза Афанасьевна и смешила нас антисоветскими прибаутками, например такой: «Один русский – алкаш, два русских – драка, три русских – первичная партийная ячейка».
Я рассказал, как, будучи студентом, во время сбора картошки в колхозе со звучным названием «Трактор» находил с товарищами время на приколы. Однажды, отметив очередной день рождения и, соответственно, подогревшись замечательной вишневой брагой тетки Галины, решили мы отомстить завклубом Ашоту Гадиеву по прозвищу Гадя. Этот Гадя не разрешал посещать танцы в клубе нашим студентам, так как они якобы «провоцировали беспорядки на культурных мероприятиях».
Необходимо учесть, что из ста двадцати студентов, которые вместо колхозников выкапывали картошку в этом колхозе, было всего одиннадцать парней, трое из которых были оркестранты, четверо – хореографы, а один вообще библиотекарь – то есть люди, совершенно не способные к дракам. Честно говоря, участниками всех драк, как и организаторами охраны наших девчонок в женской общаге от ночных поползновений местных, были трое – я и бывшие десантники Миша с Сашей, тоже почему-то решившие стать методистами – организаторами клубной работы. Также надо учесть, что инициаторами всех драк в клубе были сами местные пацаны. Гадя это знал, но все равно запретил пускать нас в клуб. Я тогда вспомнил забавную историю, произошедшую в одном из колледжей США, и решил ее повторить. Мы, забравшись ночью в местный свинарник, утащили оттуда трех поросят и выпустили их в огромном трехэтажном Доме культуры. Весь прикол состоял в том, что на лоснящихся телах свинушек мы написали гуашью цифры: «1», «2» и «4». На следующий день весь ДК стоял на ушах: поросята бегали по зданию и визжали, за ними по всем этажам бегали, пытаясь их поймать, толстый Гадя со своей жирной женой-худруком – естественно, Гадиной. Причем, как вы понимаете, даже после того, как были пойманы «первый», «второй» и «четвертый» поросята, поиски продолжались и затянулись до самой ночи.