Летчик. Фронтовая «Ведьма» (СИ)
* * *Комбат капитан Иван Лыжин два дня укреплял рубеж линии обороны немцев. Они закреплялись на этом плацдарме, чуть южнее Катириновки. После последних боёв он потерял четверть от своего батальона. Сегодня с утра было затишье, Лыжин сидел в блиндаже ожидая, когда его свяжут с командиром 152-го гвардейского полка. Ему требовалось пополнение. Немцы наверняка попробуют отбить обратно этот плацдарм. В блиндаж вбежал лейтенант Рожков.
— Товарищ капитан, там воздушный бой, почти над нашими окопами, — лейтенант схватил бинокль, висевший на гвозде, и выбежал из блиндажа.
Капитан взял со стола свой бинокль и велев связисту сразу позвать его, как только наладится связь, вышел из блиндажа в окопы. Солдаты скопились по все длине окопов и напряжённо вглядывались в небо. Лыжин посмотрел в том направлении. В небе шёл бой, участников было чуть больше десяти. Не разглядев советских лётчиков, Лыжин воспользовался биноклем и минуты три всматривался в то, как самолёты дерутся в небе. В это время раздавались выкрики от солдат «во даёт», «ну ни хрена себе» и прочие. Посмотреть было на что. Вскоре Лыжин понял, что дерётся один самолёт против двенадцати. Что его удивило — это был мессершмитт, вне всяких сомнений. Лыжин воевал почти два года и за это время научился отличать немецкие самолёты от своих. Но здесь явно кто-то вёл бой против таких же. Любопытство разбирало всех смотрящих за этим боем. Лётчик оказался ловким, он то и дело сбивал кого-то в этой свалке. Но капитан мог отличить его по раскраске. Когда счёт сравнялся от двенадцати к одному, на четыре к одному, везенье лихого летуна закончилось. У мессера отвалилось крыло и вскоре все увидели самого лётчика, позже он раскрыл парашют, его сносило на территорию, занятую Советскими войсками.
— Рожков, хватай десяток ребят и бегом к тому месту куда сядет это фриц. Да чтобы живым мне его приволокли, проследи. Исполнять, — приказ капитана резкий и навевает желание быстрей его выполнить.
Через час в блиндаж к капитану приволокли немецкого лётчика. И это была женщина, даже скорей всего молодая девушка. Одета в форму офицера серого цвета, но погоны и знаки отличия показывали, что перед ним штурмбанфюрер СС. Вид у дамочки был потрёпанный, правая щека заплывала, обещая неплохой синяк. Капитан послал за особистом и приставил охрану к этой немке. Пусть особисты разбираются, а у него и своих забот полон рот.
* * *Июль, 1943 год. Южный фронт. Луганск. Евгения Красько
После того, ка меня приняли солдатики из 152-го полка, меня сдали особистам. Но ещё в поле по физиономии я получил. Какой-то молодой солдатик без причины взял и врезал мне по мордасам. Я сразу выпал в нокаут. Полковой особист организовал охрану и меня отправили в штаб 3-го гвардейского корпуса, в Луганск. Я старательно не говорил по-русски, шпрехал на дойче. Нет смысла кричать, что я советский лётчик, только нарвусь на очередную оплеуху. Переводчика сразу не нашлось и меня передали в отдел контрразведки «Смерш». Три дня держали в камере, даже не допрашивали. У наших суета, видимо наступление уже началось. Портфель отобрали, каки люгер с моим ТТ. На третий день вызвали на допрос, здесь уже присутствовал переводчик. Допрос собрался проводить старший лейтенант в форме НКВД.
— Ваши имя, звание и должность? — спросил старлей и приготовился записывать.
— Прошу связаться с комиссаром третьего ранга Судоплатовым, пароль «Ведьма», — эти слова я произнёс на русском языке, чем привёл в замешательство старлея и переводчика.
Однако старший лейтенант быстро пришёл в себя, он старался казаться строгим борцом с шпионами.
— Может ещё и товарищу Берии нужно сообщить? Ты что себе думаешь, фашистская сука, мы тебя говорить не заставим? — неожиданно заорал старлей.
— Со мной был портфель с важными документами. Необходимо немедленно связаться с Судоплатовым и озвучить пароль «Ведьма», — стараясь быть спокойным, повторил я.
Старший лейтенант хмыкнул и кивнул конвойному позади меня. Страшный удар просто снёс меня со стула. Удар нанесли ладонью в район уха, будто доской приложили. Я вновь «поплыл», а в ухе зазвенел шум, вроде как горнист там играет. Меня вздёрнули, как куклу с пола и усадили на стул.
— Откуда у тебя планшет русского лётчика? — орал старлей.
Снова удар. В моей голове поселился не только шум, но и карусель. Сыпались вопросы, а за ними удары. Было особенно больно, когда солдат пинал меня сапогами. Меня обильно вырвало. Я так ничего и не ответил. Потерял сознание, меня вернули в камеру. Очнулся я ещё по дороге, когда волокли по коридору. Голова кружилась, тошнило и навалилась жуткая слабость. Я не знаю сколько я отсиживался в камере. Может сутки, а может двое. Состояние полузабытья. Даже мысли в голове не задерживались. Здоров бугай, тот, что меня отхаживал. Явно сотрясение мозга. Ко всему прочему потеря понимания времени суток. Тем не менее молодой организм регенерировал, моё состояние выравнивалось. Слава богу ничего н сломали из костей. Вот только глаз заплыл и в ухе продолжало шуметь. Я подрёмывал, когда забрякал замок и дверь в камеру открылась. Без грубостей меня проводили в кабинет, где допрашивал старлей, фамилию свою он не называл. Как только вошёл, я сразу отметил, что кроме старлея присутствует майор, а переводчика нет. Меня конвойный усадил и сразу вышел. Странные дела творятся. Майор посмотрел на меня, покачал головой и спросил у старлея.
— Грыжин, я смотрю тебе никак спокойно не живётся? Зачем применял жёсткие меры допроса?
— Товарищ майор госбезопасности, при ней планшет русского лётчика нашли и пистолет ТТ. Вот я и хотел узнать, откуда у неё вещи советского военного, но она молчит, — начал оправдываться старлей, со странной фамилией.
— Какие вещи ещё были при ней? — спросил майор у старлея, сам же внимательно меня рассматривал.
— Портфель с документами, его отправили в штаб фронта, пистолет люгер и пистолет ТТ. Кроме этого был чемодан с личными вещами, — бодро отрапортовал Грыжин.
— Прикажи всё это принести сюда, кроме портфеля естественно, — распорядился майор.
Грыжин вышел. Я лихорадочно стал думать, что за чемодан. Нет, со мной был в кабине чемодан, что я отжал у Моники Краузе. Неужели выпал при падении? И как его солдатики нашли? Как только за Грыжиным закрылась дверь, майор заговорил.
— Ваш пароль «Ведьма» был услышан тем, кому он предназначался. Мне поручено задать вопрос. Как фамилия артистки, контрамарки на концерт которой вы предлагали в Москве своему знакомому? — вопрос задан спокойным тоном, майор меня не торопил, внимательно разглядывая.
— Маргарита Шведова, — коротко произнёс я.
Майор ничего не записывал, он молча встал и прикурил папиросу, подойдя к окну, распахнул его. Сделав несколько затяжек, повернулся в мою сторону.
— Давайте знакомится. Я, Минин Иван Петрович, майор госбезопасности контрразведки «Смерш» на Южном фронте. А вы Красько Евгения Ивановна, если не ошибаюсь. Мне Павел Анатольевич описал вас, хотя опознать в данный момент непросто.
Вошёл Грыжин с чемоданом, планшетом и двумя пистолетами. Мои ножи положили на стол рядом с люгером и ТТ.
— Ты погуляй, Грыжин, я тебя позову, — распорядился майор и старлей вышел.
Чемодан действительно был тот, что я брал с собой и ножички мои оба здесь, даже маленький тычковый. Майор раскрыл планшет и достал расписку Моники Краузе, прочитал рукописный документ внимательно. Потом прочитал всё то, что написано рукой Моники о её службе и прочие мелочи. Минин наверняка знал немецкий, так как не звал переводчика.
— Поговорим, Евгения Ивановна? — спросил майор.
Я пожал плечами и кивнул головой.
— Хотелось бы узнать, что это за расписка. Начните с самого начала, как вылетели в тыл немцам с нашим человеком? — спросил Минин.
Я без утайки рассказал о том, что со мной произошло и про партизан, и про немцев, которых встретил на лесной дороге. О том сколько сбил немцев в воздушном бою говорить не стал, так как сам не мог вспомнить в подробностях бой. Майор слушал внимательно, не перебивая. Увидев, что у меня пересохло горло, он налил стакан воды и подал мне. Потом стал задавать наводящие вопросы о Монике Краузе, я отвечал, если знал ответ.