Леди-киллер
Кэйт следила за тем, как меняется выражение лица Патрика, и всем сердцем ему сочувствовала.
Как-то неожиданно для обоих они очутились на полу, Патрик сорвал с Кэйт одежду и овладел ею так яростно, словно от этого зависела его жизнь.
Ничего подобного Кэйт еще никогда не испытывала. Это было и грубо, и восхитительно. Они кончили вместе и вместе затихли, крепко, прижавшись друг к другу.
Патрик смотрел ей в глаза и мечтал, чтобы план его сорвался! Иначе он навсегда потеряет эту прекрасную, нежную женщину.
И все же пути назад нет. Сейчас главное — месть. Горько сознавать это. Но даже любовь к Кэйт не остановит его.
Джордж тихонько напевал себе что-то под нос. Синтия лежала тихая и покорная. Он еще шире раздвинул ей ноги. Какие мускулистые у нее бедра! Наверное, от верховой езды. Его бесило, что женщина молчит, не молит его о пощаде. Сегодня это ему особенно было нужно.
Мать тоже не стала молить его о прощении, несмотря на свою вину перед ним. Да она просто не способна на это.
Он снова вскипел от гнева, а тут еще заплакал ребенок.
Эти звуки заставили Синтию очнуться. Она открыла глаза, вспомнила все, что произошло, и в ужасе взглянула на Джорджа.
Вопли младенца становились все громче. Они, словно ножом, терзали ей сердце!
Как долго пролежала она без сознания? Не причинил ли бандит вреда ее мальчику?
Синтия попыталась приподняться и сбросить с себя Джорджа, уперевшись ему в грудь руками. Откуда только взялись силы! Ее мальчику грозила опасность! Она должна его защитить.
Каким-то непостижимым образом Синтия умудрилась ударить Джорджа коленом в пах с такой силой, что он взвыл: горячая боль резанула яички. Тогда он раскрыл нож и аккуратно, будто хирург, провел им по ее горлу, перерезав артерию.
Синтия схватилась было за шею, но залитые кровью руки упали, а изо рта, когда она силилась что-то сказать, вырвались булькающие звуки.
Джордж видел, как запрокинулась ее голова, как пробежала по телу судорога, как из раны на шее фонтаном забила кровь.
Вскоре она затихла, устремив на убийцу безжизненный взгляд.
Джордж вытер нож о землю, поднялся, привел в порядок одежду. Надел пальто и, затолкав в карман свои белые хлопчатобумажные перчатки, пошел к машине.
Джеймс не переставал вопить: он проснулся в незнакомой машине, с незнакомыми запахами. Матери рядом не было, и он цеплялся ручонками за ее куртку, вдыхая аромат материнских духов.
Джордж вытащил младенца из машины и пошел назад, к Синтии.
Малыш вырвался из его рук.
— Ну-ка, успокойся! — Джордж сжал его покрепче.
Джеймс еще громче заорал. Тогда Джордж швырнул его на покрытую листвой землю. Ребенок сучил ножками, а Джордж зачарованно наблюдал за маленьким тельцем. Сколько в этом крохотном существе сил! С каким упорством он зовет свою мать!
Малыш барахтался, приподнимался на своих пухлых ножках, в страхе и отчаянии стараясь отыскать хоть что-то знакомое. Он ни за что не хотел давать Джорджу руку, когда тот попытался взять ее.
Джорджу надоели вопли ребенка, и он прибил его.
Очередное злодеяние не помешало убийце что-то весело напевать на обратном пути в гостиницу.
В два пятнадцать ночи Патриц и Уилли остановили машину на Байчестер-Террас. Внутри у Патрика все замерло, когда он направлялся по дорожке к дому. Буквально через минуту он увидит убийцу дочери, посмотрит ему в глаза. При одной мысли об этом кровь бросилась Патрику в голову. Часы, проведенные с Кэйт, были испорчены: он не смог побороть охватившее его угнетенное состояние. Но сейчас он совсем не думал о Кэйт. Только о Мэнди! Как он будет жить без нее?
Приближаясь к дому, Патрик уже знал, что там никого нет. Точнее, чувствовал. Ощущение заброшенности, казалось, витает в воздухе.
В Патрике снова всколыхнулась ярость, она жгла, зарождаясь где-то в груди и горячей волной растекаясь по телу, заливая каждый мускул, каждый сустав, сводя с ума!
Ему, как воздух, необходим был Джордж Маркхэм! Он будет душить его, глядя, как медленно покидает жизнь тело негодяя! Он кастрирует его. Изуродует, искалечит! Никогда еще он не испытывал желания сильнее этого!
Подонок надругался над его дочерью, осквернил ее, и справедливость должна восторжествовать! Патрик позаботится об этом.
Келли и Уилли обогнули дом и зашли с черного хода. Из отводного патрубка их окатило водой.
— Черт подери! Холодная как лед, — прошептал Уилли.
Он вырезал алмазом дыру в стекле двери черного хода, и они проникли в дом.
Предчувствие не обмануло Патрика — там было пусто.
Патрик выругался сквозь зубы.
Они зажгли карманные фонарики и обшарили весь дом. Но хозяин будто сквозь землю провалился. Не позднее завтрашнего утра они будут знать каждый его шаг: Патрик на всякий случай принял необходимые меры.
Уилли быстро обыскал валявшуюся в прихожей, в шкафу, сумку Илэйн, взял из нее потрепанную записную книжку в коричневой обложке, а сумку положил на прежнее место. Патрик жестом показал ему, что пора уходить.
Он ощущал в себе необыкновенную легкость и, казалось, готов был взлететь, словно воздушный змей: это кровь в нем бурлила! Что же! На сей раз ублюдок ушел от расправы. Но Патрик отыщет его, если даже на это придется потратить всю жизнь!
Нэнси лежала в постели, перебирая в памяти события прошедшего вечера. Она знала, что Лили ее не любит, и платила ей взаимностью. Но что Лили ненавидит ее до такой степени, это Нэнси поняла только сегодня.
Испугалась. Впервые в жизни. Ей восемьдесят один год, все позади. И если Лили осуществит свою угрозу, Нэнси придется доживать в богадельне!
В богадельне!
Да как смеет эта вонючая шлюха ей угрожать богадельней?!
Но ведь она угрожала!
И Джозеф ее поддержал! Он конечно же не орал, как Лили, не ругался. Потому что был слишком труслив.
Но за него все сказали глаза. Такие же серые и невыразительные, как у его папаши. Нэнси в бессильной ярости сжала кулаки. Каких трудов стоило ей в свое время создать детям приличные условия жизни! На какие только жертвы она не шла ради них…
Нэнси искренне верила в то, что она прекрасная мать. И это благодаря своей богатой фантазии, которую от нее унаследовал Джордж.
Лили между тем никак не могла угомониться.
— На этот раз пусть убирается из нашего дома! — кричала она мужу в соседней комнате. — Давным-давно ее следовало определить в богадельню! И мы оба это хорошо знаем!
Джозеф смотрел в потолок.
— Ума в ней не больше, чем в сгнившей картошке! Зато хитрости хоть отбавляй! — Лили помахала пальцем перед носом мужа. — Что ж, Джозеф Маркхэм, вот тебе мое последнее слово: с меня довольно! Напрасно я все эти годы терпела! Надо было отправить ее, и дело с концом. Ты вот целыми днями в конторе и не представляешь, каково мне с утра до вечера слушать звон ее растреклятого колокольчика.
Джозеф крепко зажмурился.
— Дети ее ненавидят! И из-за этой ведьмы я не могу видеться с ними! Она просто выжила их из дому!
Голос Лили дрогнул от слез. Джозеф робко обнял ее. Этот порыв нежности вызвал бурю рыданий, будто плотину прорвало. Лили вздрагивала всем телом. И Джозеф прижал ее к себе, крепко, как в дни их молодости.
— Ладно, успокойся. Успокойся же, Лили! Все устроится. Я что-нибудь придумаю! Завтра же утром.
Она слегка оттолкнула его от себя, всхлипывая, спросила:
— О-о-обещаешь, да?
— Да-да, обещаю!
Стоило ему это произнести, и он поверил, что выполнит свое обещание. Первым делом надо повидаться с врачом. И если возможно, поместить ее в богадельню за счет муниципалитета. Если же нет, он сам готов платить за ее содержание. Он не может больше тянуть. Свой долг он уже выплатил ей сполна, сделал для нее все, что в его силах.
Он вдруг почувствовал, как это ни забавно, что больше не боится ее. Ни капельки не боится.