Маска Ктулху
«Ф’нглуи мглв’наф Ктулху Р’льех вга’нагл фхтагн».
Под конец бесформенное существо поднималось еще выше и обволакивало собой самого спящего — то есть меня. Затем оно растворялось в длинном темном проходе, по которому торопливыми прыжками неистово мчался человек, смахивающий по описаниям на покойного Сета Бишопа. Этот человек тоже увеличивался в размерах, как и бесформенный туман, пока не исчезал, надвинувшись точно так же на спящую фигуру в постели внутри дома посреди долины.
Вроде бы сон был совершенно бессмысленным. Без сомнения, сродни ночному кошмару — но без намека на угрозу. Я, похоже, осознавал, что со мной происходит или готово произойти нечто грандиозной важности, но, не понимая смысла, не испытывал и страха. Более того, бесформенное существо, поющий голос, завывания и странная музыка сообщали моему ночному видению внушительность ритуала.
Но, проснувшись наутро, я сумел быстро припомнить весь сон, и меня стало настойчиво преследовать убеждение, что все явившееся мне вообще-то не так уж и незнакомо. Где-то я слышал или же видел записанный эквивалент этого фантастического пения — и, размышляя таким образом, я снова очутился в кладовой с невероятной книгой, написанной рукою Сета Бишопа. Я читал в ней куски то там, то здесь — и с изумлением открывал, что в тексте рассказывается о древних верованиях, касающихся Старших Богов и Властителей Древности, вражды между ними — этими Старшими Богами и существами вроде Хастура, Йог-Сотота и Ктулху… Вот наконец кое-что знакомое — и, вчитываясь дальше в паутину букв, я обнаружил, очевидно, запись приснившегося мне пения; больше того, ниже приводился перевод, тоже записанный Сетом Бишопом:
«Дома в Р’льехе мертвый Ктулху ждет, видя сны».
В этом моем открытии тревожило лишь то, что я совершенно определенно не мог видеть строчек этого гимна, когда осматривал комнату и книги в первый раз. Возможно, правда, что я заметил имя Ктулху — но не больше — при беглом взгляде на рукопись Бишопа. Как же тогда мне удалось во сне воспроизвести то, что не входило в мой сознательный или подсознательный запас знаний? Общепринято считать, что разум в состоянии сна или же любом другом состоянии неспособен воспроизводить впечатления, совершенно ему чуждые. Однако у меня вышло именно так.
И вот еще что: вчитываясь в эти — часто шокирующие — описания странных посмертных существований и адских культов, я обнаружил, что некоторые намеки в туманных описаниях указывают как раз на то существо, что явилось мне во сне, но тварь не из дымки или тумана, а вполне материальную. Это было вторым примером неосознанного воспроизведения чего-то постороннего моему личному опыту.
Я, разумеется, слышал о психическом осадке — остаточной энергии, оседающей на месте любого события, будь то ужасная трагедия или просто какое-либо мощное эмоциональное переживание, свойственное человеку вообще: любовь, ненависть, страх. Возможно, нечто подобное вызвало и мой сон — как будто сам дух дома вторгся в меня и овладел мной, пока я спал. Я не считал такое абсолютно невозможным: странным — да, но события, имевшие здесь место, включали в себя и необычной силы переживания.
Меж тем близился полдень, и тело мое требовало пищи; однако я чувствовал, что следующий шаг в погоне за моим ночным видением следовало сделать в погребе. Поэтому я тотчас спустился туда и после весьма изнурительных поисков с отодвиганием от стен полок и стеллажей — причем на некоторых еще стояли банки древних фруктовых и овощных консервов — я обнаружил потайной ход. Он уводил из погреба в пещерообразный тоннель, и я немного прошел по нему вниз — недалеко, ибо влажность почвы под ногами и дрожание язычка пламени в фонаре заставили меня вернуться. Но я успел заметить, как тут и там обескураживающе белеют кости, втоптанные в землю.
Через некоторое время я вернулся в подземный проход, заново заправив фонарь, — и уже не ушел оттуда, покуда не убедился, что кости принадлежат животным; было ясно видно, что их здесь побывало не одно. Больше всего в этом открытии меня тревожило не само по себе наличие костей, а то, как они вообще сюда попали.
Но тогда я размышлял об этом недолго. Мне было интересно как можно дальше пройти по этому тоннелю, что я и сделал — двинулся к морскому побережью, как я считал, пока проход передо мной не оказался завален землей. Когда я наконец снова выбрался на поверхность, день клонился к вечеру, а сам я был голоден как волк. Но зато теперь я мог быть уверен в двух вещах: во-первых, тоннель не был естественной пещерой — по крайней мере, с этого конца его явно проложили люди, и, во-вторых, использовался он в каких-то темных целях, неведомых мне.
Почему-то все эти открытия наполнили меня особенным возбуждением. Контролируй я себя в полной мере, я бы сразу понял, что одно это уже совершенно на меня не похоже, но в тот момент я стоял перед тайной, которая бросала мне вызов, настойчиво утверждая свою значимость, — и я был полон решимости выяснить все, что можно, об этой неизвестной мне части владений Бишопов. Но этого я сделать не мог до следующего дня — к тому же, чтобы пробраться через завал, мне требовались кое-какие инструменты, которых на участке не было.
Еще одной поездки в Эйлсбери было не избежать. Там я сразу направился в лавку Обеда Марша и спросил кирку и лопату. Просьба эта, казалось, почему-то весьма расстроила старика, что было совершенно необъяснимо. Он побледнел и поколебался, прежде чем обслужить меня:
— Собираетесь копать, мистер Бейтс?
Я кивнул.
— Это, конечно, не мое дело, но, может, вам будет интересно узнать, что Сет как раз вот этим самым и занимался, когда на него наваждение нашло. Аж три или четыре лопаты износил. — Он наклонился ко мне, и глаза его настойчиво заблестели. — И знаете, что самое чудное? Никто не смог найти ни кучки земли, где он копал, — никаких следов.
Меня слегка обескуражила эта информация, однако я ответил, не задумываясь:
— Там земля вокруг дома на вид очень хорошая…
Казалось, он вздохнул с облегчением:
— A-а, ну если вам грядки копать, другое дело…
Зато другая моя покупка его озадачила. Мне нужны были резиновые сапоги, чтобы ноги не промокали в жидкой грязи тоннеля — там во многих местах, без сомнения, сказывалась близость ручья. Но по этому поводу мне Марш ничего не сказал. Лишь когда я уже повернулся уходить, он снова завел речь о Сете:
— А вы больше ничего не слышали, мистер Бейтс?
— Так ведь люди здесь не очень-то разговорчивы…
— Не все они Марши, — сказал он с хитрой ухмылкой. — Некоторые и говорят, что Сет был больше Маршем, чем Бишопом. Бишопы верили в колдунов и всякое такое. А Марши — никогда.
После этого загадочного объявления я ушел. Все было готово к спуску в тоннель, и я едва мог дождаться следующего дня, чтобы вернуться под землю и дальше исследовать тайну, которая, совершенно определенно, связана была со всей чертовщиной, окружавшей семейство Бишопов.
Теперь события сменяли друг друга все быстрее. В ту ночь имели место еще два происшествия.
На первое я обратил внимание рано утром, когда заметил, что вокруг дома бродит Бад Перкинс. Меня взяла досада — быть может, без причины; но я как раз собирался спуститься в погреб. В любом случае следовало узнать, что ему здесь надо. Поэтому я открыл дверь и вышел во двор.
— Что ты ищешь, Бад? — окликнул его я.
— Овцу потерял, — лаконично ответил он.
— Я ее не видел.
— Сюда забрела, — был ответ.
— Ну что ж, тогда посмотри.
— Неужто опять начинается?..
— Ты о чем?
— Коли не знаете, так и говорить не нужно. А коли знаете, так и подавно. Вот я и не скажу.
Этот таинственный монолог поставил меня в тупик. В то же время очевидное подозрение Бада Перкинса, будто его овца как-то попала в мои руки, раздражало. Я отступил на шаг и распахнул дверь:
— Посмотри в доме, если желаешь.
При этих словах его глаза расширились в явном ужасе.