Когда земли окутает мрак
Рогачи били в стену остервенело, не заботясь о том, кто стоял у них на пути. Земля сотрясалась от их тяжелой поступи, а воздух – от свирепого рева. Сверху с грохотом посыпались камни.
Полчища химеры старались держаться от рогачей подальше, никого не радовала участь быть раздавленным громадной когтистой лапой – и это играло друзьям на руку.
На каждого рогача приходилось по двое хранителей: вокруг первого кружили Харпа и Гэдор, к последнему примерялись Мар и Фэйр, а Хейте и Брону достался средний. Они бросились на рогатых великанов почти одновременно, разнился только подход.
Мар рвал когтями злыдней, оборотней и упырей, не позволяя им дотянуться до Фэйра. Тот же, ловко уворачиваясь от лапищ чудовищного существа, силился с помощью солнечных светильников отогнать его от города. Он бил светом по глазам рогача, вынуждая того остервенело трясти головой. Рогач исступленно ревел, рыхлил лапами землю, как исполинский необузданный жеребец, но назад поворачивать не желал. Несгибаемая воля химеры гнала его вперед, бросала на крепостные стены снова и снова.
Фэйр схватился руками за голову.
– Она убьет их! – в отчаянье воскликнул он.
Мар, расслышавший эти слова даже через рев рогачей, зашвырнул куда подальше своего сородича и, обернувшись к Фэйру, вперил в него взор, исполненный изумленного возмущения.
– Убьет их?! – вскричал он. – Тебе что, рогач разум отшиб? Нас! Как насчет того, чтобы переживать, что она убьет нас!
– Они не виноваты, – прокричал в ответ Фэйр.
– А мы, стало быть, виноваты? – возмущенно возопил Мар. – Хватит забивать себе голову всякой чушью! Лучше прогони эту треклятую рогатую тварь! Тьфу! – Он сплюнул в сердцах и с маху впился в глотку подвернувшегося злыдня.
* * *Харпа и Гэдор чуть поодаль справлялись немногим лучше. Они бросались и наскакивали на рогача со всех сторон. В дело пошли когти, клыки, стрелы и ножи. Но толку от этого было чуть. Для рогача то были что комариные укусы: чешется, зудит, донимает, но не так, чтобы отвлечься на это всерьез.
Он и стряхивал обидчиков с себя как надоедливых насекомых, безо всякого труда. Шкура рогача была гладкой и жесткой, что скорлупа от яйца. Зацепиться за нее основательно ни у Харпы, ни у Гэдора не получалось. Одной лишь частой поступи рогача хватало, чтобы Харпа, разъяренно рыча и кляня того на чем свет стоит, съезжала на землю по выпуклому боку, как по ледяной горке.
Но куда опасней был хвост животного. Шипастый и острый, что рогатый железный кистень, он то и дело охаживал своего обладателя по бокам, отгоняя назойливых хранителей, как мух, не причиняя при этом самому рогачу никакого вреда.
Один такой удар достал-таки Харпу, не успевшую вовремя переместиться в безопасное место по бугристой спине. Девушка не успела ни вскрикнуть, ни осознать, что произошло, она точно враз обратилась в безвольную тряпичную куклу и камнем полетела вниз. А Гэдор уже несся к ней, перекувыркнувшись через лапу рогача, но не сбавив бега. Он подоспел в последний миг, распростер руки, напрягшись всем телом.
Харпа сшиблась с ним, как топор сшибается с крепким пнем, и они кубарем покатились по земле. Следопыт первым пришел в себя. Подорвался, натянул лук до уха, метя в любого, кто захочет кинуться в их сторону. Но желающих пока не находилось.
Окинув бледное лицо Харпы обеспокоенным взглядом, Гэдор похлопал ее по щекам.
– Харпа! Очнись! Слышишь?!
Девушка слабо застонала и выплюнула грязное ругательство. Гэдор облегченно вздохнул.
– Живая.
Превозмогая усталость и боль, Харпа приподнялась на локтях, дико озираясь.
– Да помирать пока не собираюсь.
Гэдор усмехнулся.
– Ну и славно. Но нам надо разыскать остальных. Ума не приложу, как одолеть этих рогачей, но от того, что мы делаем сейчас, нет никакого толку.
– Да уж, – Харпа облизнула разбитую губу, поморщилась и сплюнула кровь на траву, – как с языка снял.
Хейта глядела на рогача, задумчиво сдвинув брови. Руки она держала перед собой, кончики ее пальцев слабо светились. Все их с Броном попытки одолеть великана, заставить того повернуть прочь пока не увенчались успехом. Рогач только сильнее зверел и еще яростней бросался на крепостную стену.
Брон нарезал круги вокруг Хейты, как волк, охраняющий тяжелую волчицу. Он пресекал малейшие попытки злобных тварей прорваться к ней, всецело занятой чарами и рогачом. Кто решался рискнуть, оставался без лапы или руки, а то и валился на землю безжизненной кучей окровавленной плоти и костей.
Оказавшись подле Хейты, Брон крикнул ей через плечо:
– Усыпи его! Как мохнорога.
Хейта скептически изогнула бровь.
– Ты на нем шерсть видишь? Он же голый, как дитя новорожденное. Как я по нему карабкаться должна?!
– Давай вместе! Я тебя подхвачу, как давеча, и наверх.
Ответить Хейта не успела. Хвост рогача метнулся в ее сторону. Она резко пригнулась. Тот пролетел над ее головой шипастым змеем так низко, что волосы Хейты обдало ветром. За малым не задело! Она в два счета вскочила на ноги, обернулась к Брону.
– Сам попробуй сперва! – прокричала в ответ.
– И оставить тебя здесь одну? – он говорил таким тоном, точно Хейта предложила ему совершить нечто непростительное – к примеру, сжечь Заповедный лес.
– Я выстою! – бесстрашно заявила она.
Вспышка света отбросила назад сразу пятерых нападавших. Хейта с вызовом поглядела на Брона, и тот неохотно сдался. Прыгнул высоко. Лапы в когтях заскользили по толстому боку рогача, силясь вгрызться внутрь, но не тут-то было.
С большим трудом Брону удалось вскарабкаться зверю на спину. Он встал на полусогнутых, раскинув в стороны крепкие руки, чтобы удержать равновесие. Собравшись с духом, бросился вперед, к толстой шее. Он успел сделать еще шаг или два, и тогда рогач взбеленился.
Он метнулся вправо, потом влево, силясь сбросить незваного седока, а потом вдруг оторвал передние ноги от земли и встал на дыбы, как конь. Отчаянно размахивая руками, точно силясь уцепиться за воздух, Брон сорвался со спины рогача, как с крутого обрыва, и камнем полетел вниз. Ловить его было некому, поэтому он грохнулся оземь, подняв облако удушливой пыли.
Не на шутку испугавшись, Хейта тотчас бросилась к нему. Окинув оборотня лихорадочным взглядом и смекнув, что смерть от увечий ему не грозит, девушка отступила в сторону. Иронично вскинула бровь.
– Ну что? Убедился?
Брон не ответил ей, только сипло закашлялся. Позади Хейты вырос Мар, недоуменно вытаращился на оборотня.
– Ты что, подавился?
Брон, душимый теперь еще и приступом смеха, в сердцах от него отмахнулся. Мар воззрился на Хейту в ожидании разъяснений.
– Он сорвался с рогача, – пояснила она.
Взгляд упыря омрачился.
– Не он один. – Мар обернулся и кивнул на подоспевшую Харпу. – Она вон тоже решила жизнью рискнуть. – Он сверкнул глазами. – И чуть не расшиблась!
– Ну не расшиблась же, – пожала плечами Харпа. – Вот и толковать не о чем.
– От солнечного светильника мало толку, – вставил появившийся из полумрака Фэйр.
– Как и от моего волшебного света, – кивнула Хейта. – Воля химеры слишком сильна.
– Нужно что-то придумать, – выступил вперед Гэдор. – Должен же быть способ их одолеть!
Мар обернулся к Хейте и ткнул в нее пальцем.
– Отвечай, какими еще способностями ты обладаешь?
Девушка немного опешила.
– Ну-у, – протянула она. – Вы и так знаете про большинство. Я умею управляться с волшебными зверями, но до рогачей мне сейчас не достучаться. Могу чувствовать то, что чувствуют другие, и передавать им свои чувства. Могу увядший цветок к жизни вернуть…
Упырь хлопнул себя ладонью по лбу и обернулся к Фэйру.
– Теперь твоя очередь. Вспоминай, какие у рогачей есть слабые места?
Целитель призадумался.
– Слабостей у них не много. Рогачи принадлежат к первым волшебным животным. В их число входят драконы, единороги, мохнороги. Все они плохо поддаются воздействию волшебства. – Он почесал затылок. – Рогачи вдобавок не умеют плавать, не любят жару и совершенно не выносят одиночества. Они животные стадные, и у них сильно развито стадное чувство.