Паучий дар

Ни разу в жизни он не слышал о том, чтобы кто-то носил в себе проклятое яйцо дольше пары недель, никого не проклиная.
– Речь точно идет об одном и том же яйце?
– Да-да, другого у нее никогда не было.
Целый год. Голова у Келлена шла кругом. Он вспомнил странные периоды затишья, которые случались у Неттл, приступы мрачного настроения, то, как она пряталась в свою раковину, никого к себе не подпускала, ее жесткий самоконтроль. Теперь он не знал, что думать и что чувствовать. Эти воспоминания утратили всякий смысл.
Неттл меня не проклинала. Хотя бы это он знал наверняка. И цеплялся за это знание, как утопающий за соломинку. Галл оказался прав, но лишь отчасти. Неттл действительно носила в себе проклятое яйцо, но никого не проклинала.
  
Глава 40
 
Звероловы
 
«Ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься на месте».
Келлен уже несколько часов греб на плоту из плавучего мусора, скрепленного болотным шелком. Его окружало безмолвие затопленных лесов, залитых лунным светом. Темные ивы стояли, опустив в воду ветви-косы. Время от времени выпрыгивала из воды одинокая рыба и шлепалась обратно, оставляя после себя медленно расходящуюся рябь.
Келлен изо всех сил старался держать глаза открытыми, а его воображение меж тем начало порождать все более странные образы. Вот бревно ударилось о плот, и на одно смутное мгновение Келлену почудилось, что это узкое каноэ из красного дерева. Белое подкрылье пролетевшей над ним птицы обернулось приветственно вскинутой рукой. Внезапный порыв ветра взъерошил деревья, и листья в лунном свете замерцали ярко-белой изнанкой, а Келлену показалось, будто с веток свисают фонарики, испускающие льдисто-голубое сияние…
Тут Келлен встряхнулся, заморгал, прогоняя сонливость, и обнаружил себя посреди рынка. Его утлый плот окружали десятки лодок всех размеров, и каждая была увешана фонариками, которые мигали на ветру. Существ на борту Келлен целиком разглядеть не мог. Вот темнеют на мертвенно-бледном лице глаза-колодцы. А там рука с длинными ногтями ловко выуживает костяные монеты из мешочка, сшитого из человеческой кожи. И чуть поодаль призрачные фигуры чистят и латают пернатые паруса.
Келлен подскочил, когда на плот рядом с ним плюхнулась гирлянда синюшных водорослей. Девочка с лицом выдры ухмыльнулась Келлену из воды, потом плюнула в него рыбьей кровью и скрылась в глубине.
«Сколько я уже здесь? – невольно задумался он, пытаясь удержать ясность мысли. – Может, успел наделать ошибок? Пообещал кому-нибудь что-нибудь или что-то отдал?» Из карманов вроде бы ничего не пропало, но это не означало, что Келлен в безопасности.
Ненавижу Марь.
Вдалеке Келлен разглядел два белых корабля с парусами из переливчатых белых перьев. От борта к борту тянулся украшенный драгоценными камнями мост, по которому, словно по балкону богатого дома, расхаживали таинственные фигуры. Многие держали в руках хрустальные кубки, а вот лиц у них Келлен не приметил. Белые лодки. Источник сотен легенд и сказок, места, где заключались величайшие сделки и принимались высочайшие ставки…
Плот Келлена вдруг тряхнуло от удара сзади.
– Ох, прошу прощения! – раздался жизнерадостный голос.
Обернувшись, Келлен с удивлением обнаружил аккуратную, выкрашенную в розовый цвет лодку, которая уместно смотрелась бы в солнечный денек на озере посреди парка. Ее пассажирами оказались мужчина в опрятном полосатом костюме и женщина в шляпке и кружевном платье с оборками. Между ними на дне лодки стояла корзина для пикника.
Келлен открыл было рот, чтобы заверить парочку, что беспокоиться не о чем, но голосок внутри посоветовал ему не спешить. Вместо этого Келлен улыбнулся и дружелюбно махнул людям в лодке. По лицу мужчины пробежала едва заметная тень досады.
«Прошу прощения». Келлен всегда воспринимал это как извинение, но на самом деле это было просьбой. Мужчина попросил Келлена о прощении, и тот едва не отдал ему желаемое. Интересно, что бы случилось, не удержи он язык за зубами? Быть может, человек в полосатом костюме навсегда отнял бы у Келлена способность прощать?
 
– Вы здесь новенький? – тем временем спросил мужчина в лодке, подаваясь вперед.
Беспокойство Келлена усилилось. Если, оказавшись в опасном месте, призна́ешься в своем невежестве, то станешь еще более уязвимым. Превратишься в кудахтающую мишень в лесу, где кишмя кишат лисы.
– Да, – пробормотала женщина в шляпке, заслоняя изящным зонтиком лицо от лунного света. – Он совсем новый. Полагаю, во всем его теле не найдется ни единой косточки старше шестнадцати лет. Разве что руки… В них есть что-то очень, очень древнее.
– Как ваше имя, достопочтенный? – спросил мужчина с улыбкой, которая оставалась слишком широкой, даже когда он разговаривал. А леди продолжала сверлить Келлена сумрачным взглядом, и его охватил страх, что если он откроет рот, то правда невольно вырвется сама.
Корзинка для пикника вдруг дернулась и замяукала. Парочка раздраженно на нее покосилась, и мужчина резко двинул по корзинке локтем. Но чары уже рассеялись, и Келлен перевел дух.
– У вас красивые глаза, – сказал он женщине. – Но все-таки не настолько. – Он похлопал по белой куртке из болотного шелка. – Чего бы вы ни хотели, вам придется сперва обсудить это с Младшими братьями.
Признание в том, что он находится под защитой пауков, ранило гордость Келлена, но все же он испытал облегчение, когда на лицах незнакомцев проступило мрачное разочарование. Их лодка стремительно скрылась во мраке, хотя ни один из них даже не потрудился сделать вид, что работает веслами.
Казалось, темным фигурам на других лодках не было никакого дела до Келлена, но биться об заклад, что это так, он бы не рискнул. Возможно, все они чуяли человеческий запах, и его теплые эмоции наполняли прохладный воздух горячим ароматом свежеиспеченного хлеба.
* * *
Наконец он увидел группу узких черных лодок. Звероловы. «Женщина на лодке с парусами из змеиной кожи на каплю честнее остальных» – так сказал Повар. На одной из чернильных лодок паруса поблескивали и переливались, когда их наполнял ветер, и шипели, как гадюка, ползущая в траве. Келлен погреб в ее сторону и остановил плот у черного борта. Лодка была завалена клетками. Во многих сверкали глазами Шутихи, рыча и трепеща прозрачными, как у насекомых, крыльями. В клетках побольше сидели темные существа: некоторые горбились, завернувшись в крылья, другие щипали свой мшистый мех.
Хозяйкой лодки была долговязая женщина в красной маске. Голос ее скрежетал, как битое стекло. На перчатках сверкали металлические когти, которыми она ковыряла в зубах, пока выслушивала просьбу Келлена.
– Хм-м… Сердце? – Она наклонила голову к плечу. – Это будет непросто. Я могла бы продать тебе только что вырванное человеческое сердце и зашить его в грудь твоего друга. Но это не должно быть случайное сердце, если ты хочешь, чтобы оно билось для него.
– Погодите-ка! – От разговоров о только что вырванном человеческом сердце Келлена бросило в дрожь.
– У пациента есть дети? – спросила женщина в маске. – Если у него есть ребенок, который очень его любит, такое сердце подойдет. Когда сердце поместят в грудь пациента, оно должно почувствовать себя как дома.
– Нет у него детей, и я не собираюсь никого убивать! – запротестовал Келлен.
– В самом деле? – удивилась хозяйка змеиной лодки. – Ни единого ребенка? Если твой друг молод, он успеет наделать еще детей.
– А нельзя использовать звериное сердце? – спросил Келлен. – Или волшебное?
– Конечно, можно, – улыбнулась она. – Я могла бы продать тебе сердце из каштана, чтобы твой друг больше не знал ни голода, ни горя. Пальцы на его ногах обратятся в корни, он будет питаться солнечными лучами и, почти неподвластный времени, с улыбкой провожать уходящие годы. Я могла бы продать тебе волчье сердце, и твой друг позабудет о том, что такое жалость и угрызения совести. А Младшие братья могли бы соткать ему новое, белое сердце, чтобы он до конца своих дней жил в замке из паутины, благодаря их за доброту.