Красная Армия (ЛП)

Он ожидал, что американцы попытаются двинуться на север по Падерборнской равнине. Теоретически, попытка удара по основанию оперативного прорыва была бы для Малинского более желательной, но он понимал, что на данном этапе она нецелесообразна. Американцам отчаянно нужно было остановить прорыв советских войск прежде, чем значительные силы достигнут Рейна и форсируют его. Если американцы ударят со стороны Падерборна, задача остановить их будет возложена на танковые бригады сорок девятого корпуса. Бригада его сына окажется прямо на направлении удара. Малинский понимал эту опасность, но отказывался думать о ней сколько-нибудь подробно. Такова судьба солдата, и он не сомневался, что его сын будет хорошо сражаться.
Если же корпус не сможет остановить американскую атаку, сделать это придется Старухину. Его подразделения были серьезно дезорганизованы и потрепаны, но все еще представляли собой существенную боевую силу, а Старухин сможет быстро навести порядок. Если они не смогут сдержать американцев к западу от высокого Тевтобургского хребта, то смогут поймать их в ловушку между хребтом и Везером. Вторая гвардейская танковая армия захлопнула бы ловушку с севера.
Логика Малинского была правильной. Второй эшелон двигался так быстро, как только мог. Но Малинскому не давали покоя психологические аспекты надвигающегося сражения. Они могли бы, по крайней мере, временно перейти к обороне, пока не подойдет второй эшелон. Но Малинский совершенно не доверял оборонительной тактике после того, как увидел, что случилось с СГА за последние два дня. Он напомнил себе вызвать командный пункт второй гвардейской танковой армии и подчеркнуть, что они должны еще больше ускорить темпы движения к Рейну. Движение сейчас определяло обладание инициативой. Он подумал об отправке механизированных полков десантной дивизии в полосу ответственности третьей ударной армии, чтобы Старухин мог использовать их как легкий бронированный резерв. Двадцатая гвардейская армия, действующая южнее, сейчас могла оказать очень незначительную помощь, так как ее задачей была защита основания прорыва от возможных контратак Центральной группы армий ближе к границе ГДР и ФРГ.
Малинский пытался удержать все это в голове в полной ясности. Но ощущал, как стресс и бессонница начинают одолевать его. Мелкие детали начали ускользать от него на долгие мгновения, и его начал терзать вопрос, сколько еще он сможет командовать, не становясь угрозой для собственных подчиненных.
Вертолет начал снижаться. Малинский заметил приглушенные посадочные огни, направляющие их к площадке. Ему хотелось выйти и узнать последние новости о ситуации от Старухина. И, признался он себе в мгновение слабости, ему отчаянно хотелось знать, что происходит с бригадой его сына.
* * *
Майор Барак ощутил на лице свежий поток ночного воздуха, когда его танк покатился вниз по склону. Его батальон составлял авангард третьей бригады. Он не находил себе места, пока колонна двигалась к Тевтобургскому лесу, а затем начала подъем на хребет по обрамленной лесом дороге. Ему казалось непостижимым, что такая великолепная оборонительная позиция оказалась не занята противником. Но никто не стрелял по ним. Было огромным облегчением, когда они вышли из тесного прохода и направились через узкий коридор деревни на открытое шоссе. Его танки направились на запад, в Рур, а оттуда к Рейну.
Гул танковой колонны заглушал даже рычание двигателя его собственной машины, проникая через мягкий шлем и наполняя Барака ощущением собственной непреодолимой силы. Если бы американцы появились, они столкнулись бы с самим чертом. Если же они не появятся, Барак намеревался до захода солнца увидеть Рейн.
Барака радовало движение этим маршрутом, несмотря на очевидный риск. Но его беспокоил командир бригады. Полковник Малинский был явно не в себе на том торопливом совещании несколько часов назад. Когда он поинтересовался, что с ним, офицеры штаба бригады признались, что полковника прохватил сильный понос. Ситуация не давала Бараку покоя. Он и без того не верил в Малинского. Полковник был слишком отчужденным, замкнутым для Барака, которому нравились более шумные и общительные командиры, которые были не прочь выпить с подчиненными. Попойки с начальством были для него давней и успешной практикой, и его бесила отчужденность Малинского. Он говорил себе, что этот элегантный молодой полковник просто выезжает на отцовских фалдах.
 
Кроме того, Малинский был слишком интеллигентным. Барак мало доверял таким книжным офицеришкам, способным разве что рассказать, что думает о проблеме Гареев, Резниченко или какой-нибудь другой теоретик. Барак был убежден, что все эти дурацкие реформы губят армию. Как человек, который боится опрокинуть несколько стаканов, может проявить себя в бою? Барак подозревал, что именно такие глубокие мыслители почти развалили армию в Афганистане. Он сомневался, что командир бригады как-то покажет себя в бою, даже в том, что он вообще будет что-то делать.
Глаза Барак уловили далекие пятна света над горизонтом на юге. Они были слабыми и нечеткими, он не мог понять, что это была за вспышки. Затем появились еще больше вспышек. Некоторые из них вроде бы двигались. Но кроме рева машин колонны в ночи пока стояла мертвая тишина.
А затем, без всякого предупреждения, машины Барака начали взрываться. В мгновение воздух наполнился лязгом и грохотом взрывов. Техника извергала столбы огня и исчезала во вспышках. Темные силуэты горящих танков, словно взлетая в воздух, кренились и падали с шоссе в кюветы, объятые пламенем горящего топлива.
Барак упал в башню. Он не мог понять, что ему делать. Он приказал механику найти здание, что-нибудь, за чем можно было бы укрыться.
Он не мог вспомнить позывной командира подразделения противовоздушной обороны. Он никогда раньше не разговаривал с ним, рассматривая их как солдат второго сорта. Поэтому вызвал его открыто:
— Командир ПВО, командир ПВО, это командир батальона. Как слышишь меня?
Ничего.
Рывок танка швырнул Барака о стенку башни. Пытаясь увести танк с дороги, механик неверно оценил крутизну насыпи. Танк заскользил левым бортом вперед.
После того как Барак нарушил радиомолчание, все начали говорить одновременно.
— Всем очистить эфир! — Закричал он, как будто от этого мог быть повысить возможности рации. — Очистить эфир! Командир ПВО, ты меня слышишь?
— Это командир ПВО.
— Там вражеские вертолеты. Почему не стреляли? Что происходит?
— Мы стреляли. Цели вне досягаемости. Мы даже не можем захватить их радарами.
Барак пытался удержаться в башне. Механик пытался совладать с танком, и, казалось, ему это удалось. Барак не мог понять, как он мог быть атакован и не мог нанести ответного удара. Как это противник может быть вне зоны досягаемости или не виден? Что с ПВО, в конце концов?
— Они не могут быть вне досягаемости, — настаивал Барак. — Огонь по ним.
Внезапно, танк снова потерял управление. Сначала последовал тошнотворный рывок, а потом машина снова быстро сползать вниз. Барак ошарашено посмотрел вниз. Танк резко, рывком остановился, швырнув его на наводчика. Большая машина, наконец, остановилась, под углом сорок пять градусов.
— Мы завязли, — сказал механик как ни в чем не бывало, как будто это было нечто запланированное.
— Вытащи его, — приказал Барак. — Меня не колышет, как ты это сделаешь, но вытащи нас отсюда. — Он переключился на канал связи с колонной.
— Всем, очистить дорогу. Укрыться за зданиями или деревьями. Всем машинам укрыться.
Танк Барака с ревом и тряской дернулся вперед, но затем с силой откатился обратно. Механик попытался еще раз. Внутреннее пространство наполнялось газами. Все усилия, казалось, только зарывали их еще глубже в грязь. По своему опыту Барак знал, что им не обойтись без буксира.
Он переключился на связь дальнего действия, вызывая штаб бригады. Тоже никакого ответа. Только гул статических разрядов и какие-то сюрреалистические звуки. Противник глушил связь. Он все равно отправил сообщение, надеясь, что кто-то примет его и передаст в штаб бригады, что он находился под сильным огнем ударных вертолетов противника. Закончив передачу, он подался из танка, надеясь найти машину, которая осталась на ходу.