Красная Армия (ЛП)

Что же, подумал Малинский, наверное, так даже лучше. Если бы каждый солдат или даже офицер осознавал все те страдания, которые были последствиями его действий, было бы невозможно вести войну. Нет, уж лучше эта глупая радость, это наивное благоговение перед разрушением вражеской земли.
Мимо правого борта вертолета проплывал Ганновер, и Малинскому представилась возможность посмотреть на дело рук своих. Смазанное пятно начало складываться в четкую картину. Теперь он видел, что в городе пылало несколько очагов пожара. Не весь город горел, и Малинский искренне сожалел, что он горел вообще. Но никто не мог воевать настолько аккуратно. Немцы и остатки британских войск заняли в городе оборону, притягивая к себе советские части, словно железные опилки магнитом. Малинский приказал Старухину не затягивать кольцо окружения слишком плотно. У фронта не было ни времени, ни сил, чтобы ввязываться в серьезные уличные бои, кроме того, город был более ценен в качестве «заложника». Но командир одной из дивизий Старухина допустил втягивание своих сил в бои на городской окраине. И бои за Ганновер начались, зажив собственной жизнью вопреки воле обеих сторон. Советская авиация нанесла удар по позициям противника в городе. Загрохотали тяжелые орудия. Малинский, удерживаемый ремнем безопасности, подвинулся в кресле. Было трудно уничтожить город, особенно современный. Без сомнения, когда дым рассеется, окажется, что ущерб не так уж и велик. Но Малинский знал, что официально город не был эвакуирован, и подумал о том, что оставшиеся в нем жители и солдаты оказались блокированы в сущем аду.
Однако, это зрелище не трогало его как военного. Малинский осознавал, что было бы наивно полагать, что война, сочетающая в себе новейшие технологии разрушения и неизменную человеческую сущность, могла стать чем-то приятным. И, в конце концов, для многих немцев было лучше умереть, чем подчиниться русским. И разве не сами немцы начали все это почти сто лет назад? Малинский давно думал, что историки будущего, изучая давно прошедший двадцатый век, будут только поражаться, как тогдашние люди не видели этой роковой преемственности. В некотором роде, это был век германской проблемы, с двумя мировыми войнами, неуклонно ведшими мир к этой. На самом деле, это была одна долгая, новая Столетняя война, и Германия неизменно находилась в ее центре.
Под иллюминатором вертолета яркие линии и похожие на звезды вспышки озаряли места, где все еще продолжались остаточные бои. Разбившиеся машины слабыми огнями отмечали шоссе. Малинский получил доклад о боях на шоссе, рядом с колоннами беженцев, и о зверствах, творимых отдельными предоставленными самим себе подразделениями. Хотя даже мысль о ненужном убийстве мирных жителей возмущала Малинского как дело, недостойное солдата, он, тем не менее, понимал, что такие трагедии будут неизбежны. Он отдал строгий приказ, гласящий, что командиры частей и подразделений понесут личную ответственность за допущенные нарушения дисциплины их подчиненными, и будут привлечены к уголовной ответственности за военные преступления. Но понимал и то, что эффективность этой меры будет относительной. В сущности, он радовался, что волна преступлений не вышла за рамки отдельных случаев. Война, которая вызвала в одних людях героизм и готовность к самопожертвованию, других превращала в зверей. Она была великим катализатором страшных процессов, скрытых в человечестве.
Малинский абстрагировался от творящихся разрушений. Опустошенный усталостью, он вслушивался в рокот лопастей вертолета, ощущая, как дрожит его сидение. Он отказался изменять свои методы командования, свою привычку отправляться на фронт, чтобы посетить важнейшие его участки. Несмотря на гибель Трименко. Он даже удивлялся, почему гибель командарма так потрясла их всех. Потери в вертолетах были неизбежны, в том числе и от дружественного огня. Малинский подумал о нервном мальчишке с трубой ПЗРК на плече, судорожно всматривающемся в небо, или о таком же юнце, для которого исчезло все, кроме отметок на экране радара. Ракеты и снаряды не могли отличать своих от чужих. Или искать менее значимых людей. Генералы могли погибнуть точно так же, как и рядовые. Эта мысль неожиданно странным образом успокоила Малинского.
 
Он разговаривал со Старухиным по защищенной линии до взлета, введя командира третьей ударной армии в курс дел. Дудоров оказался прав. Американская группировка действительно выдвигалась к линии фронта, но оставались неясным их точное местоположение, а также направление удара. Слишком много аппаратуры технической разведки было потеряно, а та, что осталась, работала на пределе возможностей и живучести. Обстановка оказалась слишком динамичной, чтобы нетехнические средства разведки — агентура или разведывательные группы — смогли обеспечить нужный объем информации. По оценкам Дудорова, сделанным по этим отрывочным данным, сводная американская группировка имела силы, эквивалентные одному тяжелому корпусу, что примерно соответствовало советской общевойсковой армии. Малинский ощущал холод в животе от мысли, что американцы действительно идут, и идут такими крупными силами. Вопрос состоял в том, как быстро они могут двигаться. К началу светового дня он сумел бы подготовить все к их встрече.
На оперативно-стратегическом направлении фронта ситуация оставалась крайне благоприятной. На всех вспомогательных оперативных направлениях были достигнуты мощные прорывы. На данный момент, Везер был форсирован на широком фронте в многочисленных местах в полосах наступления второй гвардейской танковой, третьей ударной и двадцатой гвардейской армий. Остатки СГА все еще отчаянно цеплялись за несколько районов, которые в скором времени будут окружены.
Малинский кратко подумал об операции в Хамельне. С советским десантом не было никакой связи последние несколько часов, так что он должен был предполагать, что противник отбил город. Ложная отвлекающая операция принесла почти идеальный результат, британская армия и немецкий Ландвер распылили свои силы, чтобы уничтожить несколько воздушных десантов, и однозначно проиграли в более широкой перспективе. Тем не менее, Малинский не мог не думать о своих солдатах, которых он принес в жертву в Хамельне. Они, конечно же, не знали о том, что операция была лишь отвлекающей. И храбро сыграли свою роль. Разменной фигуры. Принесение солдат в жертву высоким интересам, отправка их на верную смерть была для Малинского отвратительным делом. Это было не то, что он мог сделать с легкостью. Тем не менее, он поступил так. Дважды в Афганистане, в гораздо более скромных масштабах. А теперь здесь. Жертва. Он не видел в этом слове ничего величественного. Для него это был лишь эвфемизм для слова «смерть».
Но река была форсирована. На западный берег переправилось уже три из четырех бригад сорок девятого корпуса, играющего роль оперативной маневренной группы под непосредственным контролем фронта. Поспешно перегруппировывавшиеся дивизии армии Старухина готовились двинуться следом, чтобы поддержать его. Первая из армий второго эшелона пересекла границу, спешно двигаясь по разгромленным, запруженным дорогам, несмотря на отчаянные удары авиации НАТО.
Из штаба армии Трименко сообщили… Малинский поправил себя. Нет, это больше не армия Трименко. Трименко погиб, командование принял его заместитель. Тем не менее, из штаба второй гвардейской танковой армии сообщили, что одиночный передовой отряд подходит к Голландской границе, не встречая сопротивления. Разведывательный дозор на колесных машинах сообщал, что переправился на западный берег Рейна в Ксантене. Первый эшелон подчиненной фронту воздушно-десантной дивизии высадился в гражданском аэропорту в Дюссельдорфе, хотя исход этой операции пока был нерешен. Из-за тяжелых потерь транспортной авиации Малинский принял решение не десантировать тяжелую технику. Он рассчитывал на быстрое продвижение сил сорок девятого корпуса. Одна из его передовых бригад могла достичь Дюссельдорфа через двенадцать часов, если американцы не появятся раньше.
Ситуация с американцами не давала Малинскому покоя. Он понимал, что ведет себя не вполне научно, полагаясь на удачу, которая обеспечит им немного времени. Несмотря на достигнутый на фронте успех, ситуация на поле боя становилась опасно хрупкой. Армии первого эшелона выдохлись, и даже такой зверь как Старухин смог бы только погонять армию, словно загнанную лошадь, но только загнал бы ее до смерти. Сорок девятому корпусу придется обеспечивать сохранение фронтом инициативы до подхода армий второго эшелона. Фронт продвинулся слишком далеко и слишком быстро, понеся такие потери, что многие подразделения были дезорганизованы. Малинский ощущал, что там, в темноте, существовал определенный недостаток контроля, бои шли на грани полной анархии. Американская контратака должна была быть остановлена быстро и решительно, прежде, чем противник сможет нащупать слабости фронта и использовать их.