Раненое сердце (СИ)

Ран выбрался из машины и постучал кулаком в закрытую дверь. Никто не отозвался. По указаниям навигатора, это был именно монастырь. В горах поблизости никаких других строений не было. Была еще гостиница, но она была с другой стороны горного склона, поэтому ошибки быть не могло, так что размять ноги выбрались все. Олаф, не удержавшись, постучал в закрытые ворота, но только глухое эхо отозвалось в ответ.
- А телефона у них нет? – Ран рылся в справочной службе на коммуникаторе, – сестра Мари говорила, что у них была какая-то эпидемия, вдруг они уехали? Или, не дай Аллах, все умерли?
- Кто здесь шумит? – раздалось из окошка, – спаси Господи, кто здесь?
- Мы привезли прах сестры Мари, – Ран вышел вперед, – она родилась в этих краях и говорила, что хотела бы вернуться в этот монастырь. Теперь она умерла, и мы привезли сюда ее прах и вещи, чтобы вы сделали все, что положено.
 – Сестра Мари преставилась? – над головой ахнули, – я сестра-вратница*, пойду сообщу матери-настоятельнице об этом и о вашем визите. Ждите. Крашеные створки окна закрылись и все опять стало тихо. Только деревья шелестели листвой и птицы пересвистывались.
- Ну, хотя бы мы теперь знаем, что это и вправду монастырь, – Роберт открыл дверь и сел на сиденье, – я, пожалуй, не пойду с вами, монастырь женский и не хотелось бы смущать монахинь. Но я вас подожду столько, сколько потребуется.
- А я пойду, – Олаф расправил плечи, – мне интересно, чем все закончится.
- Я тоже пойду, – Том смущенно похлопал себя по карману, где лежали записка и крестик, – мне надо кое-что сделать.
- А мне пойти придется, – Ран пожал плечами, – я был знаком с сестрой Мари достаточно давно, и потом, это я забрал ее прах и не дал его захоронить в стелу погибших при землетрясении. И, взяв обязательства, надо довести их до конца.
 Им пришлось ждать достаточно долго, но наконец ворота были открыты и крепкая женщина в глухом платье и платке махнула рукой, приглашая зайти внутрь. Монастырь был вырублен в скале, но при этом изнутри оказался достаточно просторным. В кадках стояли цветы и карликовые деревья, и свет заливал все вокруг. Том крутил головой, осматриваясь, и при этом старался не отставать от альф. Вратница* вела по переходам и коридорам и наконец остановилась напротив тяжелых деревянных дверей, где гостей дожидалась мать-настоятельница. Том, когда увидел настоятельницу, понял, почему о ней с таким придыханием говорила сестра Мари. Мать-настоятельница казалась ожившей статуей, вырубленной из камня, предположительно мрамора. Суровая, с пронизывающим орлиным взором и лицом без возраста. Ей могло быть с одинаковым успехом и тридцать, и шестьдесят. Она царственным жестом предложила присесть на стулья напротив и положила руки на стол в ожидании истории от своих гостей. Лично у Тома язык к небу прилип, и если бы ему надо было рассказывать, то он долго бы вспоминал, как именно надо извлекать звуки из горла. Он-то считал, что все монахини, как сестра Мари, добрые и улыбчивые, а рядом с этой мраморной глыбой руки начинали мерзнуть и казалось, что стоит открыть рот, как из него полетят снежинки. Но на Рана, похоже, вся эта суровость не произвела должного впечатления, а может, он был к такому привычен… Ран, так и держа котомку монахини на коленях, начал издалека. Он стал рассказывать, когда встретился с сестрой Мари впервые, и постепенно, от одной спасательной экспедиции до другой, рассказывал, как они подружились и помогали друг другу. Он рассказал, как встретились этим летом неподалеку отсюда, и в то же время Мари рассказала, что знает, что ее кончина будет скоро, и выразила желание, чтобы ее останки были похоронены именно в родных местах. Когда речь дошла до последней встречи и гибели, Ран очень корректно сообщил, что сестра Мари погибла, спасая человека, и что ее пришлось кремировать, поскольку жаркий и влажный климат не позволял хранить тело, как таковое, и поэтому кремировали всех, вне зависимости от вероисповедания, чтобы обезопасить живых. После этого Ран поставил на стол перед матерью-настоятельницей котомку, из которой достал урну с прахом, и оставил открытую сумку перед монахиней, чтобы не рыться в чужих женских вещах. Олаф сразу подал голос, рассказав, что икона в сумке начала мироточить, и поэтому они поторопились привезти ее в монастырь. Монахиня осторожно достала из сумки благоухающий сверток. Платье было в пятнах масла, но увидев это, монахиня не рассердилась, а с благодарностью поцеловала и икону, и ветхое платье своей сестры по вере.
 
- Я благодарю вас, что вы привезли прах нашей сестры в родной монастырь, – мать-настоятельница говорила глубоким низким голосом с бархатными обертонами, – жалко, что не было возможности привезти тело, и вдвойне жаль, что вы не привезли ее прах сразу же и мы не могли произнести прощальных молитв в нужное время, но… – монахиня пожала плечами, – на все воля Божия, и я могу только поблагодарить вас, что вы позаботились о ее прахе и памяти как таковой. Также благодарю, что привезли ее икону обратно в монастырь, где ей будет лучше всего. – Монахиня посмотрела на замерших людей и произнесла с намеком, – я могу отблагодарить вас чем-то еще?
- Нет, – Ран встал со стула, – сестра Мари всегда будет в моей памяти, как святой человек, и я буду рад, зная, что ее последняя воля исполнена и она вернулась домой.
- А можно посмотреть монастырь? – Олаф встал следом за Раном, – никогда не был в действующем монастыре. Надеюсь, мое любопытство не смутит ваш покой?
- Нет, – монахиня позвонила в медный колокольчик, и когда на ее зов пришла другая монахиня, попросила ее показать гостям монастырь.
- А можно попросить вас кое о чем? – Том достал из кармана записку и крестик. Ран увидел это и кивнул омежке головой.
- Я подожду тебя на улице, не торопись и будь здесь столько, сколько понадобится. – А после поклонился монахине и добавил, – разрешите оставить вас. Я не буду мешать вам своим присутствием и еще раз благодарю за все.
 Ран после этого вышел из комнаты, следом за ним ушел Олаф, вслед за монахиней, которая начала ему рассказывать о строительстве монастыря и святых, которые ему покровительствовали. Мать-настоятельница выжидающе посмотрела на смятую бумажку в руках омеги, и Том наконец решился.
- Сестра Мари погибла, спасая меня! Я впервые был в таком месте и не знал, какие странные звуки могут издавать наполовину разрушенные дома. Я думал, там плачет котенок, а это скрипела арматура, раскачиваясь на ветру. Сестра Мари откинула меня в сторону, а сама не успела отскочить, и ее привалило бетонным блоком. Я не хотел, чтобы так получилось, но я благодарен ей за то, что она спасла меня.
- Ты чувствуешь себя виноватым? – мать настоятельница склонила голову к плечу, рассматривая печального подростка, – хочешь утешения?
- Нет, – Том вздохнул и поднял подбородок, – я уже поговорил с психологом на эту тему, я, знаете ли, посещаю его дважды в неделю после попытки суицида. Но это другая история. Я встретил сестру Мари впервые этим летом на побережье. Она научила меня плавать и делать очень вкусные пирожки. А когда я вернулся домой после того, как… после того, как все закончилось, я нашел в своем кармане записку и подарок.
 Том положил на стол записку и крестик. Монахиня внимательно прочла записку и покрутила в пальцах деревянный крестик, а после этого посмотрела на омегу, ожидая продолжения разговора. Том набрал воздуха и выдал: – я хотел бы креститься.
- Крещение – это серьезный шаг, – монахиня отодвинула к омеге записку и крестик, – все не так просто, как, возможно, тебе кажется. Это не просто повесить украшение на шею, это намного серьезнее. Для начала, я должна тебя спросить, веришь ли ты в Господа?
- Ну, – Том задумался, – я верю, что должен был погибнуть не раз, но я до сих пор жив, а это значит, что кто-то за мной присматривает и я кому-то нужен. Почему-то другие люди помогают мне и защищают, это ведь не просто так? Я знаю, что Мари хотела бы меня крестить, и я думаю, что это правильно.