Тайна Бирюзового дракона (СИ)

С этим решением я и уснула.
«В очередь, сукины дети!» — орал Шариков в моём суматошном сне, а я, согласно кивая, взвешивала сыр, доставая его из бочек апельсинового цвета.
«Дурдом вселенский!» — вынесла я вердикт, вспомнив приснившееся.
Филипп спал, раскинувшись на половину кровати, и даже ухом не повёл, когда я подергала его за лапку:
— Завтракать пойдёшь, гулёна? А на фестиваль со мной поедешь?
— Сама-сама… Я сплю, — соизволил ответить сквозь сон питомец и выдернул конечность из моей ладони.
— Ну как знаешь! Ты мальчик взрослый, сам разберёшься.
Ещё раз осмотрела себя в зеркало, готовясь к выходу. Сегодня нарядилась в платье. Те, что были на торжественный выход, уже упакованы в суму, чтобы место не занимали и глаза не мозолили, а вот с этим пришлось повозиться.
Тёмно-серое платье в пол, которое выбрала для меня признанка Вол’ли на Драккониде, а Рактий прислал вместе с другими вещами, сегодня меня не раздражало. Только длина была неудобной, да и моде местной платье не соответствовало.
Как там Татта сказала: «Допустимо, чтобы башмачки были видны»? Вот и отлично. Мои высокие ботинки со шнуровкой доходят до середины икры. Подол подрезала ниже, от края сантиметров на пять. Лёгким движением руки укорачиваем куртку до косухи. Ну, вот. Другое дело. Хотя не хватает чего-то. Слишком мрачный серо-чёрный монолит. Порылась в ворохе аксессуаров и выудила голубовато-бирюзовый шарф. Откуда взялся, не помню, но главное — актуален как никогда. Небрежно накручиваю невесомую ткань на шею и довольная собой иду завтракать.
— И вот это чёрное чудовище схватило мою Кити зубами за шею. Ах, как она плакала, бедняжка! Знаешь, — дама понизила голос, — я думаю, что это был демон. Страшный, чёрный, и глаза жёлтым огнём полыхали.
— Демон? — собеседница хозяйки Кити округлила глаза и рот. — Спаси нас Светлый. Почему ты так думаешь?
— Он вошёл и ушёл через стену! — последовал ответ зловещим шёпотом. — Я так испугалась, что просто боялась пошевелиться, пока он истязал мою малышку.
— Так он съел бедняжку? — снедаемая любопытством, задала основной вопрос вторая дама — уж очень ей не терпелось узнать исход дела.
— Кого? — не поняла первая.
— Ну, демон твою Кити съел?
— Светлый с тобой! Жива она, — дама, возмущённая таким страшным предположением, махнула на собеседницу чайной ложечкой, а потом тихо продолжила. — Знаешь, она какая-то спокойная стала, задумчивая. Сегодня всё утро спит. Как чудовище ушло, так она и успокоилась.
Стол к завтраку был накрыт почти так же, как для утренних совещаний. Только сегодня здесь пили чай и ели бутерброды не чиновники с озабоченными лицами, а несколько незнакомых господ и дам. Должно быть, некоторые родичи, приезжавшие на коронацию, остались погостить.
— Альфред, — подошла я поприветствовать побратима, — скажи, кто эти дамы?
— Кузины отца. Причём дальние. Они теперь надолго здесь останутся, — вздохнул король.
— Сильно мешают?
— Не особо. Они тихие и нос в чужие дела не суют. Да и жаль старушек. Замуж вовремя не вышли, собственных средств тоже нет. Вот и путешествуют от одних родичей к другим. — Побратим ещё раз посмотрел в сторону тётушек и резюмировал: — Пусть живут.
— Знаешь, я извиниться должна… — брови короля немного приподнялись. — У одной из них кошечка есть. Кити. Так вот, скоро она вас потомством осчастливит.
— Это артефакт предсказал?
— Это Филипп погулял.
Альфред, расплёскивая чай, фыркнул. Пришлось срочно удалять влажные пятна с его камзола и своего платья.
— Значит, у меня будет свой кот. Люблю твоего Филиппа. Он мне ещё на Кеталопции понравился. Самостоятельный такой, рассудительный. Только я никак не решался дотронуться до него. У нас, в мире Больших Озёр, домашних кошек нет. Откуда у тётушки Кити взялась, даже не представляю. Рад, что в Предгорье останутся следы пребывания твоего питомца.
— Обещанную историю Иль растянула на год. Может быть, чуть больше или меньше, точно не помню. Как не помню и дату нашей встречи, — продолжил свой рассказ Альфред.
 
Королевский экипаж катил по направлению к фестивальному павильону. Некий церемониал в поездке был, но без лишней помпезности и многолюдности. Три ландо плюс десяток гвардейцев верхом на лошадях. Открывал процессию, как водится, королевский экипаж, куда были приглашены я, Виктор и Пубок. Следом за нами катила королева-мать, Ир’ркус и две тётушки, чей разговор я подслушала во время завтрака. Кто садился в третье ландо, я не видела, а оглядываться было неприлично и неинтересно.
Чтобы не скучать в дороге, Альфред решил продолжить рассказ о своей несостоявшейся любви.
— Всеми правдами и неправдами я ежедневно выбирался из дворца и стремглав летел к Чёрной скале. Время встречи значения не имело. Когда бы ни приехал, Иль меня ждала. Иногда из тени выходил сгорбленный старик, садился в отдалении и кивал, подтверждая рассказ девушки или наблюдая за нашими прогулками. Сейчас я не знаю, почему нельзя было переступать границу, почему нельзя было узнать всё и сразу. Тогда знал. Но условие не выполнил и забыл всё.
Король замолчал. Хоть и глядел он куда-то вдаль, было видно, что смотрит в прошлое.
— В день, когда мне исполнился двадцать один год, я пошёл к отцу и сказал, что хочу ввести в храм Светлого и назвать своей женой Иль — девушку из-за Чёрной скалы. Таким я отца не видел никогда. Нет, он не кричал. Но закаменел как-то. Отстранился. Стал чужим. Ответил мне тихо и спокойно: «Сын, ты многократно нарушил мой приказ и своё обещание. Этим ты потерял моё доверие и заслужил наказание. Хорошо бы тебя выпороть, но ты уже взрослый. Просто прикажу запереть на сутки в карцере». Я молил, ругался, пытался вырываться и драться с солдатами. Не помогло ничего. Отец молча шёл рядом с конвоем, не глядя в мою сторону. И дверь самолично запер. Вот такое совершеннолетие у меня было, — грустно усмехнулся Альфред.
— Приехали, Ваше Величество! — известил кучер, плавно останавливая ландо. Лакей, сидевший на козлах, спрыгнул и с поклоном отворил дверцу.
— Что ж, иду исполнять королевский долг — общаться с подданными, принимать поздравления и просьбы, — сказал Альфред и пошёл в народ.
Перед входом в павильон справа и слева расположились две открытые площадки со столиками. Посетители чинно вкушали угощение, выпивали, беседовали, рассматривали гуляющую публику. На некоторых столах заметила горшки с фондю, где-то официант резал пиццу — мой косяк, забыла сказать, что подают её уже порезанной. У одного из столиков и вовсе шоу развернулось, заставляя прохожих замедлить шаг. На сервировочном столе стояла большая головка сыра. Официант закончил подогрев спиртного, замер и сказал: «Внимание!». После чего, наклонив носик соусника, поджёг разогретую жидкость. Зрители ахнули, зааплодировали и стали осыпать вопросами тех, кто обслуживал их столы.
— Твоя школа, — легонько толкнул меня локтем Виктор.
— Мне только в радость, — отозвалась я, желая скорее пробраться внутрь.
Тата и её торговое место выделялись среди соседей, как выделяется племенная лошадка среди деревенского табуна. Люди останавливались поглазеть на это чудо — нарядная дама торгует сырами. Подходили рассмотреть поближе, чтобы оправдать свои действия, пробовали сыр. И покупали, несмотря на высокую цену.
Поначалу некоторые торговцы, глядя Тату, на тоже задрали цену. Но, поняв, что такие вещи с наскоку не делают и они только отпугивают покупателей, вернулись к прежним расценкам. При этом недовольных коллегой почти не было. Большинство гордились тем, что женщина показала им, как можно представить себя и свой продукт.
— Агапи! — радостно обняла меня Тата. — Представляешь, мне нечем торговать. Остались только несколько половинок и четыре целых головки. Может, на осьмушки порезать?
— Ни в коем случае! Лучше бы и вовсе торговлю закрыть. Оставить только дегустацию и приглашать всех на аукцион.
— Агапи, — весело сверкая счастливыми глазами, приятельница понизила голос, — меня на свидания приглашали. Два господина солидных и мальчик-студиозис. Смешные такие. Один так прямо и говорит: «Вы как луч света в этом сером сумраке жизни».