Проводница

Да Ольга и сама, когда уезжала на сибирскую стройку, получила от знакомой кассирши такой же «двойной» билет. И кассирша тогда честно предупредила:
— Ты приди пораньше, заходи в вагон первой и сразу ложись. И что бы тебе ни говорили — не уступай. У тебя такой же билет. И ты знать ничего не знаешь.
По неписаным железнодорожным правилам, кто первый занял место, тот на нем и едет, «кто первым плюнул — того и суп».
Иван Ахметович всегда имел «личные», резервные места. Как уж он ухитрялся оставлять пару купе незанятыми, не знал никто. Зато все знали, что Ахметыч непременно лично подсадит «нужных людей» на любом полустанке. Поезд их фирменный, скорый, идет до Москвы — значит, непременно какое-нибудь начальство в последний момент спохватится.
На станции отправления, конечно, для таких случаев держали бронь и снимали ее только за несколько часов до отправления, а вот на мелких полустанках отродясь никакой брони не предусматривалось. А ведь районный начальник ничем не хуже городского, и он желает ехать в столицу из своего райцентра, на который скорый поезд приходит уже переполненным и утрамбованным. Куда в случае срочной надобности бегут его помощники? Конечно, к бригадиру.
А у Ахметыча припасено теплое местечко, на которое в кассе тут же чин по чину выписывают законный билет. И районный начальник благодарен бригадиру поезда, а бригадир всегда найдет возможность придать этой благодарности вещественное выражение. В одном районе получит для семьи льготные путевки в санаторий, в другом запасется овощами и фруктами, в третьем — рыбой, в четвертом — молодым вином…
И вот при нашествии «двойников» Ахметычу приходилось задействовать «свои» места, а у него от одной мысли о такой необходимости сердце кровью обливалось. Но ведь пассажиров не оставишь стоять в коридоре… Значит, весь гнев свой Ахметыч обрушит на безвинные головы проводников. Надо же на ком-то оттянуться.
И точно: увидев за Ольгиной спиной толпу возмущенных пассажиров, Ахметыч грозно засверкал глазами и гаркнул во всю силу легких:
— Куда смотришь, ворона?! Мать твою' Говорил вам: не сажать! Говорил: отмечать места?!
— Говорили, — послушно кивнула Ольга.
— А ты чем слушала? Коленками? Я нанялся тут перед вами распинаться? Все! Хватит! Буду штрафовать!
Ольга потупилась, надеясь, что Ахметыч, как обычно, покричит-покричит, да и сменит гнев на милость. Но у него взыграла «восточная» половина крови, и он закусил удила.
— А во сколько это тебе обойдется, знаешь?
— Сколько скажете…
Ольга прикинула, что по ее вине бригадир расстанется с одним из «резервных» купе. Неужели хватит совести на четыре билета ее нагреть? Хватило.
— Помножь тариф на четыре, — велел он.
— Побойся бога, Ахметыч! — воскликнула Ольга. — У них два детских. По справедливости: на три.
— Не Бога, а Аллаха, — поправил он. — По справедливости я их все как взрослые продам. — Он повернулся к Лизе: — А ты, кукла, что глазами хлопаешь? Давай тоже деньги готовь.
— А мне-то за что, Ахметыч?! — взмолилась Лиза. — Я им говорю, что вагон полный, мест нет, а они меня тюками своими в сторону сдвигают и лезут. Драться мне с ними, что ли?
Лиза была маленькой и худенькой, куда ей сладить со здоровенными агрессивными бабищами со здоровенными тяжелыми сумками. Она всегда отступала в сторонку, растерянно хлопала глазами и бежала за помощью к бригадиру.
Когда Ахметыч был в хорошем настроении или в подпитии, «русская» половина его широкой души проявляла рыцарское благородство, и он безвозмездно решал «жилищный вопрос» для Лизиных «двойников». Но сегодня она нарвалась по полной программе.
— Дерись, — зверски сверкая глазами, подтвердил он. — А не можешь драться — плати.
Ольга решила сменить тактику и взять бригадира лаской. Она кокетливо прищурилась и выставила вперед длинную загорелую ногу, неуловимым движением приподняв форменную юбку гораздо выше колена.
— Ну что ты, Ахметыч, заладил: плати да плати… — капризно протянула она. — Может, мы иначе договоримся?
— Это как иначе? — Он невольно скользнул взглядом по ее открытой коленке. — Ты меня глупостями не завлекай. Я человек женатый.
 
— Ой, да вы что подумали! — хихикнула Ольга и погрозила ему пальцем. — У меня и в мыслях не было ничего такого… Это мы с Лизой насчет коньячка намекаем. У Пашки в буфете отличный коньяк ест, «Юбилейный», «неразжененный».
«Разжененным» работники ресторана называли наполовину разбавленный, который «впаривали» подвыпившим посетителям, у которых «хватало ума» заказать не бутылку, а двести-триста граммов. Тогда они и получали в стеклянном графинчике «разжененное» пойло.
— Да пробовал я его, — отмахнулся Ахметыч Дерьмо! Его еще на заводе «разженили» или вообще в фирменные бутылки самопал растили. Сейчас же не проверишь толком, все с акцизами, все упаковано по фирме…
— У меня армянский есть, — вдруг подала голос Лиза. — Настоящий. Мне брат двоюродный из Еревана привез. Он на коньячном заводе работает А сама незаметно пихнула Ольгу кулачком.
— Да! — тут же подхватила та. — Мы пробовали Класс! А у тебя разве еще осталось?
— Еще бутылка, — с гордостью заявила Лиза.
Иван Ахметович питал к хорошему коньяку ничем не объяснимую слабость. Тем более странную, что выпив глоток, он переставал отличать дешевое поило от качественной выпивки, чем все в поезде пользовались без зазрения совести.
Он секунду поколебался, а потом решил:
— Ну ладно, тащите ваш коньяк, и квиты. Но учтите, девки! Это в последний раз! Опять не уследите — сами раскошелитесь!
И воодушевленный предстоящими «именинами сердца», он принялся спокойно и деловито размешать пассажиров по свободным местам. Отдал резервное купе, просмотрел сводки и распределил плацкартников по всему составу, а одному парню предложил ехать на третьей боковой, благо ему уже утром надо выходить.
Тот факт, что «простил» он Ольге с Лизой не меньше двух тысяч, а взамен получит бутылку рублей за двести, его ничуть не смущал. Его «русская» половина всегда предпочитала выпивку деньгам.
…В это время ресторан уже был закрыт, но повара и официантки спали тут же, в штабном вагоне. Ольга с Лизой постучали в купе к Галине. На их счастье она мирно дрыхла у себя, а не развлекалась у директора Пашки.
— Галка, выручай. Продай коньяк.
— До утра потерпеть не можете? — сонно подняла голову от подушки Галина. — Трубы горят?
— Да нам для Ахметыча…
— А… — понимающе протянула она, накинула халат и широко зевнула. — Ключи от кабака у Павла.
— Ну не нам же его будить.
— Ну да… — Галка скрылась в соседнем купе и тут же вышла обратно. — Пойдем, там Сашка дежурит. Ахметыч велел двери не запирать — народ расселяет.
Ночной сторож Сашка действительно не спал, караулил открытые двери и был ужасно недоволен.
— Шляются тут толпами, теперь еще вам приспичило, — заворчал он.
Ольга с Лизой купили в складчину бутылку «Юбилейного» и спросили Галину:
— «Арарат» есть?
У нее обычно всегда имелась тара от дорогих напитков, в которую она переливала что попроще и потом впаривала подвыпившим клиентам.
— Только «пять звездочек». Но зато крупно адрес завода и внизу вязь по-армянски, — быстро врубилась Галина.
— Давай.
— А вам зачем? — насторожилась она.
Ресторанные очень ревниво относились к тому, что проводницы приторговывают спиртным — отбирают «их хлеб».
— Ахметыч иного не желает…
Галина понимающе хмыкнула, подняла крайнее сиденье и достала из ящика бутылку с яркой этикеткой и закручивающейся крышечкой.
— Вы вернете?
— Постараемся. Но ты, если что, к Ахметычу в купе заглядывай. Он на столе оставит или на полке под окном.
Половину «Юбилейного» отлили в «армянскую» бутылку и благополучно разбавили крепким чаем. Ольга тщательно притерла пробку, предварительно аккуратно разогрев спичкой края. Выступающие бугорки спаялись, а спиральную нарезку Ольга отполировала ногтем — не подкопаешься.