Проводница
— Идем в купе… У нас целых четыре часа.
И втащил вслед за ней в вагон две тяжелые сумки.
Пыльные ветки придорожных кустов скребли по стеклам. В этом месте ущелье между горами сужалось, и низкорослый лесок подступал вплотную к железной дороге. Никита приподнялся на локте и с интересом смотрел в окно.
— Что ты там увидел? — томно потянулась к нему Ольга.
— Так, чепуха… Я подумал, что здесь удобные позиции. Поезд как на ладони. Легко обстрелять.
— Ну что ты! — удивилась Ольга. — Кто стрелять будет? Слава богу, не война.
— Конечно, — согласился Никита.
Он поднялся и начал одеваться.
— Нам еще час ехать, — потянулась к нему Ольга. — Ложись.
— Да нет, я в Тоннельной выйду. Дела, малыш. Я потому и встретил вас заранее, а то не знаю, когда теперь вернусь.
— Ты надолго? — замерла Ольга.
— Да нет, — ободряюще улыбнулся он. — Максимум на неделю. Но постараюсь пораньше…
— Деньги возьми, — торопливо напомнила Ольга.
— Ах да, — Никита взял у нее свернутые в трубочку пятисотки и опять, не считая, сунул в барсетку.
— А почему ты не пересчитываешь?
— А зачем? — он насмешливо глянул на нее. — Разве ты меня обманешь? Надеюсь, у нас скоро все будет общим…
— Ты шутишь…
— Рыбонька, я тебе уже обрисовал свое жизненное кредо. Зачем повторяться? Если ты сейчас не веришь, потом поймешь, что была неправа…
— А когда — потом? — охрипшим голосом спросила Ольга.
— Скоро, — Никита нагнулся и чмокнул ее в ушко. Шепнул: — Но пока ты должна мне помочь…
— Я ведь помогаю, — Ольга вскинула на него глаза.
— Да это мелочи, малыш. Вот в ближайшее время может понадобиться кое-что переправить… За это и заплатят покруче…
Поезд вошел в тоннель, налетела тьма, тревожно застучали в гулкой тишине колеса… И Ольге вдруг стало страшно. Она вскочила, обхватила Никиту, прижала изо всех сил.
— Ты сейчас уже уйдешь?
— Надо, — вздохнул он. — Я же не только икрой занимаюсь, у меня дела поважнее есть. Ты, кстати, запомни: там ровно сто банок. На двадцать пять тысяч в этот раз товара везешь. Видишь, как я тебе доверяю?
— Э! Да ты что ревешь, подруга? — Лидка уселась рядышком, притиснув Ольгу к стене своим толстым телом, и попыталась заглянуть в лицо. — Да они, козлы, того не стоят! Брось! Он тебя обидел, что ли? Да? Так мы его икру сейчас кошкам скормим!
Ольга покачала головой и постаралась выжать улыбку.
— Никто меня не обижал… Это я так… Само плачется…
— А… — понимающе протянула Лидка. — Это бывает. Водички попей.
— Не хочу.
— Тогда само пройдет, — глубокомысленно заявила Лидка.
Ольга судорожно перевела дыхание и пожаловалась:
— Я влюбилась… Вот ведь горе…
— Почему горе? — удивилась Лидка. — Никита парень нормальный. И при бабках.
Ольга сама не могла объяснить почему. Просто в груди разрастался горький ком, а сердце надсадно щемило. Что же это за любовь — побарахтаться на узкой койке пару часов, и все? Она о нем ничего не знает, даже фамилии. Где он живет, чем занимается, может, женат, может, у него дети по всему свету? Он ей совсем ничего о себе не рассказывал. Что он любит, чем интересуется… Не человек, а закрытая, непрочитанная книга…
А вот она для него была просто как на ладошке. И мать ее он увидел, и сына, и их убогую квартирку, и даже успел оценить скандальный характер Ксении Вот только не интересовало его, что чувствует Ольга, чего хочет, о чем мечтает… Человека он в ней не видел — только молодое горячее тело.
Слезы текли и текли, она их даже не утирала. … Ведь мог он сказать ей на прощание, когда она так неистово к нему прижалась: «Люблю тебя… Не могу' расстаться… От сердца отрываю»… Мог… Потому что именно эти слова едва не слетели с ее губ, только она вовремя сдержалась. А он заговорил об икре… Эти неоплодотворенные зародыши осетров для него важнее того, что происходит между ними на узкой купейной полке. Деньги важнее чувств, бизнес — любви.
Да и с чего она взяла, что он ее любит? Назвал красавицей? Так она и вправду красива. Слава богу, не слепая, в зеркало каждый день смотрит. Сказал, что хочет с ней жить? Так ведь не жениться обещал, а фактически взять на содержание. И ни слова в его жизненных планах не было сказано о ее Корешке Не вписывался пацан в его планы? Не планировался «довесок» к «горячей девочке», согласной хранить верность и ждать?
Почему-то из-за Корешка было обиднее всего. Родному папаше, Герке беспутному, не был нужен, бабке родной — тоже… Выходит, и любимому мужчине ее сын в тягость? Или он его просто в расчет не принимает, держит за что-то типа домашней собачки: надо покормить и выгулять, а пацан за это станет преданно любить?
А Корешок — это корешок! Это корень! Это только благодаря ему Ольга пытается укорениться на одном месте, осесть, создать нормальный дом. Только с появлением сына она поняла, как важны для человека семья, родной очаг, место, где живешь… Отними сейчас у нее Корешка — и не станет в ее жизни никакого смысла.
И потом, Корешок — не просто корень и не производное от фамилии… Это — товарищ! Кореш, друг, тот, кому можно доверить самое сокровенное. Ольга растит себе друга, помощника, соратника, Корешка… И по большому счету на этой земле, кроме него, у нее никого нет.
И никого нет, кроме Никиты… И все тело ноет от желания прижаться к его телу, губы просят его губ…
А ведь Ольга будет счастлива, только если все они будут вместе… И Никита… И Антошка… И даже мать, черт ее дери! Куда ж без нее?!
Глава 9
Бригадир поезда Иван Ахметович в молодости преподавал в школе физкультуру. А потом решил, что на «железке» можно заработать больше. Он был сущий деспот, но любил выпить. В нем смешались крови русской матери и чеченского отца. Он был по-восточному строг со «своими женщинами», но по-русски бесшабашен. Все в бригаде его и боялись, и уважали и умели уговорить и пользовались «русской» слабинкой.
Едва тронулись в путь со станции отправления, как к Ахметычу прибежала Лиза. В ее плацкарте почти все места были парными. «Двойников» с горем пополам рассовали по соседним вагонам, доехали до Тоннельной, а там опять на посадку народ с билетами на уже занятые пассажирами места. И все билеты подлинные, оформлены в кассах, выписаны на фирменных бланках, напечатаны на компьютере.
И у Ольги тоже сели два «двойника» Причем одно купе даже не «двойников», а просто растеряш, но сразу она не сообразила их высадить, а теперь, когда поезд отмахал сто километров, делать этого уже вроде и нельзя…
В ее дежурство всегда так выпадало, что отправлялись вечером и потом до поздней ночи тормозили на полустанках, подсаживали отдыхающих. Вот и на этот раз уже в первом часу ночи на Разгульной уселась семья с двумя детьми. Четыре человека, как раз купе. Ольга и не заподозрила ничего, потому что купе было свободно. Она положила билеты в планшетку, а пассажиры быстро постелили себе, уложили детей и легли. И тут как на грех на следующей станции тоже семья, и тоже с билетами. Стали разбираться, а у тех, что раньше сели, поезд-то сутки назад ушел… 17-го в 0.40… А нынче восемнадцатое настало, после ноля-то… И Ольга зациклилась на том, что из их городка отправление вечером семнадцатого, да и проглядела в билетах неверную дату…
Стали будить «двойников», они в крик… Ну и вправду, дети спят, ночь, не высаживать же их. Сама виновата, надо было смотреть лучше. А они тоже хороши! Забыли, что числа после полуночи имеют обыкновение меняться…
Ольга стала предлагать перейти в другой вагон тем кто сел позже, но скандал от этого только разгорелся еще сильнее. И решить его теперь мог только Ахметыч. Скандальные пассажиры толкались за ее спинок напирали и норовили лично прорваться к бригадиру, но Лиза и Ольга решительно держали оборону.
Ольга злилась, потому что прекрасно понимала откуда возникают «двойники». И никакими компьютерными сбоями или ошибками оператора-кассира их не объяснить. Все гораздо проще: больше билетов — больше денег. Ведь отдыхающие не понимают, что на табличке «Билетов нет» написана святая правда, что поезд не резиновый и не может вместить всех желающих. Они слезно умоляют кассира войти в «положение», суют ему сверху щедрую компенсацию, и кассир устраивает простенький «сбой» в своем компьютере и выписывает билеты на заведомо проданные уже места. Что будет дальше, его не волнует. Ведь, как показывает практика, на перроне никто не остается, уезжают все, а как уж потом ухитряются бригадир с проводниками разместить «двойников», сколько нервов треплют друг другу обе стороны — никого не заботит.