Три мести Киоре (СИ)

— Дай возможность, и я ее не упущу, — фыркнула она.
Доран прищурился:
— Такая возможность есть.
Киоре застыла и повернулась к нему, как будто не верила своим ушам. Медленно поднялись брови, телом она подалась вперед.
— Врешь! — и откинулась обратно на спинку стула.
— Твои таланты могут пригодиться Тайному сыску и Лотгару. Если ты согласишься служить империи до конца жизни, твои преступления будут забыты.
Дернувшаяся в рывке то ли ударить его, то ли задушить Киоре опрокинулась с грохотом, ударилась головой о пол, разбив висок, но продолжала громко ругаться, проговаривая красочные пожелания Тайному сыску вообще и Дорану в частности. Он рывком поднял стул с девушкой, ее дернуло, и она закашлялась, замолчала. Кровь на виске почти сливалась с волосами…
— Теперь я вижу, что в шпионы империя набирает всякий сброд. Немудрено, что заговоры и предательства цветут! — рассмеялась она. — Скажи, твое сиятельство, что мешает мне согласиться служить Лотгару, а после сбежать?
— Ты только что оскорбила Эши, ведь она была лучшей из лучших, — заметил Доран, и Киоре тут же замолчала, а руки сжала в кулаки. — И, к слову, своих слуг империя клеймит. Одно и то же клеймо будет на спине, плечах и щиколотках — выжигать огнем будет подозрительно. Кроме того будет зарисован твой портрет и записаны все характерные черты.
— Но всегда можно сбежать в Эстерфар или хаанат!
— Тебя отыщут и вернут. Месть или жизнь? Выбирай. Пока ты думаешь, скажи, ты слышала об убийствах девушек?
— Не интересовалась.
— Знакома ли ты с колдуньей-предсказательницей? Знаешь ли ты о ее целях?
— Она сыску точно не помеха.
Доран приподнял брови, ожидая пояснения, но его не последовало.
— Кем ты была семь лет назад? Служанкой?
— А ты скажешь, где прячется Освеш?
Они молчали, глядя в глаза друг другу.
— Ты сказала, что организатора убийства так и не выяснили, и ты права, — Доран, скрывая боль в спине, присел на корточки перед Киоре, поймал ее подозрительный взгляд. — Что же знаешь ты, чего не удалось узнать мне? И если ты хочешь отомстить, не лучше нам действовать заодно?
На миг ее взгляд смягчился, скользнул по его лицу, но тут же вспыхнул злобой и стыдом. Киоре отвернулась, и Доран не сомневался, что, будь у нее свободными руки или ноги, его бы отпихнули.
— Я должна сама убить того, кто придумал моим друзьям эту ублюдскую смерть!
— Ты же должна понимать, что просто так убивать дворян тебе не позволят. Но если ты станешь работать на Тайный сыск, то мы можем закрыть на это глаза.
— Серьезно думаешь, что я соглашусь? Вы же так свои дворянские ряды моими руками почистите!
Доран пожал плечами и поднялся.
— А ты думаешь, что сможешь бежать? Ключи от кандалов будут только у меня. Сегодня вечером я сообщу императору, что поймал тебя. У тебя есть пара дней, чтобы выбрать смерть или служение империи.
Доран вышел из допросной и сказал стражнику, что к вечеру он определится с тем, где она будет содержаться. Отчего-то чувствовал он себя прескверно. Сидя в кабинете, катал ручку по столу и никак не мог собраться с мыслями. Почему ему неспокойно, хоть он делает всё правильно? Киоре — воровка и убийца, помешанная на мести. И казнят ее совершенно заслуженно — он не верил, что она выберет службу на короне. Или же дело в ее глазах? Ведь у спасшей его недавно баронеты Таргери они точно такого же мягкого зеленого цвета… Доран покачал головой. Общие черты кончались на одних глазах, ведь воровка была мелкой и худой, а Ниира — коренастой, крепкой, да еще и хромой.
Через час он достал кристалл связи и снова над ним появилась голова Паоди. Выслушав друга, тот нахмурился и отрезал:
— Казнить завтра же. Нам не нужны такие шпионы.
— Паоди, а если она говорит правду? Если мы до сих пор не поймали того, кто создал хаанатскую ересь?
Доран сидел в кресле, сцепив пальцы. Он, как будто наяву, видел Киоре в темной камере, прикованную, с поднятым навстречу лунному свету лицом, отрешенным, бледным, полным безнадежности.
— Казни ее, Доран. Это мое последнее слово.
 
Голова императора исчезла, и кристалл мгновенно остыл. Доран смотрел в растопленный камин, а после принялся перебирать бумаги на столе. И сам не заметил, как снова оказался в камере, где в полутьме — в лампе кончалось топливо — сидела Киоре, опустив голову на грудь.
— Император приказал казнить тебя завтра же, — сообщил он.
Киоре дернуло, подбросило вместе со стулом, и Дорана захлестнуло плескавшееся в ее глазах отчаяние. «Нет, нет и нет!» — зашептала она, не в силах поверить услышанному, трясла головой, так что волосы били ее по щекам, раскачивалась. И смотрела ему в глаза жалкой, побитой собакой, у которой отняли последнюю кость. Через несколько минут она замолчала, оборвав собственную истерику, снова уронила голову на грудь, тяжело дыша.
— Позволь…
— Император не хочет брать тебя в шпионы, — оборвал реплику Доран, но Киоре мотнула головой.
— Могу я хотя бы перед смертью узнать, где Освеш? Он жив?
— К сожалению. Освеш жуткий аллергик и умер бы, если бы мы использовали на нем зелья. Пытки тоже ничего не дали. Приказом Его Величества Освеша заточили в монастыре Ратаалада на севере. Мы думали, что местные жуткие условия заставят его говорить спустя год-другой.
— Все-таки жив… — прошептала она.
— А ты умрешь.
Мелькнувшую странную эмоцию Киоре Доран распознать не смог, столь короткой она была, столь странной и непонятной ему.
— Можно последнее желание?
— Какое? — приподнял он брови, не ожидая такой прыти от пленницы.
— Поцелуй меня.
Доран опешил, но тут же взял себя в руки и нахмурился, поджав губы:
— Кажется, ты меня не услышала в тот раз.
— Услышала! — повысила голос Киоре. — Услышала, не переживай! Ты поймал меня, растоптал мою цель, так еще, проклятье, не поддаешься моему обаянию! Что тебе этот поцелуй?!
Доран долго смотрел на нее и видел обиженного ребенка, которому не купили сладостей. Только ребенок был опасен и ужасен в своем коварстве. Киоре молчала, смотрела на него горящими глазами, и тяжело вздымалась очерченная платьем грудь. Синяки на шее набухли и потемнели. Герцог подошел к ней и склонился, провел рукой по щеке, пальцы зацепились за какую-то шероховатость у уха, и он нахмурился, возвращаясь к ней. Когда лицо обожгло болью, он отшатнулся, инстинктивно закрыв глаза, и ему в шею уперлось что-то острое.
— Я очень хочу жить, — услышал он голос Киоре. — Твои наручники и ребенок снимет.
Правда, для этого ей большие пальцы пришлось вывихнуть и спешно вправить, что не добавляло удобства: стальной, погнутый прутик, из которого Киоре сделала отмычку для ног, она держала между указательным и средним пальцем.
— Сейчас мы зайдем в твой кабинет, я заберу свой артефакт и покину это здание.
— Всё, вашсия… — обернувшийся стражник замер на полуслове, но, подчиняясь жесту начальника, остался на месте.
Киоре держала крепко, вывернуться без риска для жизни Доран не мог, ведь не только шею можно продырявить со смертельным исходом.
— Ну, ну, не злись, это жизнь. Если бы повезло тебе, меня бы казнили, — приговаривала Киоре, пока они добирались до кабинета по замолкавшему коридору.
Киоре метала злые взгляды, а ее оружие впилось в кожу, и капля крови упала на белый воротник. В кабинете она быстро сцапала паривший артефакт и отпустила Дорана.
— Что ж, спасибо за доброе отношение в заключении. Я готовилась к пыткам, — усмехнулась она и распахнула решетку на окне.
Герцога передернуло: ни он, ни его подчиненные ее не трогали. Кто открыл шпингалеты и когда?! Киоре только рассмеялась над его растерянностью, распахнула окно и выпрыгнула на улицу, чтобы раствориться в сумерках. Первым делом Доран вышел из кабинета и объявил:
— Сбежала.
— Да пёс с ней! Главное, что вас не покалечила! — крикнул кто-то из следователей.
Доран скрылся в своем кабинете, но вскоре помощник с виноватым видом положил ему на стол запечатанное послание. На званом ужине через несколько часов его желал видеть сам кардинал, дабы обсудить нечто невероятно важное.