Три мести Киоре (СИ)

В Догире их торжественно венчал сам первосвященник, тогда смуглый мужчина с беглой речью. Доран кружил, кружил на руках жену, и она застенчиво улыбалась, просила опустить на землю, поскольку боялась летать…
Доран проснулся под звук песнопений псалмов, которыми провожали из Догира новобрачных. В сердце была тоска. Жизнь отвела молодым на счастье ровно полгода, а после полились, одно за другим, несчастья, как будто карая за что-то. Сначала умер отец Дорана, и ему срочно пришлось принимать управление землями. Следом у Лааре случился выкидыш, но Дорану было важнее, чтобы выжила супруга, а не ребенок, которого он и не видел. Потом умерла мать Лааре, и по этому поводу запил граф, быстро промотавший всё свое состояние и пустивший по миру четверых дочерей. Но Доран и Лааре не бросили их, пристроили по пансионам и отложили приличное приданое каждой.
А на вторую годовщину свадьбы Лааре умерла от скоротечной чахотки. Она в бреду шептала, что он будет счастлив, просила забыть ее, плакала об умершем ребенке, просила за сестер и сотню или даже тысячу раз в день говорила, как сильно его любит. Она и после смерти сжимала руку мужа, который находился при ней неотлучно до самого конца.
— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! — его звали хрипло, прерывисто, а Доран понял, что так и не проснулся, пребывал в каком-то болезненном бреду.
Он пошевелился и поморщился: ночь на холодном полу в его возрасте бесследно не проходит. Вытянув ноги, стал их разминать, заодно плечи и спину. Спросил взывавшего к нему водителя о самочувствии, прислушался. Город вне мастерской, похоже, давно не спал. Из этого следовало два факта: во-первых, сапожник отчего-то не разбудил его, хотя имел право, во-вторых, сам Доран проспал несколько часов службы.
Поднявшись, он осмотрел перевязку слуги, нашел хозяина помещения и приказал найти транспорт для водителя. Поскольку ехать домой было слишком долго, Доран надел китель и постарался по возможности придать ему презентабельный вид. Получилось плохо, но всё равно лучше, чем ходить в одной рубашке.
В дверях Особого управления он чуть не столкнулся с выбегавшим Вайрелом, на котором лица не было.
— Ваше сиятельство! Мы уже розыск объявили! — воскликнул он, придерживая дверь для начальника.
— Излишняя поспешность! — возразил Доран, приглашая помощника в свой кабинет.
— Отнюдь, — упрямо выпятил тот подбородок, пока глава Тайного сыска садился за стол, чтобы разобраться с накопившимися бумагами. — Патруль нашел вашу машину, изрядно помятую, а еще и следы крови недалеко от нее. Вы же с утра не прибыли на службу. Отправили посыльных к вам домой и во дворец, но и там, и там вас не видели…
— Тихо, Вайрел! — он поднял какой-то лист, элементарно забыв его отпустить. — Что? Третий труп?
Доран нахмурился, глядя на заместителя. Тот пожал плечами и вздохнул: да, еще один труп девушки. Снова без глаз.
— Вайрел, через полчаса зайдешь ко мне и заберешь объявление. Немедленно отдашь в канцелярию, пусть сделают копии, а патрули развесят. Даже в квартале нищих!
Заместитель удивился, но вопросы сдержал, вместо этого вышел в приемную, откуда принес небольшую коробочку, которой Доран обрадовался, как самому лучшему подарку.
— Наконец-то! Починили? — заместитель кивнул, и Доран достал из упаковки небольшой кристалл эстера на шнурке, служивший для связи. — Так, Вайрел, не отвлекаемся. Срочно добудь мне транспорт до дворца.
— Но сегодня поминальный день…
— Вайрел Корте! Я приказываю, а…
— Я исполняю, — понятливо кивнул заместитель, растворяясь за дверью.
Поминальный день Паоди и Саира проводили с кардиналом, и они молились предыдущим императорам, каждому лично. В этот день Доран всегда уходил со службы в три часа дня, какой бы аврал ни случился, запирался дома и смотрел, смотрел до самой темноты на фотокарточку Лааре. Но в этом году был не аврал — катастрофа, оттого он взял кристалл за шнурок, произнес имя императора и добавил к нему секретный код, известный узкому кругу лиц. Камень засветился, застыл в воздухе, чтобы через мгновение показать взбешенную голову императора.
 
— У тебя три секунды! — ледяным тоном произнес он.
— Еду во дворец и, если понадобится, достану тебя из склепа с боем, — отчеканил герцог, глядя в глаза другу.
— Жду, — после паузы кивнул Паоди, понимая, что Доран не стал бы так шутить.
Надев шнурок на шею, он спрятал теплый камень под рубашкой. Сел. Задумался. Вскоре родилось полуправдивое объявление: «Жители Тоноля! В связи с участившимися случаями нападений на людей и жестокими убийствами Особое управление настоятельно рекомендует воздерживаться от ночных прогулок, особенно туманными ночами». Доран надеялся лишь на то, что подобные объявления всегда писали в крайнем случае и обычно к ним прислушивались. Он очень желал в это верить, поскольку объявить о туманном чудище во всеуслышание никак не мог. И кто знает, позволит ли о таком сказать хоть кому-нибудь император.
Как он отдал бумагу Вайрелу и как доехал по пропахшему фиалками городу во дворец, как шел его коридорами, Доран не помнил, это был какой-то полусон, закончившийся в кабинете Паоди. Император сидел за столом, подпирая подбородок, а кардинал рассматривал какой-то пасторальный пейзаж на стене.
— Должно было случиться нечто очень серьезное, Доран, — заметил император, а кардинал даже не повернулся к нему.
Не стесняя себя церемониями, он снял китель и сел в кресло, сжав подлокотники. Император оценил общий вид друга и приподнял брови в немом изумлении.
— Ваше Величество, я желал бы сообщить эти сведения только вам. И вы потом решите, стоит ли знать нашему высокочтимому отцу народа.
— Говори. Он всё равно прознает, — отмахнулся Паоди.
— Я возвращался домой поздней ночью, в самое туманное время. Ехал в автомобиле с моим водителем, как обычно. В один миг туман возле машины вспыхнул синими огнями, и я едва успел отшатнуться, когда бок автомобиля ударило… нечто, — герцог поморщился, но не мог подобрать лучшего слова.
Туманное создание устрашало, оно дышало сыростью и ужасом, его глаза горели жаждой смерти. Доран едва успел выбраться из автомобиля. Второй удар зверя превратил бы его в лепешку. Туманное чудовище внятно описать не получилось, ведь оно перетекало, гротескно меняло свои очертания, и постоянным оставался только цвет глаз. Рассказал Доран, как чудовище бросилось, как его закрыл собой водитель, позволяя избежать смертельного удара, как полилась кровь, на которую отвлеклось чудовище, помедлив со следующей атакой (это-то и спасло его, это-то и позволило Киоре выскочить со свечой перед ними). О роли воровки Доран благоразумно умолчал, ограничившись скупыми словами, что, пока тварь нюхала кровь, им удалось убраться подальше, а после они успели забежать в первый же дом, где и провели всю ночь.
— Вот такое чудовище я встретил. Уже приказал расклеить патрулям объявления, чтобы люди ночами воздержались от прогулок. Но у меня нет мыслей, что бы это могло быть. Если только у нас в Тоноле появился колдун…
Доран замолчал от пакостной догадки, а император размышлял вместе с кардиналом, чье лицо стало хмурее грозового неба. Киоре — колдунья! Она могла создать чудище! Но тогда всё ее поведение не укладывалось в рамки логики. Сбить со следа? Тоже неправильно, ведь она единственная известная колдунья.
— Это может быть только Киоре! Ваше Величество…
— Вы, сэф, тоже считаете, что сейчас лучшее время пригласить к нам послов из хааната и попросить их прибыть с колдунами?
Кардинал явно собирался сказать другое, но подобному тону императора не перечат.
— Что ж, Доран, весть твоя крайне тревожна, но она поставила точку в моих долгих размышлениях, — Паоди порывисто поднялся и прошелся вдоль стола, сложил руки на груди. — Семь лет назад, когда в Тоноле были убиты послы, наши попытки наладить отношения с хаанатом оказались пресечены. Думаю, ныне нам дан прекрасный повод, чтобы попросить у колдунов дружеской помощи и пригласить их в Тоноль, дабы еще раз принести извинения и попытаться все-таки построить между нашими государствами хрупкую нить доверия. Может быть, они помогут нам задержать и эту Киоре. Насколько помню, колдуны не любят, когда их дар используется во зло.