Ты будешь моей (СИ)

Лижет, кусает, целует. И все по кругу. Руками забирается под платье, рисует шершавыми подушечками круги на внутренней стороне бедра. Нежная кожа под его прикосновениями покрывается мурашками.
Этой ночью Ян берет меня несколько раз. Нежно, грубо, слишком медленно и невозможно быстро. Оставляет на моем теле следы, а потом водит по ним пальцами. Кончает мне на живот, приносит полотенце, чтобы вытереть сперму, увлекается, доводя меня до нового оргазма пальцами.
Я хнычу и утыкаюсь лицом в подушку утром, когда он заново растягивает меня под себя и неспешно трахает, пока мы оба пытаемся проснуться. Между ног все тянет, соски, которые он кусал ночью, тоже ноют.
Особенно когда его пальцы снова начинают пощипывать чувствительные горошины.
— Спи, детка, — закончив, Ян греет губами щеку. — К матери съезжу, узнаю, что это вчера было.
— Мне поехать с тобой? — тихо спрашиваю, веки наливаются тяжестью, и я подгребаю одеяло на себя.
Категорически не могу сейчас ни о чем думать.
— Я оценил твои жертвы. Хотел сказать, чтобы закрывала глаза, но ты уже и так. Скоро буду.
Только вот он не приезжает ни через час, ни через два. Когда счет переваливает за четыре, я уже обзваниваю больницы. А потом и морги.
Глава 24
Я думала, что так не бывает. Никогда с этим не сталкивалась настолько близко.
Как можно с невиновным человеком поступать настолько жестоко?
— Выпей, — Вертинский приносит мне что-то странно пахнущее в стакане.
Я вопросительно веду бровями и еще раз принюхиваюсь. Слишком странно.
— Не бойся, не отравлю.
— Меня вырубит от этой штуки? — скептически пробую кончиком языка эту жидкость.
— Там ничего запрещенного.
— Ты специально уклоняешься от ответа? — ставлю стакан на стол перед собой и залезаю с ногами на диван.
Продолжаю свое увлекательное занятие. Смотрю на выключенную плазму, разглядываю пылинки на черном фоне.
— Агат, ну мне же Костер яйца выкрутит, когда выйдет. Ты сколько не спала уже нормально? Неделю, да? Выглядишь так, будто с утра из могилы выбралась, уж прости.
— А если… Если он не выйдет? Какая тогда вообще разница, как я выгляжу?
Мирон что-то ищет в телефоне секунд тридцать, а потом сует мне его в руки.
— Что это?..
— Ближайший женский монастырь. Если ты решила себя похоронить, то давай сразу туда.
Я снова начинаю всхлипывать. Но не из-за его издевательств, а потому что в своей голове действительно представляю такое развитие событий.
Нет, не монастырь конечно. Потерю Яна.
Отец поставил ему условие: либо он разводится со мной и женится на нужной девушке, либо… Хранение и распространение в особо крупных.
— Послушай, — Мирон приседает на корточки передо мной. Щелкает пальцами, чтобы привлечь внимание. — Мы его вытащим. Ну это же Ян, он выкрутится. Всегда выкручивался.
— Сейчас все серьезнее. У тебя есть такие связи? У меня лично нет. Они даже от взятки отказываются… — закусываю губу, наблюдая за тем, как Мирон сводит брови к переносице.
— Я, допустим, знаю, что отказываются. А тебе это откуда известно?
— А тебе? — передразниваю манеру его вопроса, но лицо Вертинского становится серьезнее. — Я предлагала…
— Мне что, наручниками воспользоваться?
— Засунь их себе… Я что, должна просто сидеть на месте и ничего не делать? — злюсь на него. И на Яна. Держать меня в стороне от этого дела — их общее решение.
— Хочешь в соседнюю камеру? Ты знаешь, насколько легко отцу Яна это устроить? Если он засадил собственного сына, то и для тебя, как для мешающего звена, может это сделать. И чем это Кострову поможет, позволь узнать?
Я опускаю голову, обнимая себя руками.
Чувствую себя маленькой девочкой, которую отчитывают старшие. Когда я пошла к следователю, мне казалось, что это правда может помочь. Да я даже собиралась сказать ему о вымышленной беременности, но как только увидела его взгляд — сразу поняла, что ничего мне здесь не светит. Такой камень не разжалобить никакими словами.
— Ждешь кого-то? — спрашивает Мирон после звучания дверного звонка.
 
— Это Тина, наверное. Я открою.
— Сиди уже. Я не уверен, что такие длинные дистанции сейчас тебе по силе.
Вертинский идет к входной двери сам, и уже через пару минут в гостиной появляется моя, наверное, единственная подруга.
Я прищуриваюсь, сразу как замечаю Кристину. В ней что-то не так. Слишком просторный свитер и округлившиеся щеки смущают меня.
— Привет, — машет нервно ладонью Тина, тушуясь под моим пристальным взглядом. — Надо, наверное, раньше было сказать…
Пальцами она подцепляет свитер по бокам и натягивает его, демонстрируя мне уже прилично округлившийся животик.
— При-вет, — от растерянности я начинаю говорить слогами.
— Нам пять месяцев.
— Поздравляю?..
Беременность Тины стала для меня полной неожиданность. За все это время она ни разу даже не намекнула, что ждет малыша. А мы вообще-то регулярно обменивались новостями, поддерживая связь после моего переезда в Питер.
Где-то месяца три назад она даже приезжала в гости. Теперь-то я понимаю, почему она отказалась от торта с ликерной пропиткой и все время глотала какие-то «витамины».
Кристина демонстрирует мне безымянный палец с аккуратным колечком на нем, и я окончательно выпадаю в осадок.
— Мы решили сыграть свадьбу после рождения малыша, когда я приду в форму. Хочу красивые фотографии, чтобы потом не разглядывать отеки всю оставшуюся жизнь.
— Поздравляю… — повторяю я как попугайчик.
— Тебя тоже можно поздравить, да? Мы с тобой еще поборемся за статус самой скрытной подруги. Двигайся давай, я запыхалась вся с дороги, эта беременность меня добьет…
Тина тянется к стакану, к которому я так и не притронулась.
— Эть, — Мирон резво забирает его из рук Кристины. — Беременным такое не особо желательно, мне кажется. Я принесу что-нибудь безобидное.
— Что ты мне туда намешал? — вмешиваюсь, с опаской поглядывая на стакан.
— Секретный рецепт.
На самом деле я рада, что Кристина нашла время приехать. Разговор с ней немного отвлекает меня, вытаскивает из состояния настоящей депрессии, я даже улыбаюсь в некоторые моменты.
Как-то неожиданно я тихо начинаю таскать кусочки сыра из тарелки, которую нам принес Мирон. Когда они заканчиваются, я подскакиваю с дивана и иду на кухню за добавкой. Спокойно нарезаю все для бутербродов, тянусь к холодильнику, чтобы достать из него сок…
— В какой больнице? — дверь на балкон приоткрыта, поэтому голос Мирона звучит отчетливо. — Что он сделал?!
Я влетаю на балкон к Мирону и едва не выхватываю телефон у него из рук. Маячу рядом с ним все время разговора, под конец уже не выдерживаю и вырываю у него тлеющую сигарету.
Делаю один вдох, чтобы успокоиться, и тут же захожусь в приступе удушливого кашля. Голова моментально начинает кружиться.
— Ты чего делаешь, Агата Юрьевна? — после сброса звонка Вертинский косится в мою сторону. Отнимает сигарету и тушит ее в пепельнице.
— Что с Яном?!
Он молчит. Закусывает губу и разглядывает меня, как бы думая, говорить или нет.
За это длительное ожидание и погибель моих оставшихся нервов я бью его кулаком в солнечное сплетение. Теперь у меня еще и рука болит ко всему прочему.
— Мальчиков бить нельзя.
— Это девочек нельзя вообще-то.
— Нас тоже. Подслушивала? — Мирон прищуривается.
— У нас закончилась еда, я просто пришла на кухню за добавкой… Почему я вообще оправдываться должна? — снова, как фурия, набрасываюсь на него.
Я уже даже готова паяльник где-нибудь найти, лишь бы выбить всю правду из него. Он что, нарочно надо мной издевается?
Или…
Или он подбирает слова, чтобы…
— Выдохни, — мои плечи обжигает его цепкой хваткой. Мирон встряхивает меня, как тряпичную куколку. — Живой он, сцепился с кем-то в камере, заработал себе проблем.
— К-каких проблем?.. — голос звучит сипло.