Времени нет

— Отпусти его! — приказал Тимур.
Начальник охранной сотни убрал ногу со спины богатыря и с усилием сердито вложил саблю в ножны на поясе. Затем отошёл на два шага и в сердцах плюнул в сторону лежащего на земле пленника.
Рамза сел, задрал голову, прищурился. Приставил к бровям ладонь козырьком, защищающим глаза от лучей знойного солнца. Небеса были пусты. Оглушительно и бесповоротно пусты. Лишь тень непобедимого Тимура падала на сидящего на земле безоружного воина.
Тимур долго смотрел на пленника, невольно любуясь его статью и красотой, решая, что же с ним делать?
— Вставай, Рамза, — властно произнёс Тимур. — Сегодня я добрый. Если сочту тебя полезным — гостем будешь. Нет — не обессудь…
Вечерняя прохлада первыми робкими сумерками уже коснулась измученной дневным зноем земли, и в степном сереющем мареве то тут, то там яркими звёздочками стали загораться походные костры. Вскоре в темноте быстро спускающейся ночи их уже мерцало столько, что любой мудрец, решивший заняться подсчётами, сбился бы после первой тысячи.
Берег между линией костров и рекой был заставлен подводами с деревянными бочками, стоявшими друг от друга на расстоянии брошенного камня. Казалось, что они занимают всё видимое пространство на несколько вёрст. Самые красивые женщины из числа полонянок наполняли вином чаши воинов Великого эмира и подавали им готовящуюся на кострах еду. Рассёдланные кони и освобождённые от поклажи верблюды пили воду из реки, стоя по колено в медленно бегущей воде с покачивающимся отражением луны. Многоязычный гомон, перемешанный женскими визгами, весёлыми криками и смехом, поднимался над огромным степным лагерем прямо к чёрному бездонному небу с яркими россыпями звёзд, образующими над головами нескольких сотен тысяч человек непостижимую божественную картину бездонной Вселенной. Воинство Покорителя Азии отдыхало.
В высокий шатёр эмира на пологом, поросшем густой травой берегу реки Итиль, уже много веков неспешно и величаво несущей свои воды с севера на юг среди бескрайних русских степей, собрались все начальники туменов. Оружие они оставляли при входе под охраной двух крепких воинов из личной сотни Великого эмира, зорко следящих за всеми входящими.
Внутри большого шатра с тихим шипением горели факелы, освещая всё пространство от входа до возвышения в глубине, покрытого разноцветными коврами, на котором возлежал сам рыжебородый полководец в дорогом бордовом шёлковом халате. Из-под яркого халата виднелись белая шёлковая рубаха и красные, переливающиеся в свете факелов разноцветными бликами широкие штаны, заправленные в красные же сапоги. Морщинистое смуглое лицо с твёрдыми чертами крупного рта под нависающими рыжими усами выглядело усталым. Борода клином, тоже рыжая, с сильной проседью, была аккуратно расчёсана. Брови густые, кустистые и опять же — рыжие. В ушах висели большие золотые серьги. Он был ещё не стар, но выглядел очень уставшим. Тимур полулежал, опираясь левым локтём на небольшую подушку. Правую покалеченную ногу он вытянул вперёд, а его правая рука, на которой не хватало двух пальцев, безжизненно свесилась вдоль тела. Рядом стоял молодой слуга, готовый выполнить любое желание своего повелителя.
Охотничий сокол эмира сидел тут же, на серебряной жёрдочке в виде подставки, специально изготовленной для любимой птицы завоевателя Азии багдадским мастером и украшенной всевозможными витиеватыми узорами и сценами соколиной охоты. Сокол свысока, гордо и отстранённо от всей мелочной человеческой суеты поглядывал на толпящихся вдоль округлой стены шатра мужчин в разноцветных дорогих одеждах, но был готов разорвать любого, кто посмел бы приблизиться к хозяину. «Тимур ещё в юности был ранен в правую ногу, поэтому она не сгибается, — вспомнил Хокимару. — Он воин. И правую руку ему покалечили в бою». От прилива чувства уважения к хозяину сокол эмира зашевелился на своём насесте, расправил крылья и издал тихий гортанный крик. Рыжебородый кинул удивлённый взгляд на любимую птицу, приоткрыл рот и расширил глаза, и Хокимару увидел, что они отливают бутылочной зеленью. «А ведь своей внешностью Тимур совсем не похож на азиата! Скорее, он европеец! — подумал Хокимару. — Странно. И в его окружении много людей с европейскими лицами». Словно отвечая на его мысли, рыжебородый улыбнулся, обнажив ряд отливающих белизной зубов, цокнул языком два раза, успокаивая сокола, и снова лицо его окаменело, а взгляд остановился где-то поверх голов его подданных.
 
Вдоль стен, образуя незамкнутое при входе кольцо, стояла вооружённая стража. Негромко звучали мелодии восточных песен. Небольшой квартет, состоящий из двух струнных и двух ударных инструментов, старался без перерыва. В остающейся незаполненной гостями середине шатра, перед возвышением, на котором отдыхал эмир, грациозно крутили животами и бёдрами в такт музыке две полуодетые танцовщицы. Хокимару понравился сам танец, и он стал с интересом поглядывать на женщин.
Разговор у вельмож не вязался: каждый, не обращая внимания на женские прелести молодых танцовщиц, сосредоточенно следил за малейшим движением повелителя, пытаясь распознать его мысли, а то и предугадать намерения. Лишь один Султан-Хусейн, не пряча довольной улыбки, с откровенным любопытством рассматривал полуодетых красавиц. Ему видимо нравилась та, что находилась ближе к нему, потому что он часто останавливал взгляд своих красивых зелёных глаз именно на ней. Её лицо покрывала прозрачная вуаль, совсем не скрывавшая правильных черт, а большие карие красивые глаза с длинными ресницами смотрели открыто. Они и заставляли внука Великого эмира смотреть в них вновь и вновь.
От цепкого взгляда рыжебородого повелителя Азии не ускользнуло то внимание, которым одаривал его любимый внук танцовщицу. Этих двух отбитых у одного кавказского князя рабынь только сегодня доставил в качестве подарка Великому эмиру сам Рамза. Хотя эмир ещё не решил, что делать с этим русичем, но подарком остался доволен. Что ж, угодил князь Рамза. И похоже, не только одному Тимуру. Решив, что обязательно подарит внуку понравившуюся девушку, эмир не спеша поднял руку и сделал призывный жест. Султан-Хусейн с почтительным поклоном приблизился.
— Что делает наш русский гость и его люди? — поинтересовался Тимур, не сводя глаз с танцовщиц.
— Им дали отдельное место для костра, — произнёс Султан-Хусейн, посмотрев на деда. — Наверное, ужинают. Мои воины приставлены наблюдать. Пока гости ведут себя спокойно. Оружие им оставили, как ты велел.
— Хорошо, — устало выдохнул Великий эмир и посмотрел на внука. — Возьми пару надёжных своих людей и пригласи ко мне одного Рамзу. Сам будь рядом.
— Будет исполнено, Великий Тимур! — почтительно поклонился внук и, не поворачиваясь спиной, стал удаляться от возвышения, на котором возлежал дед.
Рамза без оружия в сопровождении Султан-Хусейна появился в шатре, когда танцовщицы уже уходили, а гостям подали ужин. Султан-Хусейн немного задержался на входе, проводив взглядом понравившуюся девушку. Та ответила мимолётным взглядом красивых карих глаз. Поймав его, Султан-Хусейн усмехнулся своим мыслям и шагнул через порог шатра.
Тимур, завидев вошедших, взмахом руки подал знак приблизиться. Рамза подошёл первым. Султан-Хусейн проследовал в трёх шагах сзади, держа руку на эфесе кривой персидской сабли. Гость был на целую голову выше сопровождающего и выглядел слишком большим по сравнению со всеми присутствующими. Вельможи с опаской поглядывали на русича, хотя у того не было при себе даже кинжала. Лица стражников оставались спокойными, только глаза внимательно следили за каждым движением большого гостя, а руки крепче сжимали короткие копья и эфесы сабель.
— Долгих лет тебе, о Великий! — приветствовал Рамза Тимура низким поклоном, остановившись от него в десяти шагах. — Угодил ли я тебе своим подарком?
— Садись, князь, гостем будешь, — указал эмир на место у своих ног возле ковра, которым было покрыто возвышение из подушек. — Хорошо танцуют твои рабыни. Мне они понравились. Разогрел душу старика. Да и моего славного внука они не оставили равнодушным. — Рыжебородый посмотрел на Султан-Хусейна и хитро улыбнулся в длинные усы, но тот спокойно выдержал взгляд деда.