Царская свара (СИ)

— Третью потопили, господин подполковник! Да что же это такое твориться! И помочь никак не можем…
Стоявший рядом с ним секунд-майор Татищев чуть ли не всхлипнул от бессильной ярости — широкая гладь реки надежно разделяла два берега. На берегу столпились сотни гвардейцев, злобно ругаясь, топча землю и хуля равнодушные к их горю небеса.
Противоположный берег затягивало пороховым дымом, ветер сносил белые клубы над Невой, но тут же в постоянном грохоте возникали новые. Опытным взглядом Полянский оценил силы мятежников в полдюжины пушек и две роты солдат, вряд ли больше, хотя, на первый взгляд, могло показаться, что там напали сонмища вражеские.
Две барки уже ушли под воду, на водной поверхности как шарики, качались десятки человеческих голов, нелепо и судорожно размахивая руками. И с каждым разом их становилось все меньше — узкая одежда, в которой и шагать неудобно, подобно кандалам тянула гвардейцев ко дну. Одно судно все же пристало к отмели, и там сейчас кипел ожесточенный бой, но скорее началось избиение верных Екатерине Алексеевне семеновцев. Десятки вражеских солдат, уставив фузеи с примкнутыми штыками, ринулись в рукопашную схватку. Противостоять такому напору уцелевшие гвардейцы не могли — Полянский хорошо видел, как их валили в воду прикладами, как кололи упавшие тела штыками.
— Смотрите, Александр Иванович! За леском тоже идет сражение — пороховой дым хорошо виден!
Подполковник присмотрелся — хоть наступали сумерки «белой ночи», но поднимающиеся белые клубы было хорошо видно. Он негромко процедил сквозь зубы, с нескрываемым в душе ужасом догадываясь, что там происходит нечто зловещее.
— Наши лейб-кирасиры или драгуны тоже в засаду попали. Скорее, в засеку зашли, а по ним из пушек картечью ударили. Наловился старый пердун Миних от татар крымских их подлых приемов и ухваток! Повесить за такие дела его мало, четвертовать или колесовать его будет по заслугам за воровство этакое, насквозь подлое!
Однако потери были не столь большие, как могло показаться на первый взгляд — оставшаяся дюжина барок отходила назад, уйдя из-под обстрела фузей, а из пушек ядрами попасть не столь легко, как кажется. К тому же суда по волне идут, а вода расстояние еще скрадывает и мешает пушку для убийственного выстрела точно навести.
— Смотрите, Александр Иванович! Там моряки между собой сцепились! Один бот уходит к Шлиссельбургу!
Полянский повернулся к востоку — теперь солнце не слепило глаза. Вверх по реке уплывал небольшой корабль, подняв паруса. С него стреляли из пушек — пороховой дым стелился над водой. Второй кораблик гнался за беглецом, обстреливая из орудий, но, видимо, не попадая. Мятежники медленно уходили против течения, лавируя, были заметны крохотные фигурки людей, суетящихся на палубе.
— Изменники вокруг, — пробормотал Полянский, но тут заметил, что третий бот развернулся на широкой реке и стал убирать паруса, медленно спускаясь вниз по реке и прижимаясь ближе к противоположному берегу. И тут же с него грянули пушки — теперь картечь осыпала мятежников, что сразу обратились к ретираде.
— Так вам, поганцы! По воровству и заслуга, — обрадовался Полянский, краем глаза видя, как всколыхнулась густая масса семеновцев, уже радостно потрясая кулаками. И в этот момент на реке показались белопенные паруса, множество мачт двигалось против течения.
— Господин подполковник, на наш разъезд напали!
Полянский обернулся — к нему подскакал кирасир, остановил хрипящую лошадь. Глаза поддернуты яростной дымкой, шляпы нет, в кирасе пробоина, края железа разошлись.
— Чем это тебя так приложили?
Полянский уже запрыгнул в седло, с удивлением посмотрел на пробитую нагрудную пластину. Одновременно он окинул взглядом дальний лесок, к которому уже устремились семеновцы и поскакали лейб-кирасиры. Там был неприятель, на что указывали пороховые дымки выстрелов, да несколько упавших на землю гвардейцев, получивших подлые пули. Да, воспользовались моментом для нападения, ударили в спину, пока все были отвлечены рассмотрением баталии.
 
— Топором, господин полковник!
Ответ ошеломил подполковника — от удивления вздыбились усы и выгнулись брови. В недоумении он переспросил:
— Как топором? Мятежники топорами воюют?
— Мужичье к восставшим солдатам прибежало на помощь, вот один и попал по мне. А двух кирасиров с лошадей сволокли, и как дрова порубили…
Юный дворянин сглотнул, неожиданно склонился с седла — его вырвало на траву. Подполковник впал в холодное бешенство — никто не смеет рубить его кирасир как негодные чурки. И пришпорив коня, поскакал к леску, у которого закипел бой…
— Дык манифест нам от царя Ивана прочитали… Тем, кто на его защиту встанет… Того он под свою государеву руку возьмет и волею наделит! Будьте вы прокляты, злодеи!
Александр Иванович пребывал в ярости, еще бы — в коротких схватках, да в засаде эскадрон потерял только убитыми десяток кирасир. Да еще семеновцы лишились доброй дюжины — от подлой стрельбы из-за кустов. А взамен три мертвеца в зеленых куртках егерской команды, что лишь при нескольких полках обретались, да полдесятка изрубленных мужиков. Живым захватили только одного — сейчас лежал перед ним у ног окровавленный, живучий, все умереть никак не мог.
Бешеный как собака, ему палашом живот пропороли вширь, а он все злобствует и проклятьями сыплет!
— Пока не сдох, вздернете его на суку — пусть вороны расклевывают, — приказал Полянский, и кирасиры со злобной яростью в глазах и смешках, повесели мужика. Тело закачалось в конвульсиях, из распоротого живота упал клубок дымящихся потрохов.
— Поделом вору и мука, — сплюнул подполковник, стараясь не показать, что мужицкие выкрики если не напугали его, то порядком насторожили. Ведь «принц Ивашка» помешался, теперь знали об этом точно. Если он объявит «вольную» крепостным, то такое может начаться, хоть святых выноси. А потому давить мятеж нужно как можно скорее, иначе полыхнет новой Смутой, новые «разины» с «булавинами» повылазят, полыхнет из-за каждого угла отечественного разлива Жакерией.
— Ушли егеря с мужиками в болото, а там гнили по грудь. Сунулись, а толку? Они по нам на выбор бьют, видимо на островке сидят, запас пороха и провианта заранее сготовили, — грязный до омерзения, горжет весь заляпан, мундир облеплен тиной и травой, подпоручик Семеновского полка затрясся в бессильной злобе. — Ничего, найдем какого полка людишки и повесим на первом же суку, вперемешку с мужиками.
Это надо без разума совсем быть и такую дурь устроить — «волю» этому быдлу пообещать?! Да их батогами до смерти пороть нужно, что портки свои при виде дворян от страха мочили!
— Вы совершенно правы, граф!
Полянский кивнул офицеру, будучи полностью с ним солидарный. Петр Федорович покойный, вслед за манифестом «О вольности дворянской», решил таковой для народа объявить — вовремя придурка удавили братья Орловы, а то бы такое на Руси сотворилось?!
А оно надо?!
Полянский принялся подгонять коня, и вскоре проехал мимо длинной колонны преображенцев. Те к берегу уже не свернули, нарушая разработанный план, и последовали дальше вдоль берега по пыльной дороге. Видимо там генерал Панин решил переправить главные силы подальше от места засады. Александр Иванович пришпорил мерина и через четверть часа тот его вынес на невысокий берег.
— А вот такое мне по душе!
Картина сражения здесь радикально изменилась. Подошедшая эскадра встала на якоря и так прошлась орудийным огнем по мятежникам, что те в панике бежали, а деревенька весело запылала — от горящих изб поднимались в небо густые клубы черного дыма.
На южный берег уже перевезли не меньше батальона семеновцев, весельные суда сновали по реке туда-сюда. Часть кораблей, из которых два были большие, утыканные пушками, лавируя по Неве с наполненными парусами, медленно продвигалась против течения. Вместе с ними уходила и добрая половина от весельных судов, видимо, для быстрой переправы лейб-гвардии Преображенского полка. Да и потери не столь серьезные, как показалось вначале — от силы сотня убитой и утонувшей инфантерии. С этим нужно примириться — без урона войны не бывает!