Застава

Я проснулась в холодном поту. На мой крик зашел Ферах, молча буркнул, что у него бессонница, и остаток ночи мы просидели в креслах у моего окна. Мне уже не было так горько осознавать, что напротив меня сидит не Бегейр и не Андар. Время действительно лечило. Или, возможно, как говорил Кадм, я всегда старалась не перегружать свою и без того не очень вместительную голову лишними переживаниями.
За такие слова я его побила, наглядно показав, что не только орденцев учат драться. А потом мы вместе вспоминали родителей, и оказалось, что плохого о них никто из нас не помнит, всё только хорошее…. большей частью.
Об этом я рассказала Фераху, и тот неохотно рассказал мне немного о себе. Он тоже был из орденцев, и пошел по стопам родителей. Правда, в какой-то момент он не оправдал их доверия и был отринут семьёй.
— Я тебе этого не говорил, — поняв, что проговорился, велел Ферах. — И вообще, не спрашивай об этом никогда.
Я покивала, но сделала зарубку в памяти ещё раз попросить у старика его личное дело.
  
7
 
от автора: прошу прощения за задержку, реал — беспощадная вещь.
_____
Самую тёмную декаду перед новым годом в Альдари называли Дев-Кориш, он же Танец Дэвов. В Мейнде его отмечали карнавалом, в Империи — звоном колоколов и молельными ходами, в Пертеже — фейверками, а в Альдари и Эленеи — украшением домов и танцами. Мы малевали на дверях устрашающие хари, развешивали цветные фонарики и танцевали. Танцевать надо резко, дико, напялив на себя лохмотья, драные хвосты из тряпок, страшные хари и рога, чтобы все злые духи испугались и попрятались по своим норам.
Танцевать я умела и любила. Сначала меня учили мама с братом, потом я танцевала в школе, потом, выбравшись из обители, училась танцевать после лекций, выгнав с подругами из гимнастического зала всех лишних. Мы собирали кристаллы и ленты с интересной музыкой. Кира, наш главарь и учительница, умудрялась доставать ритмичную пертежскую музыку, эленийские народные песни и что-то самопальное, очень режущее слух и с резким ритмом, но идеально ложащиеся на наши танцы в вольном стиле.
Когда я танцевала, я чувствовала себя самой Тиарой. Наглые мысли, верно?.. Я всегда была очень высокой. Даже в школе я возвышалась над другими девочками почти на голову. Во всех постановках меня поставили позади всех, и там я просто стояла. Я изображала руками волны. Изображала солнце. Изображала даже саму Элени, взирающую на мир. Но вперёд меня не выпускали, чтобы я не нарушала строй моих подруг. Мне было больно и обидно, и однажды Кира предложила мне танцевать одной. Ведь моя боигня тоже танцует одна.
Я испугалась и отказалась. Потом передумала и согласилась.
Тётя и Играс, когда узнали, пообещали прийти на моё первое выступление. И правда пришли, усевшись в первом ряду. А я плакала за кулисами, и Кира силой вытолкнула меня на сцену.
С тех пор я уже не останавливалась. Танцевала в университете, потом в гараже при Старом Храме, куда попала после распределения, и в крепости тоже. От моей предшественницы мне досталась комната с ровным полом и старым ковром. На стене висели маски для фестивалей, которые сестра сделала сама из старых газет и красок. Устрашающие лица и жеманные красавицы, морды зверей и рожи чудовищ. Без зеркала было трудно, но я придумала ставить за спину фонарь и смотреть на свою тень на стене.
Посмотреть на мои тренировки приходил Бегейр. Он кидал в угол стырй спальник, садился сам и следил за моими тренировками. Сначала я смущалась, а потом привыкла. Пять лет три раза в неделю у нас с ним были свои, только на нас двоих вечера и минуты близости. Андар знал о них, но не ревновал.
Когда мальчики уехали, я забросила танцы. Иногда только выходила на маты для спарринга или бегала по утрам вокруг донжона. Вечерняя зубрёжка священных текстов приносила мне куда боьше успокоение, чем гимнастический зал. Но когда меня сумел побить даже Лир, я поняла, что надо что-то менять.
И снова начала танцевать.
Я вытерла всю скопившуюся пыль, перевесила по-новому маски и зажгла фонарь. Первые движения дались с трудом. Разминка, поставить корпус, согнуть колени и поднять голову. Посмотреть на свою тень и наклониться. Мягкое движение бёдрами переходит в меркое покачивание, как если бы моё тело было лепестком огня. Руки делают солнце и взмах крыльями. Потом волны-змеи. Две змеи переплетаются и распускаются огромным цветком, чьи лепестки опадают по стенкам барабана, на котором танцует Тиара.
 
Я не могла видеть себя со стороны, но мне казалось, что всё снова стало хорошо. Бегейр хлопал мне, и я выходила из моего маленького холодного зала счастливая и раскрасневшаяся. По ночам я вертелась на простынях, вспоминая чужие прикосновения и запахи. Это было невыносимо и тоскливо, и я страдала ещё больше и желала возвращения мальчиков как никогда сильно.
В ту ночь я вернулась с танцев разгорячённая и счастливая, и плюхнулась в кровать, подвинув ноги нагло развалившегося Андара.
Мы долго не спали. Я снова чувствовала родные прикосновение и тёплое дыхание. Андар крепко обнял меня, а я сидела, привалившись к нему грудью и запрокинув голову под жаркие поцелуи Бегейра. Когда-то я думала, что целоваться с бородатым мужчиной — это как миловаться с обувной щёткой. Но я оказалась неправа. Борода — она как облачко, щекотно и невесомо, что вверху, что внизу, и не колется, разве что усы чуть-чуть.
Утром я проснулась совершенно счастливая и умиротворённая, как будто не было разлуки, в пустой кровати и промёрзшей комнате с распахнутым окном. Я, подскакивая на холодном полу, кое-как оделась, закрыла окна и побежала сдаваться гарнизонному врачу.
Мастер Анион обитал в небольшой каменной пристройке между моим храмом и донжоном над гаражом и котельной. Здесь же, с другой стороны, был холодный склад для лекарств. Анион владел этим хозяйством единолично. Последний младший медицинский помощник летом сел на поезд и не вернулся. Его можно понять: местечко у нас тоскливое даже для посвятивших себя делу милостивой Элени. Я и Римма имели корочки о подготовки для оказания экстренной медицинской помощи, но Анион справедливо считал нас бесполезными и предпочитал обходиться без нашей помощи.
— Таблеток от головы у меня нет, — Анион честно выслушал мои жалобы и провёл осмотр, посветил зеркалом в горло, пощупал узлы за ушами, померил кровяное давление и пульс. В конце проверил нервные реакции и, поплевав на химически карандаш, принялся заполнять новую страницу в моей медицинской карте.
— То есть, у меня проблемы с головой? — уточнила я.
— Я не мозгоправ, а ты волшебница. Что творится в головах у твоего племени, я не знаю. Могу только сказать, что тебе надо бы отдохнуть, поспать и пропить что-нибудь для нервов.
— Все болезни от нервов, да?
— В твоём случае, очевидно, да, раз у тебя настолько натуралистичные галлюцинации начались. Не для кого не секрет, что ты тяжело переезжаешь отъезд твоих… ммм…. друзей.
— Это не галлюцинации, — упрямо буркнула я.
— А что я тогда? — иронично спросил Бегейр от окна. Я скривилась. Анион проследил за моим взглядом, потом вернулся к карте.
— Я буду должен доложить Рахаилу о твоей проблеме, ты помнишь об этом?
— Ага. Я сама к нему зайду.
— Ну-ну.
— Так что мне делать? — я решила вернуться к более насущной проблеме. Волшебница с поехавшей крышей, самое меньшее, опасна. Ну а вдруг завтра я увижу вместо моих друзей трёхголовых змеелюдей и решу их убить? Я, понятное дело, как только приду в себя, от ужаса застрелюсь. Но люди-то уже раньше срока отправятся на суд Амазды.
— Есть, спать, отдыхать. Полагаю, потрахаться с кем-то живым для тебя не вариант?
— Не вариант.
— Даже Римма?
— Слушай, я жрица богини, что ты вообще мне сейчас предлагаешь?
— Ну, я не знал, что вам с девочками нельзя. Я, сама знаешь, человек не очень религиозный.
— Да я не об этом, — мне захотелось встать и врезать ему табуреткой, на которой я сейчас сижу. Ага, не очень религиозный. Сидит и издевается!..