Застава

— Камалин, уже поздно, пора спать! Завтра надо будет освятить храм…
Кама стояла на четвереньках, засунув голову под стол, а ножки стола мягко обнимали её и пытались протащить внутрь.
— А ну пошли от неё нахрен! — заорала я и метнулась вперёд. Ножки нервно дёрнулись и заторопились, вытаскивая девчонку к себе. Я повалилась на Каму и прижала своим весом к полу. Ножки заскреблись и попытались выдернуть её из-под меня.
— Сожгу нахуй, — я извернулась и огрела стол ногой. Две ножки обиженно поджались, а три, одна с львиной лапой и две простые, полированные чушки, ухватились за мою ногу и принялись затаскивать уже меня.
— Ты по-хорошему не понимаешь, — не слезая с Камы, прошипела я и дёрнула ногой. Стол стянул с меня сапог, и обувка исчезла в темноте под столешницей. Последовала заминка. Стол словно подавился моей портянкой и мелко затрясся. Я попыталась, пока он не продохнул, оттащить Каму, и мне это почти удалось. Девчонка оказалась за пределами отбрасываемой столом тени, целая, с головой, только бледная и с несколькими красными следами на щеках. Столик, поняв, что добыча ускользает, метнулся вперёд сразу дюжиной ножек. Я не успела ничего сделать, и меня головой вперёд засосало в тень.
Внутри было вонюче, жарко и очень противно.
Я открыла глаза и увидела перед собой внизу, в ореоле гнилостного света, отвратительную полуразложившуюся харю, то ли свиную, то ли человеческую. Харя оскалилась и защёлкала зубами. Зелёная гнилая кожа начала лопаться и трещать, а из дыр полезли мухи. Меня чуть не стошнило всем выпитым и съеденным за вечер.
— Я же сказала, иди нахрен, — прорычала я и дыхнула на харю огнём. Харя завизжала и заметалась. Я нащупала руками пол и отпрянула назад.
Холодный воздух чердака показался мне ароматом садов Элени.
Я села и провела руками по лицу. Вроде всё на месте, и ничего лишнего нет. Прокашлялась и посмотрела на свою ученицу. Камалин, встрёпанная и с круглыми от ужаса глазами сидела на заднице рядом и явно ещё не пришла в себя.
— Всё, без меня сюда больше не ходи, — я посмотрела на стол. Тот стоял на своём месте, и даже количество ножек у него теперь было почти нормальным, семь или восемь. Я прищурилась. Две лишние выглядели почерневшими от копоти. Так тебе и надо, говнюк. Расскажу Рахаилу, и он тебя спалит к чертям!
… мне показалось, что столик как-то жалобно присел в этот момент…
— Ты в порядке? — Я взяла девочку за плечи и осмотрела лицо. Ничего страшного, всё на месте, только перепуганная досмерти. Ещё бы. Даже я испугалась. Ей же наставница ничего про гнилые хари под столом не рассказывала.
— Там… я…
— Извини, я не знала, что так может быть, — я обняла её и подняла на ноги. — Эх. Вот почему не сказала, что начала что-то видеть под столом? Обещала же, а?… Что смотришь? Эх, хорошо я хоть успела… Пошли отсюда. Надо будет эту дрянь опечатать.
Мы спешно покинули чердак через люк. Я вылезала последней, предварительно глянув на карту-столешницу. Столик в свете гаснущих ламп раздражённо переминался с ножки на ножку. Я показала ему кулак и пригрозила точно-точно сжечь. Судя по тому, как он немедленно замер, говнюк всё понял — и медленно наклонился вперёд, показывая мне карту. Непонятная активность за перевалом за прошедшие дни никуда не делась. Старая гибернийская башня сияла.
Я кивнула столику, и закрыла люк.
— Что это было? — Камалин мелко тряслась.
— Если бы я знала. Идём, — подхватил девочку под руку и потащила прочь от башни.
— А оно за нами не…
— Не придёт. Крепость не дураки строили. Внутрь чертовщина зайти не может, — мы прошли мимо дверей комнат, и я взмолилась, чтобы все спали. Не хватало ещё объяснять, что стол нас чуть не сожрал. Мне Рахаил точно голову открутит за такое и будет прав. Сколько раз он просил не играть с тем, чьей природы я не понимаю. А я мало того, что не слушаюсь, так ещё девочку подставила.
— Тогда… я у себя посижу, — она попыталась освободиться от моей поддержки, но я довела её до комнаты и усадила на сундук за дверью. Камалин вроде узнала комнату и перестала испуганно моргать глазами. Что же делать? Девочка потёрла щеку, и я заметила яркие пятна на её щеках даже в тусклом свете, падающем из коридора.
 
— Так, это что, — я заставила её убрать руки и лицо ученицы. Похоже на ожоги. Чёрт-чёрт-чёрт! К врачу бы её стаскать, но уже поздно, и идти мимо комнат Рахаила. Если он проснётся, то открутит мне голову.
С другой стороны, если её врач не осмотрит, останутся следы, и я себе этого никогда не прощу. Да и… что её лапало-то? Вдруг зараза какая? Мда. Выбор небольшой.
Я оставила девочку сидеть и метнулась за аптечкой. Деревянный шкафчик с красной полосой висел около входа в туалет, где я чуть лоб в лоб не столкнулась с сонным Ферахом. Рыцарь с трудом продрал глаза.
— Что-то случилось?
— Да так, мелкий порез, — я выгребла из шкафчика несколько пачек бинтов, вату и бор. Ферах недоверчиво посмотрел на меня, но всё же продолжил свой путь в уборную.
Я вернулась к Каме, быстро обработала пятна и велела ей сесть и закрыть глаза.
— Будете колдовать? — она всё ещё выглядела ошарашенной и потерянной. Вечно напряженное лицо смягчилось, и она стала выглядеть на свой возраст. Большая несуразная девочка с дурацкой стрижкой и тяжелым ударом в личном деле. Эх, как же ей не повезло! Меня-то брат и тётя в своё время на руках носили, растирали руки в лубках и читали книги. Вообразить, что для малышки Камы мать-настоятельница делала то же самое, я не смогла. Скорее уж орала, что та сама задом перед мужиками вертела, вот и напросилась, и зашить бы ей промежность суровыми нитками в назидание.
Тьфу на неё.
— Ну типа того, — я взяла её пальцами за виски и сосредоточилась. Фокус был простой — в теории. И если всё выйдет, поможет мне избежать массы неприятных последствий.
Так, сестра Анатеш, сосредоточься! Ты не для себя делаешь!
Я сосредоточилась на ощущении чужого тела и присутствия. Потом перешла к желанию облегчить боль и принести исцеления. Представила следы на лице девочки, потом её растреянный образ, и образ прежний…
По пальцам потекло тепло. Разумеется, это была игра моего воображения. А вот жжение на моих щеках, когда я отняла руки от ученицы, было самым настоящим. Фух. Главное, чтобы весь вред большей частью перешел на меня, а не только ожоги. Волшебство оно такое, странное. Чем больше конкретики в твоём желании, тем большая хрень выйдет.
— А что вы сделали? — ошарашенно спросила Кама, растирая лицо.
— Маленький фокус, — не стала много говорить я и протёрла бором уже свои щёки. Мне стало немного тошно, а сердце внезапно пускалось в пляс и так же внезапно успокаивалось. Сильно же бедняжка испугалась. — Ложись спать. Завтра я запру эту… дрянь.
— Мне больше нельзя туда ходить?
— Со мной будет можно. А одной — нет. Хорошо, что всё обошлось. Я даже подумать не могла, что… эта вещь может так. Ложись спать, — я собрала все медицинские бутылочки и понесла их обратно в аптечку. Ферах уже справился со своими делами и направлялся к себе. Я думала уже, что он пройдёт мимо, но рыцарь задержался у аптечки.
— Что это с ней? — тихо спросил Ферах. У него вообще была странная манера говорить тихо, особенно для рыцаря. Рахаил, когда открывал рот, вещал, как медная труба, хоть зажимай уши.
— Так, наши жреческие проблемы, — я закрыла шкафчик и попыталась улыбнуться. Ожоги на щеках отозвались болью.
— Моя помощь не нужна?
— Нет, всё уже в порядке.
В ту же ночь мне приснился кошмар. Я стояла на тёмной улице Мейнда, а мимо бурным потоком неслась вода. Надо мной в небе парила ещё земля, и сияла мертвым синим цветом. Внезапно с неё сорвался огненный болид и ударил в землю. Я увидела Кадма и радостно кинулась к нему. Но брат, едва заметив меня, ринулся в бой, крича, чтобы я бежала. Из земли лез многорукий, многоголовый и обильный бог плоти Хареш. Лик его был тёмен и ужасен, а огромный рот пожирал Мейнд и подтаскивал к себе битву, в которой скрылся мой брат.