Сжигая запреты (СИ)

Да моя она! Моя! 
© Даниил Шатохин 
Страх ее потерять – все, что я чувствую, пока идет разговор с Чарой. Умом догоняю, что эти опасения лишены всякой силы. Не может Тёмыч вывесить запрет на наши отношения. Не обладает он такими, черт возьми, полномочиями. Но на фундаменте тех же заскорузлых детских травм меня адски раскачивает и вовсю, мать вашу, трясет.
Мозги работают туго. Горю только эмоциями.
Понимаю, что без Маринки жить не смогу. И готов любыми способами за нее бороться.
Едва она появляется, изо всех сил прижимаю.
«Не отдам… Не отдам…» – тарабанит в висках.
Страх, вопреки всему, стремительно уходит в состояние паники. Я не могу разжать руки. Не могу позволить Маринке отстраниться даже на сантиметр. Не могу ее отпустить. Благо она и не пытается этого сделать. Лежит на мне, утыкаясь заплаканным лицом куда-то в шею, и отрывисто всхлипывает.
Когда пацаны, без каких-либо объяснений, вдруг резко разъезжаются, теряюсь. Не ожидал, что все так быстро закончится. Не допираю, почему Чара вдруг резко бросает сестру со мной. После всего, что успел мне сказать, это кажется дико странным.
– Маринка… – выдыхаю, когда стихает шум двигателя последней удаляющейся тачки. Паралич оставляет руки, и мне даже удается провести ладонями по узкой спине Чаруши. – Ну, хватит плакать, кисуль.
– Я не могу… Мне за тебя обидно и больно…
– Со мной все в порядке, Марин, – перехватывая ее удобнее, сажусь.
Она слегка ерзает, устраиваясь на моих коленях. Смотрит мне в лицо и снова начинает рыдать.
– Какой в порядке? Все лицо в крови!
– С рожей всегда так, Марин, – невольно смеюсь. Эмоции отпускают, и нервная система постепенно возвращается в стабильное состояние. – На лице сосуды близко. Малейшая травма – и заливает. Умоюсь, следа не останется, – пизжу, конечно. Но сейчас это необходимо. Сам еще масштаб урона оценить не способен. Надеюсь, что обойдется без швов. Ибо нет на это времени. – Ну, ты слышишь меня? Маринка?
Она зачем-то мотает головой.
Я вздыхаю, скручиваю ее и целую. Даже рассечение на губе не мешает. Тем более когда Чарушина отвечает. Поцелуй со вкусом крови – это, конечно, нечто. Мы от него как будто пьянеем. Присасываясь, слегка увлекаемся, забывая о том, где вообще находимся. Пока резкий сигнал проезжающей мимо машины не заставляет вернуться в реальность.
Поднимаясь, не пытаемся отряхнуться. Что моя футболка с брюками, что Маринкино платье – безвозвратно испорчены.
– Поехали ко мне, – тяну ее к тачке. – Умоемся и переоденемся. Потом к твоим.
Так и делаем. Споласкиваю только выдохшейся минералкой лицо, и едем. Чарушина в дороге не отлипает, но я только рад тому, как она прижимается и целует.
– Что случилось с мебелью? – спрашивает Маринка, едва переступаем порог.
– Выбросили.
– Зачем?
– Готовят квартиру на продажу.
– Зачем?
– Так решил.
Больше Чаруша вопросов не задает, но, судя по задумчивому взгляду, вцепляется в эту информацию и делает какие-то свои выводы, которые, вполне вероятно, будут озвучены в самый выгодный для нее момент. С ней всегда так, и мне просто нужно быть готовым.
Принимаем душ и идем одеваться. Рожа моя, конечно же, намного лучше выглядеть не стала. Ссадин и рассечений Чара налепил немало. Маринка по этому поводу не прекращает сокрушаться.
– Как он мог?!
– Тебе штаны или шорты? – спокойно отражаю я, просматривая гардеробную в поисках одежды, которая будет держаться на мелкой Чаруше.
Ее ведь чемодан уехал с Жорой.
– Может, мне хватит одной футболки? О-о, – сдергивает с полки мою баскетбольную майку. – Хочу вот это! Всегда мечтала!
Молча наблюдаю за тем, как Маринка накидывает зеленую форму поверх белого кружевного комплекта белья. И моментально забываю о необходимости куда-то ехать.
– Чаруша… – прямо у стеллажа зажимаю. – Хочу тебя… – выдыхаю ей в ухо и сразу принимаюсь целовать шею.
– Даня… Нам нужно ехать… Иначе мой телефон взорвется от звонков…
– Понимаю… Но мне очень нужно, Марин, – стону, не скрывая величины своей похоти. Наверное, это что-то нездоровое, но, увидев на ней майку со своей фамилией, я ощутил непреодолимую потребность заново утвердить все свои права на нее. – Давай, по-быстрому… Пожалуйста… Я только вставлю и кончу в тебя…
 
– Ладно… – чувствую ее пальцы на своих бедрах над сползающими без ремня брюками. На коже выступают мурахи. Мышцы пресса напрягаются и сокращаются. Жжение, словно жидкий яд, расплывается по всей нижней части живота. – Даня… – теплая ладонь уже ныряет под резинку моих трусов, и я, блядь, тут же со стоном толкаюсь ей навстречу, пока не обхватывает. Сжимает, я снова стону. – Дань… У тебя даже кровати нет… Хочешь минет?
– Да какая кровать, Марин? – жадно, словно малохольный, кусаю ее шею. – У меня, сука, уже все кипит! Не хочу я минет сейчас. Писюху свою хочу. Спусти трусы.
– Здесь?
– Здесь.
Больше она ничего не говорит. Избавляется от нижней части белья и замирает. Я следом сдергиваю штаны и опускаю взгляд. Немного играюсь – еложу членом по Маринкиному персику и, задушенно постанывая, наблюдаю. Словно нам еще нельзя. Будто существуют еще какие-то запреты.
«Да моя она! Моя!», – ору мысленно.
Поднимаю. Приставляю член. Врываюсь.
Чарушина вскрикивает и обнимает руками. Летит поцелуями по моему лицу и шее, пока не сцепляемся губами. Я быстрее – первым скольжу в ее рот языком и там свое право отстаиваю. Маринка лишь мычит что-то и начинает двигать бедрами.
Готова, значит.
Одной рукой перехватываю ее поперек спины, другой скольжу на затылок. Крепко сжимаю. Резко подаюсь назад и вбиваюсь обратно.
Она течет. Я рычу.
Толчок, толчок, толчок… Кончаю. Потому что все, что мне в это мгновение нужно – наполнить ее собой.
– Ты моя… Моя… – повторяю, словно одержимый.
Дотрахиваю, пока не разлетается. И сам еще раз догоняюсь, хоть второго раза и не планировал. Спешим же. Но остановиться я не могу, какими бы доводами рассудка ни гудела голова.
После этого, естественно, приходится еще раз помыться. Тогда уже спокойно собираемся и, наконец, выезжаем.
– Дань… – окликает Чаруша в какой-то момент. – Э-э-э… Мне тут Никита написал… Он едет ко мне домой…
– Марина… – толкаю разъяренно. – Какого, блядь, хрена?
Понимаю, конечно, что ее вины в данном случае нет. Но, мать вашу, меня так полощет от одной лишь мысли, что он на что-то с ней претендует! Нога на автомате втапливает педаль газа. Двигатель разрывается мощным рокотом. Хорошо, что на светофоре стоим. И вся эта сила уходит вхолостую.
– Даня… – накрывает мою ладонь своей. Пытается сжать. Я машинально бросаю рычаг коробки передач и разворачиваю кисть. Заторможенно моргая, наблюдаю за тем, как переплетаются наши пальцы. – Я люблю тебя.
Когда это слышу, вскидываю взгляд уже на Маринкино лицо. Она перегибается через консоль и припадает к моему рту. Принимаю, конечно, и это.
– Для меня только ты важен, – шепчет пару секунд спустя. – Но давай нормально все решим. Не злись, пожалуйста.
Сзади сигналят.
Бросаю взгляд на светофор и, убедившись, что уже действительно зеленый горит, плавно трогаюсь. Ладонь Маринкину продолжаю стискивать, ни на миг не отпускаю. Чтобы переключать передачи, использую левую руку.
– Что именно у вас с ним было? – спрашиваю, когда удается перевести дыхание.
Жестко спрашиваю. Не могу контролировать голос.
– Ничего такого… – невнятно бормочет Чарушина.
Я сходу смотрю ей в лицо. Нет, не смотрю, а сканирую. Мог бы, считал бы всю память. А так приходится ориентироваться исключительно на эмоции. Но и они немало выдают.
Она стесняется.
Почему?
– Конкретнее, Марин.
– Боже, Дань… – пыхтит, начиная раздражаться. Даже руку дергает, желая забрать. Черта с два. Только крепче сжимаю. – Целовались, как все пары. Иногда он… Иногда он трогал меня! Через одежду! Я его – нет!