На грани фола (СИ)

Охуенная.
Протянув на пошлых неотвеченных сообщениях до обеда, я решаю взять свою судьбу, то есть Булочкину задницу, в собственные руки. Закинувшись лекарствами и наплевав на рекомендации врача по соблюдению постельного режима, пру в студгородок.
Нет, я, конечно, не думаю, что Огнева после ночи секса подастся во все тяжкие… Хотя… А вдруг она двадцать лет ждала принца, который разбудит ее сексуальность, а теперь готова исследовать дивный мир плотских утех? Рисковать мне не хочется. Она моя. По крайней мере, пока я ей не наемся. Правда, сейчас у нас обратная картина — сколько бы мы с ней ни экспериментировали, голод только растет. Сука, да я себя ощущаю, будто вечность не жрал нормально, хотя накануне кончил дважды.
В универе, несмотря на выходной, оказывается многолюдно. Все лезут ко мне с приветствиями, будто год не видели, а я сразу топлю на второй этаж, где у Булочки пары. Да уж, ее расписание я теперь лучше, чем свое, знаю. Каблук, короче.
Перепрыгивая через ступеньки, несусь вперед на всех парусах, предвкушая, что сожму Булочку в объятиях, как вдруг на последней стопорюсь. Будто в сказке, блять, толпа студенческого планктона передо мной расступается, и я вижу огненную задницу, обтянутую джинсами, в компании бугая Воронцова. Мысль, что она может быть с ним, вызывает болезненный спазм в солнечном сплетении. Внутри нарастает противное чувство, горечью разливающееся во рту. Это собственнические инстинкты, — объясняю себе эту херню. Это ревность, — проносится в воспаленном мозгу.
— Какого хуя! — рычу, срываясь с места, чтобы оторвать мою Булочку от боксерского шкафа, который тянет к ней свои губы, руки и член.
Ее оторвать, его выебать. Фигурально выражаясь. Он, может, и боксер, но я тоже железки в зале тягаю не просто так.
— Руки от нее убрал! — высекаю отрывисто за секунду до того, как дергаю Огневу на себя, прячу ее к себе за спину, а сам, выпятив грудь колесом, бросаюсь на Воронцова.
— А ты ей кто, чтобы приказы раздавать? — цедит ушлепок, сжимая кулаки, и с вызовом смотрит на меня.
Драться хочет? Отлично. Я давно его отмудохать хочу, еще с тех пор когда он с вареньем к моей Булочке подкатывал. Карлсон, бля.
— Арсений, прекрати, — маленькие ладошки цепляются за рукав моей ветровки. — Не надо.
Не надо было с ним тереться. А въебать ему, чтобы не зарился на чужое, очень даже надо. А потом и ей пиздюлей выписать, чтобы неповадно было вылезать из моей койки и с бугаями всякими одним воздухом дышать.
— Дим, прошу тебя, — теперь она к нему обращается. Из-за моей, сука, спины линяет и протискивается в узкое пространство между нами. — Будь умнее.
Это она ему, блять, говорит? Это он у нас умнее? Да, бляяяяяяяяять! Я же его растерзаю, чтобы она даже думать о нем не смела в моем присутствии. Никогда не смела думать. Вообще никогда.
— Слушай сюда, боксер, — выдаю яростно, поверх сладко пахнущей макушки моей Булочки. — Еще раз яйца свои к ней подкатишь…
Понижаю голос для устрашения, но моя угроза глохнет в громком приветствии Руслана:
— Гром, ты что тут устроил?
— Съебись, Руслан.
— Руслан, — облегченно выдыхает Огнева. — Забери его.
Забери его??? Хуй меня кто заберет. Не в этот раз. Я собираюсь разъебать боксера у всех на глазах. Но у Руса с Саней, очевидно, противоположные моим планы. Потому что они на пару оттесняют меня от Воронцова и, разогнав притихшую в ожидании драки толпу, тащат меня к лестнице.
— Вика! — рычу я, бросая взгляд через плечо на потрясенную Булочку. Надеюсь, пойдет за мной, но она лишь качает головой. Сука. Она с ним останется? С ним??? После всего, что между нами было?
Рвусь к ней, но ребята валятся на меня, не позволяя даже шагу ступить, а я чересчур ошарашен всем этим: внутренним раздраем, дикой ревностью, но главное — глазами Булочки, полными слез, когда она без слов мне отказывает, что ничего толком и сделать-то не могу.
— Ну какой ты Ромео? — Рус издает снисходительный смешок, когда мы оказываемся на улице. — Ты Отелло, блять, местного разлива.
 
— Захлопнись, — ищу по карманам ветровки сигареты и опять обламываюсь. Что за день такой, пиздец.
— Ты реально в нее вмазался! — не унимается Платонов. — Ну, Гром, блять, как так?
Как так — я бы и сам хотел знать. Хотел бы знать и предотвратить, пока было возможно. Потому что сейчас в моей груди зияет черная дыра, а я в полном ступоре, потому что не знаю, какими чудодейственными нитками ее латать. Как представлю ее с ним…
— Как это вообще между вами произошло? — подает голос Саня.
Временами он реально тупит. Вот как сейчас. Бухал бы меньше, может, раньше меня заметил тревожные звоночки. Он же меня со школы много раз от беды отводил. Где, блять, он был, когда я поддался мучному безумию? Из-за него! Из-за него на лузера наехал. Из-за него Огневу вынудил мне прислуживать. На хуя, на хуя…
— Арсений!
Одно короткое мгновение я думаю, что дрожащий голос звучит в моей голове. Но я все же оборачиваюсь, заранее готовясь к разочарованию. А нет. Булочка. Стоит тут. Глаза покраснели, щеки бледные, жмет к себе сумку, будто щит от меня. Пришла, значит. Не осталась с Воронцовым.
Моя.
Черная дыра в груди, как по взмаху волшебной палочки, начинает стремительно затягиваться, в окружающий мир возвращаются краски, даже курить не хочется, а вот трахаться — очень. Вытрахать Огневой мозг, как она мне его изо дня в день трахает.
— Поехали отсюда, — говорю без предисловия, игнорируя застывших в недоумении друзей.
— Серьезно? После того, что ты устроил? — Булочка хмурит брови и дует губы. Злится. Чувствую это по тому, какие волны ярости от нее исходят. Такую ее — злую и сексуальную — я хочу еще сильнее.
— У меня поговорим, — начинаю терять терпение.
— Я к тебе не поеду.
— Ну, если хочешь выяснять отношения перед всем универом — давай. Мне по хуй, — для убедительности я даже рукой взмахиваю.
— Тебе на все по хуй.
— Если бы мне было на все по хуй, я бы валялся сейчас в постели, как мне врач говорил, а не говорил бы с тобой после того, как ты терлась с боксером.
— Я с ним не терлась! — Кажется мне или она реально готова расплакаться? — Мы разговаривали.
— Он свои губы к тебе тянул. И лапы. Это ты называешь разговором?
— С тобой бесполезно спорить, когда ты в таком настроении! — взрывается Булочка.
— А ты попробуй. Дома. Или хотя бы у меня в машине.
Булочка фыркает. Секунду-другую что-то размышляет. В конце концов, морщит аккуратный нос. Дерзко задирает подбородок. Не идет даже — парит мимо меня к тачке. Сука. Охуительная.
Киваю застывшим в изумлении Русу и Сане, иду за ней следом, на ходу снимая блокировку с «Порше». Смотрю на ее шикарный зад и, незаметно одернув ширинку на джинсах, досадливо вздыхаю. Хочу ее прямо сейчас. Говорил же, каблук. Как это лечится?
— Мы с Димой просто друзья, Арсений, — выдает Огнева с каким-то усталым вздохом, когда мы в молчании проезжаем пару кварталов. — И если бы ты не появился, я бы сама его оттолкнула и сказала, что ничего у нас с ним не получится.
Ну, заговорила принцесса. Отлично. А мне тоже есть что сказать. Я резко выкручиваю руль и, снизив скорость, паркуюсь на вакантное место у здания администрации города, которое мы как раз проезжаем.
— Ты с ним тусила, я знаю. На свидания ходила.
— Ты тоже много с кем тусил, — она демонстративно закатывает глаза. — А то, как мы с ним тусили, даже с натяжкой нельзя свиданием назвать. Пили кофе. Болтали. Расходились по домам.
— Больше никаких Дим, никакого кофе и никаких свиданий, поняла? — я обхватываю пальцами дерзкий подбородок и впиваюсь в нее умоляющим, сука, взглядом. — Поняла?
  
Глава 38
 
Арсений 
Если зараза и понимает меня, то говорить мне об этом она явно не собирается. Отворачивается и, кусая губы, пялится в окно. Скрещивает руки и прячется от меня во всех смыслах, пока я слюной исхожу на ее грудь, выглядывающую из расстегнутого пуховика и обтянутую водолазкой. Это странно, но меня пиздец как бесит, что она сняла с себя свою огромную толстовку. Бесит, что теперь это видят все, включая бугая-недоростка. Но больше всего меня бесит сам факт, что меня это бесит.