Кровь богов (сборник)

– Генерал Брут – мой гость. – Произнося эти слова, пожилой сенатор уже думал о том, что ждет их за порогом.
– Он должен оставить гладий здесь, – ответил солдат.
Марк Брут взглянул на него так, что страж потянулся к рукояти собственного меча, но тут Кассий рассмеялся:
– Отдай его, Брут. Не серди человека.
Хмурясь, его друг отцепил ножны, вместо того чтобы обнажать меч и пугать солдата. Он отдал оружие и последовал за Кассием, внезапно разозлившись, хотя и не мог точно сказать, в чем причина этой злости. Юлия Цезаря никогда не останавливали у этой двери. А теперь, именно в момент триумфа, ему указали его место. В стенах сената Брут был всего лишь одним из офицеров Рима, пожилым человеком без гражданского статуса. Что ж, это предстояло исправить. Теперь, когда Цезарь мертв, появилась возможность исправить все, что пошло не так в его жизни.
Больше четырехсот человек собрались в это утро в сенате, и их тела так нагрели воздух, что внутри, несмотря на распахнутые двери, было заметно теплее, чем снаружи. Долгие годы простояв рядом с Юлием, Брут знал большинство из них, но одно новое лицо привлекло его внимание. Бибул. Много лет назад этот человек служил вместе с Цезарем консулом, но что-то произошло между ними, и Бибул больше никогда не появлялся в сенате. Его внезапное возвращение красноречиво говорило о смене власти… и о том, насколько многие уже были осведомлены. Брут видел, что за годы, проведенные в изгнании, бывший соратник Юлия ужасно постарел. Он стал еще толще, под глазами у него появились темные, раздутые мешки, на щеках – сеть мелких лопнувших сосудов. Раздражение на щеках и подбородке говорило о том, что он побрился впервые за несколько месяцев. Глаза Бибула ярко сверкали, и Марк Брут засомневался – не выпил ли тот, празднуя смерть своего врага?
Не похоже было, что новости Кассия повергнут собравшихся в шок. Выражение лиц слишком многих сенаторов, а также то, как они переглядывались и обменивались кивками, однозначно указывали, что им известно о смерти Цезаря. Брут презирал их всех, ненавидел за изнеженность и самодовольство. Он побывал в Египте, Испании, Галлии, он сражался за Республику, убивал за нее, пока они сидели здесь и говорили дни напролет, ничего не зная о жизни людей, которые проливали за них свою кровь.
Гай Кассий направился к ростре. Когда-то она была изготовлена из носовой части боевого карфагенского корабля и символизировала мощь Рима, но потом сгорела во время пожара, как и практически все остальное в этом здании. Теперь ее заменила копия меньших размеров. Брут перевел взгляд на мужчину, который стоял за рострой, и замер. Ему внезапно стало ясно, что с того момента, как он вошел в зал заседаний, его пристально разглядывали.
Последний год консульства Марка Антония еще не закончился. До утренних событий он был лишь марионеткой Цезаря, но теперь все изменилось. С возвращением Республики бразды правления переходили в руки консула. В этом человеке чувствовался лидер, и Брут не мог не признать, что Антоний – высокий, мускулистый мужчина с чертами лица и прямым носом коренного римлянина – обладал всем необходимым. Никто из Освободителей, готовя убийство, не знал, как он отреагирует на случившееся. Один из заговорщиков, Гай Требоний, получил задание отвлечь консула. Марк Брут увидел молодого сенатора сидящим неподалеку. Выглядел он столь довольным собой, что у генерала свело живот.
Марк Антоний смотрел на него поверх голов сидящих сенаторов, и Брут чувствовал: тот в курсе всего случившегося и потрясен. Консулу сообщили, или он услышал новость, когда об убийстве начали шептаться все вокруг. Цезарь убит. Тиран мертв. Они все знают, внезапно понял Брут. И однако никто еще не объявил об этом во весь голос.
Кассий Лонгин встал у ростры. Марк Антоний возвышался над ним на целую голову. Кассий вскинул правую руку, коснулся дерева, как талисмана, и заговорил в наступившей тишине:
– В этот день, в мартовские иды, Рим освобожден от угнетателя. Пусть весть об этом разнесется по всему свету. Цезарь мертв, и Республика восстановлена. Пусть возрадуются духи наших отцов. Пусть возрадуется город. Цезарь мертв, и Рим свободен!
 
Эти слова вызвали громкие крики. Сенаторы с побагровевшими от напряжения лицами радостно орали и так топали ногами, что дрожали стены. Марк Антоний стоял, склонив голову, на шее у него вздулись жилы.
Внезапно Брут подумал о египетской правительнице, Клеопатре, находящейся теперь в красивом римском доме, где ее поселил Цезарь. Наверняка царица еще не знала о том, что случилось с отцом ее сына. Он представил себе, какую панику вызовет у нее эта весть. Не сомневался генерал и в том, что она тут же соберет драгоценности и покинет Рим со скоростью, на какую только способны хорошие лошади. Мысль эта впервые за все утро вызвала у него улыбку. В ближайшие месяцы предстояло возродить заново столь многое. Цезарь был подобен огромной глыбе, подавлявшей все и вся в этом городе. Теперь они распрямятся, станут сильнее и лучше, чем были прежде. Брут это чувствовал. Его время наконец-то пришло.
Сенат почти забыл о своей прежней роли. Марк Брут видел, как эти людишки вновь осознавали находящуюся в их руках власть. Еще вчера они были слугами, а этим утром, под победные крики, вновь стали свободными людьми. Исключительно благодаря ему. Брут склонил голову, занятый своими мыслями, но, услышав голос Антония, вновь поднял взгляд. Предчувствие беды вернулось.
– Сенаторы, успокойтесь! – возвысил голос Марк Антоний. – Теперь, когда мы знаем о случившемся, нам уже сегодня надо сделать очень многое.
Брут нахмурился. Этот человек всегда поддерживал Цезаря. Для него все закончено. Ему бы сейчас с достоинством покинуть зал заседаний сената и спасать свою жизнь.
– На Марсовом поле легионы ждут, что Цезарь поведет их на Парфию, – продолжил Антоний, не замечая раздражения Брута. – Их необходимо успокоить до того, как они узнают новости. Они верны Цезарю. Их надо гладить по шерстке, иначе не избежать мятежа. Только авторитет сената стоит между всеми нами и анархией в этом городе. Сенаторы, успокойтесь! – Последние слова прозвучали приказом, громко и резко, и шум в зале заседаний наконец стих.
Брут, стоявший у двери, с сомнением покачал головой. Марк Антоний, конечно, не дурак, но сейчас он зарвался. Возможно, думает, что сможет стать частью новой эры, хотя долгие годы выслуживался перед Цезарем. Все это чистой воды политика, но Брут понимал: многие сенаторы еще пребывают в растерянности и не знают, как вести себя в изменившемся мире. У консула даже есть шанс спастись, но для этого ему следует свершать каждый шаг с максимальной осторожностью. Прошлые обиды никуда не делись, на Антония многие затаили зло. Тем не менее этим утром он еще оставался консулом.
– Необходимо провести голосование до того, как кто-то из нас выйдет из этих стен, – продолжил Марк Антоний, и его сильный голос заполнил зал заседаний. – Объявив амнистию убийцам Цезаря, мы подавим мятеж еще до того, как он начнется. Граждане и легионы увидят, что мы восстановили справедливость и закон, которые попрал один человек. Я объявляю голосование.
Брут застыл, ему вновь стало не по себе. Кассий стоял у ростры, приоткрыв рот. Это ему следовало объявить голосование по амнистии. Об этом был уговор, и Освободители знали, что их оправдают. Брут едва не взвыл от злости, когда с этим важным шагом их опередил любимчик Цезаря. Слова рвались из груди. Цезарь оставлял Рим на Антония, когда уходил в поход на врага, Антоний был его ручным консулом, маской, позволяющей скрывать тиранию. Какое право имел этот человек говорить так, будто именно он вернул им Республику? Генерал уже шагнул вперед, но голос Марка Антония остановил его.
– Я прошу только об одном: в смерти не лишайте Цезаря достоинства. Он был гордостью Рима. Легионы и народ ждут, что его заслуги оценят по достоинству. Неужели люди, которые низвергли его, откажут ему в этом? Не должно быть ни тени позора, никаких тайных похорон. Давайте отнесемся к божественному Юлию с уважением. Теперь, когда он ушел из этого мира. Теперь, когда он покинул Рим.