Однажды в сказке (СИ)

– Ну, во-первых, никакой опасности для жизни не было. Тони бы тебя не убил, – сообщила она торопливо, будто пыталась снизить градус напряженности.
Брок, прекрасно помнивший лицо Старка, на котором была написана жажда убивать, с ней не согласился. Барнс, Джек и Романова, кажется, были с ним солидарны.
– Если бы не Барнс… – начал он, стискивая уже почти привычный веер так, что он затрещал, хотя ломаться по-прежнему и не думал.
– Баки, ну неужели так сложно называть нас по именам? – вклинился в его речь наглевший с каждой минутой все больше спаситель, на правах героя начиная предъявлять требования.
Роджерс, удерживая на лице благожелательное выражение, не глядя, ущипнул его за бок. Барнс ухмыльнулся, а Брок, прекрасно помнивший, каким он был в ГИДРе, очень подозревал, что ему просто нравилось дразнить любовника. Так, в конце концов, он был постоянно в фокусе его внимания.
– Если бы не Баки, – согласился Брок, мысленно решив, что этой уступкой отплачивает за свое спасение. – Старк бы меня убил. Он голыми руками швырнул Джека через половину коридора, бросил Романову в стену и проломил дверь.
– Я серьезно, – жалобно сказала ведьма. – Насколько я поняла из того, что вышло… Это сказки, и один этап не начнется без другого. То есть Тони бы не напал до того, как рядом появился бы тот, кто мог тебя спасти. К тому же в сказках главные герои, – а твое высочество явно главный герой – никогда не умирают.
Глаза у нее то вспыхивали алыми огоньками, то снова гасли. Брок, в свою очередь, подозревал, что скоро от злости у него пойдет из ушей дым.
Роджерс успокаивающе погладил его по колену, и Брок, даже не попытавшись себя остановить, шлепнул его по руке веером. Барнс старательно заглушил смешок.
Романова и Джек переглянулись и выжидательно уставились на ведьму.
– Простите, – Ванда опустила глаза в пол. – На угрозу сюжету сказка среагировала агрессивнее. Но вы тоже в целом были в безопасности. Тони же не погнался за вами, хотя мог бы.
Брок недобро сощурился, прикидывая, какой сказкой можно оправдать убийство ведьмы. Фольклором он никогда особенно не интересовался, сказки, читанные в детстве, давным-давно позабылись, стертые куда более произаичной реальностью и полной опасностей жизнью.
– Кстати, – вмешалась Романова. – Не то, чтобы я думала, что ты хорош, но почему ты сам не остановил Тони?
На Брока моментально уставились все, кто находился в зале. Под этими выжидательными, требовательными взглядами он почувствовал себя голым.
– Бар… Баки, дай ствол, – бросил Брок.
– Который? – предсказуемо спошлил Барнс, сверкнув глазами.
Брок и присоединившийся к нему Роджерс уставились на него одинаково укоризненными взглядами, но добились прямо противоположного – тот восторженно выдохнул и медленно облизал пухлые губы.
– Господи, наказание какое-то, – вздохнул наконец Барнс, так ничего от них не дождавшись, и вытащил припрятанный за спиной пистолет, перехватывая его за ствол.
Брок, уже зная, что будет, протянул руку, пытаясь сомкнуть пальцы на рукояти, но рука задеревенела, напрочь отказываясь браться за оружие. Баки отпустил пистолет, Брок его, разумеется, не удержал, и тот свалился на пол, утонув в высоком ворсе ковра.
– Вот тебе и ответ, Романова. Я не могу драться и не могу держать оружие. У меня есть только этот веер, а еще мне очень хотелось с визгом убегать по коридору! – рявкнул Брок и, сам от себя не ожидая, вдруг всхлипнул.
В носу защипало, горло перехватило, а из глаз полились слезы. Впервые за черт знает сколько лет он, Брок Рамлоу, вполне нормальный мужик, начал рыдать. И ладно бы просто рыдать, но он делал это перед охуевшими от такого спектакля зрителями. И не мог остановиться.
У Барнса от изумления открылся рот. Джек поспешно уставился в пол, Бартон и Романова походили на двух очень удивленных сов, а Ванда, покосившись на него, быстро обшарила глазами окна и двери, словно подбирала путь к отступлению. Один Роджерс невозмутимо обнял его, позволяя уткнуться в свое плечо, и Брок принялся заливать его слезами.
 
– Вообще-то, я злюсь, я не хотел плакать, – всхлипывая, невнятно сообщил он невольным зрителям.
– Это норма, – хором сказали Романова и Ванда, будто признали в нем подружку.
Барнс, неловко кашлянув, сходил к столику и налил воды в стакан. Пока Брок, стуча зубами о тонкую стеклянную стенку, запивал свою истерику, они с Роджерсом, сталкиваясь руками, гладили его по спине.
– Пиздец, – резюмировал Бартон, когда все более-менее успокоились, и, видимо, ситуация и впрямь была из ряда вон, раз даже его проняло.
Броку, правда, было не до этих размышлений. Потому что он, ощущая уже привычную чуждость в своей собственной голове, вдруг жеманно хихикнул, ловко, словно всю жизнь тренировался, раскрыл веер и прикрыл им рот. От неожиданно накатившего смущения у него горели, кажется, даже уши.
Воцарилось долгое молчание. Первым отмер, разумеется, Барнс, состроивший шкодливую физиономию, будто кот, вздумавший повиснуть на дверном косяке.
– Блядь, – на пробу сказал он.
Брок снова хихикнул, как школьница, впервые увидевшая порнушку, и со стоном огрел заржавшего Барнса веером.
Романова, Бартон и Ванда с каменными лицами поднялись и двинулись к дверям. Джек, подозрительно кусавший большой палец, посеменил за ними. Из коридора, в котором они скрылись, раздался громогласный хохот.
Брок, понадеявшись на сознательность Роджерса, повернулся к нему. Тот сидел, закрыв лицо обеими ладонями, и так явственно страдал, сдерживаясь, что его стало даже жалко.
– Да давай уже, – разрешил Брок, скрещивая на груди руки.
Роджерс сдавленно хохотнул, примирительно погладив его по плечу.
– Прости, – выдохнул он и, встретившись взглядом с державшимся за живот Барнсом, все-таки засмеялся.
Брок впервые видел его таким – без его привычной капитанской маски, открытым и искренне проявляющим свое веселье. Пожалуй, за одно только это можно было потерпеть приключившиеся неудобства. Поймав себя на этой мысли, Брок обреченно констатировал у себя влюбленность последней степени и мысленно поставил пометку «неоперабельно».
Барнс, боднув его широким лбом в плечо, одними губами произнес «прорвемся» и снова зафыркал от смеха.
– Паяц, – сказал ему Брок, кое-как найдя в памяти цензурное слово.
На этот раз дисциплина восстанавливалась долго. Даже от его рыданий оправились быстрее, чем от его краснеющей от смущения физиономии и противного, жеманного, кокетливого смешка. Немного успокоились все только после того, как пришлось обстоятельно рассказать обо всех выкрутасах Старка.
– Кстати, – Брок, поднявшись, обшарил карманы своего несостоявшегося убийцы и вытащил оттуда связку ключей. – Никто ничего не терял?
Разумеется, ключи потеряли все, причем и сами не поняли, когда и как это случилось. Брелок, правда, разобрать не получилось.
Ванда, задумчиво разглядывая связку, посмотрела сначала на Старка, а потом на Барнса.
– Раз единственным, у кого получилось достать Тони, был Баки, значит, так и должно было случиться. Магия подгоняет обстоятельства под сказки, и раз ты оказался принцессой, то тебя должны спасать, – сообщила она медленно, пытаясь сформулировать свою мысль. – Тут все понятно, Синяя Борода.
Брок попытался вспомнить все, что знал об этой истории, но помнил он только, что этот Синяя Борода был придурком, который зачем-то резал своих жен и держал их трупы в кладовке. Его профдеформированный мозг моментально выдал, что из этой кладовки должно было здорово вонять, так что следующие жены, видимо, были начисто лишены обоняния и ума.
Правда, сам он тоже полез в запретную дверь, решив, что Старк просто наклюкался и прикалывается…
– Но его же победили, почему тогда я все еще… это? – Брок ткнул пальцем в корону.
Ванда растерянно пожала тонкими плечами. Все замолчали, переглядываясь друг с другом, будто это должно было помочь найти ответ.
– Хотя стоп, кажется, в этой сказке злодея убили, а жена потом унаследовала все его состояние, разве нет? Барнс, давай ты его того, а я тебе двадцать процентов от наследства, а? – воодушевился Брок, припомнив подробности сказки.